Счастливчик (СИ) - Солодкова Татьяна Владимировна - Страница 52

— А ты будешь?

— Спасибо, — благодарю, отодвигая от себя тарелку с кашей, — но я уже наелся, — честное слово, не вру, я уже сыт по горло.

Нина выглядит расстроенной, но не настаивает, отходит от нас, и ее с выпечкой тут же зовут из-за соседнего стола.

Изабелла провожает взглядом тонкую фигурку Нины.

— Ты ее обидел, — говорит укоризненно.

Не успеваю ответить.

— Чем? — бесхитростно интересуется Гай, еще жующий свою добычу в виде булки.

— Прожуй сначала, потом говори, — шикает на него Изабелла.

— Действительно, чем? — делаю невинные глаза. Может, пусть она считает меня идиотом, и всем будет легче?

Изабелла дарит мне долгий взгляд, потом отмахивается, давая понять, что не желает сейчас это обсуждать.

Лифт со стенами, отделанными все тем же серым пластиком, натужно гудит и фыркает.

— Не бойся, он надежный, — говорит Изабелла.

— Я и не боюсь, — отзываюсь. Страха точно не испытываю.

Изабелла сдержала свое обещание и взяла меня с собой, чтобы посмотреть, как живется "рабочим".

Двери лифта разъезжаются, и мы оказываемся в подземном коридоре. Тут для укрепления сводов, наконец, использован не вездесущий пластик, а металл и бетон.

Шахта… Здесь мрачно и сыро, воздух спертый, но после пребывания под землей в течение нескольких минут перестаешь это замечать.

Осматриваюсь, чуть не спотыкаюсь об уходящие вдаль рельсы.

— Ими не пользуются, — Изабелла перехватывает мой взгляд. — Сейчас из этого шахтного ствола убрали грузоподъемный механизм и используют только для людей. — Это называется штрек, — продолжает она свой рассказ, знакомя меня с обстановкой, оборачивается, предвосхищая мой вопрос, — во всяком случае, мне в мой первый день здесь сказали называть этот коридор именно так, так что запомни. А сейчас мы идем к забою — непосредственному месту добычи.

— Я запомню, — обещаю. Мне бы еще не помешал доступ к какой-нибудь базе данных, чтобы почитать про шахты и их устройство. — Так ты отдашь мне мой коммуникатор? — напоминаю.

— А, точно, совсем забыла, — ни сколечко не верю. — Позже. Я же обещала.

Интересно, зачем тянуть? Не удивлюсь, если ее ребята сейчас заняты тем, что ставят в него "жучок", чтобы мамочка всегда могла знать, где находится ее неразумное чадо.

— Хорошо, — не спорю. — Я подожду.

— Вот и молодец, — улыбается Изабелла.

Дальше идем по коридору, названному штреком, в молчании.

Изабелла чувствует себя как рыба в воде, сразу видно, что прекрасно здесь ориентируется. Поворачиваем, снова шагаем вперед, здесь рельсы блестящие и явно не простаивающие.

— Смотри, — Изабелла вдруг останавливается и светит карманным фонариком себе под ноги. Тут на стенах светильники, но они дают слишком мало света из-за того, что расположены на большом расстоянии друг от друга. — Это и есть синерил, — поднимает и протягивает мне камень размером с теннисный мячик.

Беру и рассматриваю его на раскрытой ладони. Изабелла так заботлива, что даже подсвечивает мне фонариком.

Я не геммолог, и на мой взгляд профана в этом деле, камень похож на сапфир. Красивый, ярко-синий. Надо же, из такой красоты делают смертоносный наркотик.

Не могу удержаться.

— Тебя не волнует, сколько людей в мире гибнет от "синего тумана"? — спрашиваю.

Изабелла равнодушно пожимает плечами.

— А сколько — от сигарет, алкоголя, от опасной езды? — не сомневаюсь, ответ на этот вопрос заготовлен заранее и повторялся множество раз. — Так что теперь, запретить производство флайеров, чтобы люди перестали в них биться?

— Это ведь не твои слова?

Она успевает сделать несколько шагов вперед, поэтому ей приходится обернуться, чтобы увидеть мое лицо.

— Не мои, — признает. — В свое время я задавала те же вопросы, и мне дали на них исчерпывающие ответы. Со временем я полностью с ними согласилась. Уверена, когда станешь старше, и ты начнешь относиться к этому проще, — она забирает у меня синерил, бросает под ноги и наступает каблуком, превращая его в пыль, демонстрируя, что он, может, и похож на сапфир, но гораздо более хрупкий. — Пойдем.

Изабелла отворачивается и продолжает движение, ускоряя шаг. Приходится следовать за ней.

Забой, как назвала это место Изабелла, гораздо больше, чем я его себе представлял, — больше дядюшкиного загородного поместья. И здесь много людей, очень. Одни работают кирками и какими-то молоточками, другие грузят добытое на вагонетки.

Замираю у выхода с раскрытым ртом.

— Это же прошлый век, — шепчу.

Изабелла безразлично пожимает плечом.

— Камни хрупкие, — та аппаратура, которую получилось закупить, не вызывая вопросов, не справилась. — Так что вручную — единственный способ.

Все еще часто моргаю, не веря своим глазам. И мои друзья здесь? Ди где-то тут орудует… киркой?

— Женщины тоже здесь? — спрашиваю, потому что пока не вижу ни одной.

— Есть парочка, — охотно отвечает Изабелла, — но там такие женщины… покрупнее и повыносливее некоторых мужчин. Остальные наверху в бараках — стирка, готовка, уборка.

Не удивлюсь, если стирают они тоже вручную, а вместо мыла используют песок.

Ладно, пусть даже песок, но мне все равно становится легче при мысли, что Ди где-то наверху, а не здесь. Нужно выбираться, во чтобы то ни стало, выбираться.

Ловлю на себе пристальный взгляд Изабеллы, вопросительно приподнимаю брови.

— Я могу тебя оставить? Мне надо переговорить с моими парнями, — да, вижу, охраны в черной форме тут не меньше, чем работников.

Пожимаю плечами.

— Конечно.

— И не бойся, — добавляет, — тебя никто не тронет, иначе им не сносить головы, тут все смирные.

— Это же люди, — говорю сквозь зубы.

— Люди, — соглашается Изабелла. — Но им не повезло, и теперь они здесь, а жить хочется всем. Хорошо работают — хорошо едят, — она, как ей кажется, ласково гладит меня по плечу и отходит. Меня передергивает.

Стоит ей отдалиться, даже воздух становится свежее.

Вижу, как она подходит к группе охранников и указывает на меня, что-то объясняет, должно быть, что я хрупкий, как синерил, и меня следует беречь.

Медленно прохожу мимо работающих людей. Все в грязи с головы до ног, покрыты синей пылью и обычной, и всех я вижу впервые.

Где же они?

Наконец замечаю знакомую фигуру. Джонатан. Бросаюсь к нему чуть ли не бегом.

— Капитан, — окликаю. Я чертовски рад его видеть.

Он как раз грузит синерил в вагонетку и стоит к ней лицом, не видит меня. Но слышит прекрасно — его спина каменеет. Роу поворачивается ко мне не спеша, будто в замедленной съемке, замираю, вглядываюсь в его перепачканное пылью лицо, пытаясь прочесть выражение.

А потом падаю.

Движение капитана и его удар мне в челюсть не столько стремительны, сколько я совершенно их не ожидаю.

Охрана тут же бросается к нам. Вскакиваю на ноги как раз в тот момент, когда двое самых быстрых заламывают Джонатану руки.

— Стойте, стойте, — кричу, перебарывая желание схватиться за челюсть (больно, черт). — Я просто подвернул ногу, сам упал.

Оглядываюсь, но, слава богу, не вижу Изабеллы, значит, и она меня. Отлично.

Охранники замирают, смотрят с недоверием.

— Парни, чистой воды недоразумение, — заверяю, пытаясь улыбаться, но это все-таки больно.

Ничего не выходит — мне не верят.

Ладно, решаю зайти с другой стороны:

— Вы хотите, чтобы Изабелла спустила с вас шкуру за то, что недоглядели? Давайте забудем, и у всех будет меньше проблем, а? — прикладываю ладонь к груди. — Я вас не сдам, честное слово.

"Парни" переглядываются, а затем синхронно выпускают капитана, так, что он едва не падает носом в пол, успевает сохранить равновесие в последний момент.

— Спасибо, — искренне благодарю. — Мы больше не будем.

— Понял? — один из охранников переводит взгляд на Роу.

— Понял, — отвечает тот и сплевывает под ноги.