Искупление Риза (ЛП) - Палмэрин Мэри И. - Страница 34

Что бы это ни значило, она надеялась, что конец близок. Конец его пыточным играм. Конец ее жизни. Это выше ее сил. Ее жизнь была сплошной ложью, и дальше так продолжаться не может. Это слишком утомительно, и для того, чтобы оставаться в живых, требуется слишком много усилий.

Приподняв голову, она осмотрела комнату и поняла, что находится здесь одна. Взглянув на дверь, Рен увидела, что та закрыта. После этого она в очередной раз окинула взглядом свое избитое, истерзанное тело. Рен поняла: это ее последний шанс сбежать. Сейчас или никогда.

Она перевернулась и попыталась сесть, но не смогла. В итоге пришлось скатываться с кровати всем телом. Звук ее падения эхом отразился от стен комнаты. Она приподнялась и с отвращением взглянула на постель: весь матрас был залит кровью. Рен удивилась, как до сих пор еще дышит. Просунув руку между бедер, Рен почувствовала по-прежнему вытекающую из влагалища кровь.

Прикусив изнутри щеку до крови, она ухватилась за одеяло в немощной попытке встать на ноги. Открыв рот, она тихонько вскрикнула, но была готова на все, потому что это лучше, чем быть в ловушке, в том числе у собственных эмоций. Рен встала, удивляясь своей способности удерживать вертикальное положение, и медленно ступила одной ногой вперед, не сводя при этом взгляда с дверной ручки. Она не была уверена в том, что ждет ее по ту сторону двери, но ей нужно было рискнуть, чтобы понять: достойна она жизни или нет. Она. Должна. Попытаться.

В шаге от двери у нее закружилась голова, и, как и раньше, ужас заполнил каждую клеточку ее существа. Все происходящее для Рен перешло в режим замедленной киносъемки. Блестящая дверная ручка медленно повернулась… раздался щелчок… дверь начала приоткрываться… Уши Рен горели, а живот больно свело судорогой. Она чувствовала себя главной героиней своего собственного фильма ужасов, в котором ее убьют, а зрители будут глумливо насмехаться. Рен даже не могла понять, почему больше не сопротивляется. Побег не удался. Ей придется смириться со своей судьбой.

Риз был убийцей. Как и она сама.

Ей хотелось расплакаться. Она так надеялась, что у нее получится сбежать, но только сейчас поняла, что ни на что уже не способна. Дверь открылась, и перед ней оказался Риз. С его тела стекали струйки воды после недавно принятого душа. Она почувствовала унижение, боль и отвращение из-за его поведения. Как он посмел наслаждаться душем, когда в соседней комнате лежала она — избитая и истекающая кровью? И дело даже не в жестокости, которую она перенесла. Рен была чертовски обижена. Она такого не заслужила. Все это время она была в его власти. Он знал, как сломить ее, но ему хотелось причинить ей боль. Для него это была игра. Болезненная, извращенная игра.

— Ты никогда меня не любил. Для тебя это была игра. Причинить мне боль. Унизить меня.

Несмотря на то откровение, открывшееся ей недавно, Рен не могла ничего с собой поделать. Она замахнулась, чтобы ударить его, но ее движения были слишком вялыми, чтобы попытка увенчалась успехом. Он схватил ее за запястье и толкнул назад на кровать. Воздух покинул ее легкие, и Рен снова оказалась отданной на его милость. Увидев его лицо без краски, она с трудом сглотнула. Он было немного грубоватым, но в то же время очень мужественным. Щеки покрывала щетина, а глаза без нарисованной маски казались еще более яркими. Вокруг талии было обернуто полотенце, и каждую часть его тела украшало ее имя.

— Если на свете вообще существует такая вещь, как любовь, то я верю, что чувствую ее рядом с тобой. Любовь никогда не бывает неизменной и постоянной. Ее должна контролировать ненависть. Любовь и ненависть одинаково привлекательны. И то, и другое я чувствую по отношению к тебе.

— Тогда почему ты причинял мне боль?

