Три короны для Мертвой Киирис (СИ) - Субботина Айя - Страница 15

— Что за порошок ты дал ему в этот раз? Какой-то новый рецепт? Почему мне не сказал?

— Всего лишь поменял пропорции прежнего, моя королева. Он должен был снять боль, и я, признаться, сам удивлен побочным эффектом.

— То есть ты хочешь сказать, что подсунул наследнику империи что-то такое, что…

Она чуть не задохнулась от гнева, но в этот момент Раслер что-то пробормотал во сне и повернулся на бок. Одеяло сползло ниже, обнажило повязку на животе — и злость Бергаты как рукой сняло. С безграничной любовью женщина подоткнула ему одеяло и несколько долгих минут всматривалась в лицо спящего сына.

С кровати Бергата встала уже прежней жестокосердной королевой, готовой до последнего вздоха бороться против каждого, кто посягнет не только на ее детей, но и на ее право оставаться возле них так долго, как это возможно.

— Тебе стоит поблагодарить лекаря за то, что он уже дважды спасает твою шкуру: первый раз подчищая за тобой неумелое лечение моего сына, и сейчас, рискнув встать между тобой и моим гневом. И, помнится, я предупреждала о том, что тебе следует знать свое место, потому что оно точно не в постели ни одного из моих сыновей.

— Я запомню, королева-мать. — Киирис приложила ладонь к кровоточащему виску и шмыгнула окровавленным носом. — Теперь-то наверняка запомню.

«Мы запомним», — прошипела в унисон ее словам Кровожадна ипостась.

— Кто-то объяснит мне, что тут происходит?

Раздраженный голос императора заставил Киирис собрать последние остатки сил и подняться, чтобы сделать поклон. Хотя она едва стояла на ногах и, ее отчаянно шатало из стороны в сторону. Нельзя показывать слабость, нельзя обнажать свою попранную гордость. И тем более, сейчас не время становиться между обезумевшей волчицей и ее волчатами, которые давно превратились в охотников на людей, но для нее по-прежнему остаются щенками.

Нужно во что бы то ни стало узнать про Осколок. А как это сделать, если за один день в замке она успела насолить этой гарпии везде, где только можно?

— Твой брат спит, Дэйн!

Удивительная метаморфоза! Киирис стоило усилий сдержать иронический смешок и не выдать свою злость. Только что Королева-мать была спятившей ссукой, но, стоило появится императору — и ее безумие растворилось без следа. Осталась лишь дрожащая от счастья женщина, которая не стесняется подтирать набежавшие в уголках глаз нечаянные слезы.

Вот только императора эта комедия нисколько не тронула. Он едва скользнул взглядом по лицу матери, подошел к постели брата, прислушался, чтобы убедиться в правдивости ее слов. Потом поднял взгляд на Киирис: ей хотелось снова согнуться в поклоне, лишь бы спрятаться от этих ледяных непроницаемых глаз, но она не рискнула. Лучше вытерпеть эту пытку, чем позорно потерять сознание от нарастающего шума в голове.

И что, в конце концов, такого необычного в том, что после ранения Наследник костей провалился в заслуженный и необходимый для выздоровления сон?

— Твой брат был ранен, потому что вот эта девчонка охмурила его своими проклятыми чарами и …

— Раслеру необходим покой, — грубо перебил мать Дэйн. Хватанул словами так, что вышколенная стража вытянулась по выправке, словно их приколотили гвоздями к стенам. При этом он даже не повышал голос — лишь слегка изменил интонацию. — Странно, что Королева-мать не понимает таких очевидных вещей.

Ох и не понравилась же ей эта публичная оплеуха!

Киирис позволила себе слабину насладиться зрелищем, которое вряд ли будет часто лицезреть: Бергата побледнела, поджала губы, будто сдерживала рвущийся наружу поток слов. Слезы тут же высохли.

— Никто не смеет упрекать меня в нелюбви к моим детям, император, — сказала она дрожащим от напряжения голосом.

— В этой империи, Королева-мать, я смею все, что угодно. Еще раз попытаешься ограничить мою власть — и будешь коротать время с Башне плакальщиц. С клеймом на языке. Вон отсюда все.

