Чаща - Новик Наоми - Страница 66

Ива прошествовала мимо меня, подобрав с одной стороны юбки, словно опасалась об меня запачкаться. Взмахнула рукой — засов приподнялся. Ива выплыла из комнаты. Тяжелая железная дверь с грохотом захлопнулась за нею, проскрежетав по камню, точно лезвие топора.

Марек стремительно обернулся ко мне, в поисках того, на ком бы выместить гнев.

— А ты! Ты должна быть главной свидетельницей на суде, а ты разгуливаешь по всему замку, одетая как кухонная замарашка! Думаешь, кто-то поверит хоть единому твоему слову? Три дня прошло с тех пор, как я добился, чтобы тебя внесли в реестр…

— Ты добился?! — негодующе воскликнула я, с трудом поднимаясь на ноги с помощью Каси.

— И все, что ты сделала — это убедила весь двор, что ты никчемная деревенщина! На что ты похожа?! Где Солья? Он должен был объяснить тебе, как себя вести…

— Не надо мне объяснять, как себя вести! — отрезала я. — И мне плевать, что обо мне здесь думают. Это все не важно!

— Еще как важно! — Марек схватил меня за руку, оторвал от Каси и поволок за собою. Я, спотыкаясь, пыталась вспомнить хоть какой-нибудь заговор и отшвырнуть принца прочь, но Марек всего лишь подтащил меня к окну и указал вниз, на замковый двор. Я замешкалась и озадаченно посмотрела, куда он указывал. Вроде бы ничего пугающего там не происходило. Посол с алой перевязью как раз входил в двери вместе с наследным принцем Сигмундом.

— Этот человек рядом с моим братом — посланник Мондрии, — тихо и яростно проговорил Марек. — Тамошний принц-консорт скончался прошлой зимой. Через полгода принцесса снимет траур. Теперь понимаешь?

— Нет, — озадаченно призналась я.

— Она метит в королевы Польнии! — заорал Марек.

— Но ведь королева не мертва, — возразила Кася.

И тут мы все поняли.

Похолодев от ужаса, я вытаращилась на Марека.

— Но король… — пролепетала я. — Он же любил ее… — Я умолкла.

— Король откладывает суд, пытаясь выиграть время, ясно тебе? — объяснил Марек. — Как только воспоминания о чудесном спасении померкнут, он отвлечет внимание знати на что-нибудь другое и потихоньку казнит мою мать. Ну что, ты станешь помогать мне или будешь и дальше дурить, пока не выпадет снег? И тогда сожгут и ее, и твою ненаглядную подружку заодно, ведь на мороз зеваки носу не высунут!

Я крепко стиснула твердую Касину ладошку, словно могла таким образом защитить подругу. Это слишком жестоко, слишком нелепо и горько, даже в мыслях не укладывается! Мы освободили королеву Ханну, мы вызволили ее из Чащи — и все для того, чтобы король отрубил ей голову и женился на другой. Просто ради того, чтобы добавить еще одно княжество к карте Польнии, еще одну драгоценность к своей короне.

— Но он же любил ее, — повторила я: глупо, конечно, но не возразить я не могла. И все-таки та история, история о возлюбленной, навеки утраченной королеве, казалась мне куда более убедительной, нежели рассказ Марека.

— По-твоему, король так легко простит, что его выставили дураком? — возразил Марек. — Его красавица-жена сбежала от него с роским мальчишкой, который пел ей любовные серенады в саду. Вот что про нее говорили, пока я не подрос настолько, чтобы убивать болтунов за такие речи. Когда я был ребенком, мне вообще запрещали упоминать ее имя при отце.

Марек неотрывно глядел на королеву Ханну, застывшую в кресле. Она была бессмысленна и пуста, как чистый лист бумаги. В его лице я словно увидела того самого ребенка, что прятался в заброшенном садике своей матери от толпы ядовитых придворных сплетников, а они перемигивались, и пересмеивались, и перешептывались насчет королевы — они-де с самого начала все знали — и вздыхали, изображая горе.

— По-твоему, мы сумеем спасти ее и Касю, танцуя под их дудку? — спросила я.

Принц перевел взгляд с королевы на меня. Кажется, он впервые ко мне прислушался. Грудь его трижды поднялась и опала.