— Боль напоминает нам о нашей гордыне. И ставит нас на место. Ты должна была понять, кто ты такая и кем была. Ведь это не я убил наших родителей той ночью. Их убила ты, моя сладкая Рен. Это ты перерезала им горло тем кухонным ножом. Это ты остановила их никчемные сердца. Все это время я надежно хранил твои тайны. Если это не любовь, тогда я не знаю, что это…

— Нет. Нет, я их не убивала… — заикаясь заговорила Рен.

— Ты воткнула нож в горло своему отцу, чтобы спасти меня. Я запрыгнул ему на спину, когда он начал приближаться к тебе. Полагаю, поэтому я и осмелился предположить, что ты тоже любишь меня.

Рен снова начала плакать, но из-за чего? Правда была выпущена на свободу. Неужели это все-таки любовь?

— Я убила их.

Константин Амброзиа уже несколько лет служил в Государственном Управлении полиции штата Кентукки. Он работал в особом отделе и имел большой опыт в расследовании преступлений, связанных с насилием. Именно так он встретил свою новую любовь, Рен Соренсон. Они познакомились в местном приюте для женщин, ставших жертвами насилия. Обычно он не позволял себе привязываться к женщинам, но в Рен было что-то загадочное. А после их близости он понял, что за очень долгое время у него не было секса круче, чем с ней. Ему понравилось слегка выйти за рамки и продемонстрировать грубость.

Недавно ему пришло сообщение из Департамента полиции округа Форт об ужасном преступлении в церкви и убийстве священника. Общая картина указывала на то, что убийство было совершено в состоянии аффекта. Поэтому и вызвали Константина — человек, совершивший это преступление, сам мог быть жертвой насильственных действий.

Константин въехал в небольшой городок за пределами Луисвилля. Вдоль главной улицы ровными рядами росли деревья и цветущие кустарники — тишь да гладь. Полная идиллия. Но Константину вскоре предстояло понять, что место это далеко не идиллическое. Маленькие кусочки ада просачивались из преисподней, проникали в жизнь каждого здесь, пока люди не начали принимать это как должное.

Подъехав к церкви Святого Антония, Константин припарковал свой черный «Форд» без опознавательных полицейских знаков и вышел из машины. Что-то в этом месте показалось ему жутким — что-то очень знакомое — но он не мог понять что.

Первое железное правило: всегда сначала обследовать внешний периметр объекта и все его детали. Константин кивнул начальнику местной полиции — человеку с довольно порочным лицом. Судя по его виду, подобное шоу у них не в первый раз, и Константин почувствовал себя не в своей тарелке, оказавшись в таком маленьком городке. Определенную долю спокойствия дарило ощущение тяжести пистолета, висевшего на бедре. Константин решил обойти церковь сзади. Стоянка освещалась парковочными фонарями, время от времени мигающими в липкой духоте летней ночи.

Константину не нравились его предчувствия, но работа есть работа. Он сам раскрыл и помог другим раскрыть бесчисленное количество дел об убийствах и изнасилованиях. Теперь вот одно из таких произошло здесь, в этом захолустье. Америка везде одинаковая, по крайней мере, для него. Обойдя церковь и облазив с фонариком все окрестные кусты, Константин вернулся с пустыми руками. У входа его встретил местный начальник полиции и прикоснулся к своей шляпе в знак приветствия. Константин приблизился к нему, решив спросить, почему чувствует какое-то странное постороннее присутствие.

— Добрый вечер, шеф. Я сержант Амброзиа. Меня вызвали сюда по служебной связи. Я из особого отдела. Есть что-нибудь, что мне следовало бы знать? — спросил Константин у шефа полиции. Уперев руки в бедра, он пристально смотрел на шестидесятилетнего офицера. Выглядел тот гораздо старше своего возраста: глубокие морщины покрывали его лицо, а верхняя губа была скрыта совершенно седыми усами.

— У этого города дурная слава, сынок. Тебе предстоит повстречаться с этими воспоминаниями.

Константин нахмурился, сбитый с толку его заявлением, но решил не вступать в разговоры об истории городка — на это не было времени — и просто кивнул. Он и так уже был зол из-за того, что вынужден пропустить ночь и перепих с самой лучшей киской в лице своей новой девушки. Натянув на руки перчатки, он поднялся по лестнице и толкнул центральную дверь. От запаха несвежей крови и ладана у него закружилась голова и подкосились ноги.