Этот человек обладал удивительной властью, и еще более удивительной способностью ею манипулировать. И ему было плевать, что произнесенная в присутствии посторонних угроза еще одной унизительной пощечиной. И это несмотря на то, что — Киирис в этом не сомневалась — Дэйн знал, как силен ее материнский инстинкт.

— Ты пойдешь со мной, мейритина. — Стоило им выйти за пределы комнаты, император властно и жестко взял ее под локоть. — Мне кажется, нам есть, о чем поговорить.

Она всего лишь собиралась поклониться и выразить свою покорность. Уже дважды Дэйн показал, что не спускает ни одного кривого слова в свой адрес, и не делает поблажек даже для той, которая его родила. Страшно представить, что император сделает с рогатой химерой, по вине которой, пусть и весьма призрачной, пострадал наследник империи. Возможно, мужчины этого семейства не пылают братской любовью друг к другу, но подобные проступки обязаны караться со всей строгостью вне зависимости от личных отношений. Как говорила одна из наставниц: лучше наказать за кражу чужого гуся, чем после сетовать на пропажу собственного.

Но поклон вышел смазанным. Ее шатнуло в сторону так сильно, что если бы не поддержка Дэйна, Киирис непременно бы упала.

— Будь оно все неладно! — прорычал он и легко, словно ноша весила не больше пуховой подушки, поднял мейритину на руки. И пошел дальше, что-то бормоча себе под нос. — Ты хоть осознаешь, что от тебя кругом одни хлопоты?

— Да, мой император. — А что еще ей оставалось, кроме покорного признания несуществующей вины? Хозяевам мира нельзя говорить, что они не правы, если только на черный день не припрятана запасная голова. — Я искренне сожалею, что своим присутствием доставляю столько неприятностей и отвлекаю тебя от куда более важных дел.

Он остановился, за их спинами, лязгнув стальными сапогами, остановились гвардейцы из личной охраны императора. Киирис предпочитала не думать о том, кто скрывается за двухметровыми громадными фигурами, закованными в полную броню и шлемы с узкими прорезями для глаз. Вряд ли люди. Вряд ли вообще живые существа.

— Если хочешь выжить и не осточертеть мне через неделю, придется выучить несколько правил. — На этот раз пришел ее черед получать порцию словесной трепки. — Правило первое: не ври мне. Я ненавижу лицемеров, мейритина, но их, увы, слишком много в моем окружении, чтобы я мог без ущерба для управления империей обезглавить каждого. Но ты — другое дело. От тебя я не потерплю ни вранья, ни притворства. Поэтому, скажи мне еще раз — сожалеешь ли о том, что твое присутствие так досаждает всем нам?

У него был совершенно невозможный взгляд: одновременно и обжигающий, и ледяной, страстный — и совершенно безучастный. Император Дэйн определенно владел каждой своей эмоцией, знал каждое слово наперед. Но где-то там, в глубоких темницах его души пряталась настоящая животная страсть, свойственная любому живому человеку. Простая эмоция, что была не по карману лишь императору.

— Я слишком большая диковинка, мой император, чтобы со мной все было так же, как с любой смертной женщиной. И, конечно, от меня будет масса хлопот.

— Королева уже тысячу раз пожалела, что задумала привезти тебя в Замок туманов. Надеюсь, я не повторю ее ошибку.

— Император решил оставить меня для себя?

— Храбрость, Киирис — это следующее правило. — По его возмутительно четко очерченным губам, скользнула тень улыбки. — Ты должна быть смелой всегда и во всем. А это был смелый вопрос.

Киирис сглотнула, почему-то подумав, что ему удивительно идут эти длинные светлые волосы и выстриженные на висках затейливые узоры.

— Все в Нэтрезской империи принадлежит мне, мейритина. До тех пор, пока я жив, но, кажется, это продлится не так уж долго. — Ни страха, ни иронии, лишь четкое понимание своей судьбы. Он горел, словно солнце — так ярко и беспощадно, что обжигал слишком многих. — И ты — тоже моя. Хоть, признаться, мне бы не хотелось знать, что это лишь по моему приказу.

— Я не могу принадлежать одному мужчине до тех пор, пока он не заявит свои права: золотом и ключом.