— Нет, — наконец согласился Марек. — Они все просто стервятники, а он — лев. Придворные покачают головой, согласятся, что это стыд-позор, и жадно кинутся на кости, которые он им бросит. А ты можешь принудить моего отца ее помиловать? — потребовал принц, так легко и просто, как будто речь шла не о том, чтобы заколдовать короля и лишить его воли — об ужасах похуже Чащи.

— Нет, — возмущенно ответила я. И оглянулась на Касю. Она стояла, положив руку на спинку королевиного кресла, прямая и строгая, одетая золотым заревом. Кася качнула головой. Она бы никогда меня о таком не попросила. Она даже не попросит меня сбежать с нею вместе и бросить наш народ на растерзание Чащи — притом что король вознамерился убить ее, чтобы покончить и с королевой. Я сглотнула. — Нет, — повторила я. — Этого я не сделаю.

— Тогда что ты сделаешь?! — прорычал Марек, снова начиная злиться, и выбежал из комнаты, не дожидаясь моего ответа. Оно и к лучшему. Что ему сказать, я не знала.

Стража Чаровницкой меня узнала, несмотря на крестьянскую одежду. Караульные распахнули передо мною массивные деревянные двери — и снова их захлопнули. Я стояла, прижавшись к створкам спиной, над головой моей сверкала позолота и резвились ангелы, и бесконечные ряды книг выстраивались сверху вниз вдоль одной стены и снизу вверх вдоль следующей, они тонули в нишах и снова выныривали на свет. За столами тут и там работали люди: несколько юношей и девушек в мантиях склонялись над перегонными кубами и книгами. На меня они внимания не обратили: они были слишком заняты.

В Чаровницкой я себя как дома не ощущала: уж больно она безликая, от нее, в отличие от Драконовой библиотеки, так и веет холодом, но по крайней мере это место было мне понятно. Я по-прежнему не знала, как спасать Касю, но наверняка здесь я скорее изыщу хоть какой-нибудь способ, нежели в бальной зале.

Я взялась за ближайшую лестницу и со скрипом подтащила ее к самой первой полке, затем подоткнула юбки, вскарабкалась наверх и принялась рыться в книгах. К подобным поискам мне было не привыкать. Когда я ходила в лес, я не то чтобы знала, за чем иду — я ходила искать что найдется, а там уж разберемся, зачем оно нам надо; встретятся грибы — значит, назавтра сварим грибной суп, а если вдруг подвернутся плоские камешки, так заделаем яму в дороге рядом с нашим домом. Я подумала, наверняка ведь среди всего этого великолепия обнаружится книга-другая, которые заговорят со мною так же, как записки Яги; а может, среди шикарных томов с золотым тиснением прячется еще какой-нибудь из ее дневников.

Я трудилась споро: просматривала книги самые пыльные, самые невостребованные. Проводила по ним ладонями, считывала названия с корешков. Но все равно работа продвигалась медленно, а главное — безрезультатно. Я обшарила двенадцать широких книжных шкафов от пола до потолка, по тридцать полок в каждом, и уже засомневалась, а найду ли там что-нибудь вообще: от всех книг исходило ощущение сухой, чопорно-строгой отчужденности, — казалось, продолжать поиски смысла нет.

Пока я работала, стемнело. Горсточка студентов ушла, повсюду в библиотеке магические светильники померкли до слабого отблеска горячей золы, словно уснули. Только один, тот, что на моей полке, по-прежнему сиял ярко, как светлячок. У меня ныли лодыжки и спина. Зацепившись ногой за ступеньку и немыслимым образом извернувшись, я пыталась дотянуться до самых дальних томов. Я просмотрела одну стену едва ли на четверть, и то по-быстрому, небрежно, задержав внимание от силы на одной десятой от всех книг. Саркан уже пробурчал бы что-нибудь нелестное.

— Чего ты ищешь?

Я чуть с лестницы не свалилась прямо на голову отцу Балло: в последний момент успела-таки схватиться за перила и больно ободрала лодыжку. Посреди залы в одном из стеллажей открывалась дверца в какую-то внутреннюю комнатушку — вот оттуда Балло и вышел. Он тащил в руках четыре увесистых тома — видимо, собирался поставить их на место. Священник недоуменно воззрился на меня снизу вверх.

Я еще не вполне пришла в себя от изумления, так что ляпнула не думая: