Искупление Риза (ЛП) - Палмэрин Мэри И. - Страница 32

Возвращаясь в комнату, Риз пообещал себе, что не будет смотреть на Рен, особенно в ее глаза. Он не сможет. Так же, как и она находилась под властью его заклятия, он тоже был во власти чар. Было бы куда проще рассказать ей правду, но он должен заставить ее саму понять.

— Я старался щадить тебя, Рен, но ты намеренно пытаешься причинить мне боль. Поэтому я тоже причиню тебе боль, чтобы ты поняла: я — единственный, кому ты принадлежишь.

— Подожди, нет. Нет. Я не понимаю, что ты делаешь. Пожалуйста. Прости меня, Риз! — Рен начала мотать головой из стороны в сторону, но это было бесполезно.

— Ты принадлежишь мне. И никому больше… — Риз расположился между ног Рен. Он с удовольствием отметил, что большинство волос с ее киски исчезло благодаря мощному клею скотча. Это заставило его вспомнить, как она выглядела обычно. Сейчас розовая кожа приобрела ярко-красный оттенок — его любимый цвет — от чего грудь Риза переполнила гордость. Двумя пальцами он начал исследовать ее вход — крики Рен не беспокоили его. Наоборот, они только увеличивали желание. Они были похожи на пение ангелов. Риз нежно двигал в ней пальцами — ровно столько, чтобы довести ее до состояния, в котором она начала верить, что он не причинит ей боли.

Рен постепенно успокоилась, позволив своим мышцам расслабиться на мягком матрасе, когда Риз начал жестче работать пальцами. Так, как она помнила. Так, как она обожала. Так, как он умел, тем самым заставляя ее поверить в то, что Рай существует. Но… рай и ад были готовы сразиться. И ад победит.

Риз убрал пальцы, оставив Рен задыхающейся. Она даже не осознавала, что закрыла глаза, но потом, поняв это, открыла их, приподняла голову и взглянула на Риза между своих бедер. Он по-прежнему держал в руке эту проволочную щетку, которой она пользовалась, когда сушила волосы. Это насторожило ее.

— Ч-ч-что… — попыталась спросить Рен, но ее прервала жгучая боль от резкого вторжения во влагалище. Недавние восхитительные движения пальцев Риза исчезли, сменившись обжигающими, царапающими, разрывающими толчками. Рен пыталась сопротивляться и кричать, но единственные звуки, слетавшие с ее губ, были тихими вскриками, пока она всем телом приподнималась на кровати в тщетной попытке избавиться от боли, пронзающей ее влагалище.

Хватка Риза на ручке щетки усилилась, когда он увидел выгибающуюся Рен. Ее рот был открыт идеальной буквой «О», а по лицу текли слезы. Запах, так хорошо ему знакомый, проник в ноздри, подтверждая наличие ран, нанесенных его рукой. Риз опустил взгляд между ее бедер и увидел вытекающую из влагалища кровь. Он вытащил щетку из ее вагины, и тело Рен обмякло. Она все еще была в сознании — он убедился в этом, на секунду взглянув на нее. Глаза Рен блестели от слез, а лицо представляло собой безучастную маску.

Он победил.

Риз знал, что ранил ее не серьезно, потому что не засовывал щетку слишком глубоко — ровно настолько, чтобы потекла кровь и Рен ощутила боль, которую уже никогда не забудет. Она навсегда будет отмечена его шрамами. Рен окончательно поймет, что принадлежит ему.

Опустившись на колени, Риз размотал скотч, освобождая ее лодыжки. Поднявшись вдоль ее тела, он то же самое проделал с руками, полностью освобождая ее. Рен следила за ним отсутствующим, затуманенным взглядом. Отрешенный взгляд женщины, которой она когда-то была. Еще на шаг ближе к тому, что Риз планировал довести до самого конца…

Рен пошевелила пальцами рук и ног, и Риз пришел к выводу, что кровоснабжение в них не нарушилось безвозвратно. Дыхание ее успокоилось, но слезы не останавливались. Он загнал ее в угол, и она в итоге признала свое поражение.

— Любовь не радуется злу, она радуется правде. Стих шестой первого послания к Коринфянам. И пусть в глубине души я упиваюсь болью, моя дорогая, ты должна понять, что это для твоего же блага, — прошептал ей на ухо Риз, вдыхая ее неповторимый запах, которым никогда не сможет насытиться.

— Если… если любовь не наслаждается злом, то как ты назовешь все это? — пробормотала Рен, глядя в потолок и удивляясь, что вообще может что-то произнести, не говоря уже о том, что осталась жива.

— Считай это необходимым условием на пути к тому, что ты узнаешь о себе… — Он замолчал и прижался губами к ее шее, прямо под мочкой уха. Риз почувствовал, как от его прикосновения ее кожа покрылась мурашками, и этот маленький знак дал ему понять, что, несмотря на все слова, которые Рен бросала ему в лицо, она все еще не готова отпустить его.

— Ч-ч-что я могу узнать, Риз? Я и так уже в аду.

Риз осторожно обхватил ладонями ее лицо, понимая, что сильно рискует, если сейчас встретится с ней взглядом. Он повернул Рен лицом к себе, тут же утонув в медово-карих озерах ее глаз. Она медленно моргнула и осознала, что слез больше нет. Рен решила, что выплакала их все без остатка и почувствовала на себе все существующие виды боли — как физической, так и душевной. Она пришла в полное смятение, поймав себя на том, что тоже потерялась в его глазах, и попыталась возненавидеть себя за все еще существующую привязанность к исчезнувшему много лет назад мальчику, но это было безнадежно. Возможно, в одном Риз был прав. Рая не существует. Надежда — это ложь, а молитвы бесполезны. Рен решила, что в ее истерзанном состоянии что рай, что ад — все равно. Она думала о том, как трудно верить во что-то хорошее, когда сам являешься эпицентром порока.

— О, моя дорогая. Ответ очень прост. — Риз приоткрыл потрескавшиеся губы, покрытые черной краской, и сделал глубокий вдох. — Ты узнаешь истину. — Риз коснулся губами ее губ, и она подчинилась ему, чувствуя во влагалище мучительную боль и трепет удовольствия. Рен ощущала медленно вытекающую кровь и надеялась на единственный исход.

Смерть.

Медленными и нежными движениями Риз уговаривал ее открыть рот, и Рен уступила, потому что все ее тело принадлежало ему. Находясь в шоковом состоянии, она поначалу не в полной мере ощутила последствия вторжения в нее проволочной расчески. В ее венах все еще бурлил адреналин, но боль пробивалась сквозь него, словно росток из маленького ядовитого семени. Она все нарастала и нарастала, пока окончательно не убила ее волю.

Риз расположился между ног Рен и, взяв в руку свой твердый член, начал осторожно проталкивать его в истекающий кровью вход, пока она не застонала ему в рот. Рен пыталась царапать его грудь — очередная бессмысленная битва, потому что руки ее, долгое время находившиеся связанными, оказались слишком слабыми для этого. Риз убрал свои губы от ее рта — их связь ничем не разорвать — и погрузился в нее до конца. Ощущать эту влажность, покрывающую его член, было выше его сил. Рен была горячей, очень влажной, тугой и источала его любимый запах.

Запах крови.

— Ты у-у-убьешь меня… — Рен, задыхаясь, все еще пыталась вцепиться ногтями хоть в какую-нибудь часть его тела. Адреналин, как и слезы, начал исчезать, предлагая боли поглотить ее целиком. И вместе с этим всем, вместе с каждым новым толчком бедер Риза она изо всех сил старалась отогнать чувства, за которые ненавидела себя.

Желание.

Похоть.

Как эти два чувства могут возникнуть рядом с унижением и болью? Рен громко всхлипнула и протянула свои тонкие руки к Ризу. Вместо того, чтобы оттолкнуть, она пыталась притянуть его ближе к себе. Мысль о том, что он снова исчезнет на десять лет, и она снова останется наедине со своими угнетающими, извращенными мыслями, сводила ее с ума. В эту секунду она дарила половину себя кому-то, и именно эта мысль заставила ее испугаться. Рен знала, что не сможет жить сама с собой, если решит, что в этом ее судьба.

Она сглотнула сухой ком в горле, моля об истине, хранителем которой был Риз.

— Пожалуйста, — умоляла она, сжимая его татуированные руки.

В неспешном нежном ритме Риз продолжал с упоением двигаться в ее кровоточащем лоне. Он понял, что ей это нравится, судя по тому, как потрясающе сжимались ее стенки вокруг его члена.