Балтийская Регата (СИ) - Ант Алекс - Страница 23

Решил посоветоваться потом с Клепиковым. Тут дверь открылась и, опасливо озираясь через порог переступила очень тощая фигурка девушки с темными волосами.

— Входи, Галя, не бойся, это я — сказал Банщик.

— Да я и не боюсь. — Правой рукой девушка немного взмахнула характерным жестом, означавшим смущение и явно перевела дух.

— Ладно, как ты? Я вот тебе немного продуктов привез. Не бойся, я не на долго. Всего-то на недельку и постараюсь тебя не стеснять.

При словах о продуктах, Галя оживилась. Она рассказала, что зимой выжила только благодаря его пайку. Через несколько дней после отъезда Банщика, она нашла работу в коммунальной службе осажденного города. Ходили по домам, искали умерших, тушили зажигательные бомбы во время воздушных тревог, а самое главное, получали рабочую норму продуктов. Это помогло продержаться до весны. Потом, вместе со всеми выжившими, убирали город от мусора и трупов, запускали городской трамвай. Работали женщины, а мужики уже все были на фронтах, кроме ответственных работников и, иногда, милиционеров. А так и все милиционеры были женщины. Немногих мужиков редко можно было встретить. Всё только военные, или, если с работы отпросился и домой идёт или наоборот на работу. Расспросила она и его где был и что делал. Он рассказал, что мог. Он сказал, что завтра совершенно свободен, а в Большой Дом ему надо только послезавтра. Так за болтовней пролетел весь вечер. Дав ему запасной ключ от дома, она пошла к себе, а он к себе. Следующий день прошёл у него тоже в хлопотах. Высушенную форму надо было погладить, надо было все-же сходить на кладбище ко всей семье. А там действовать по обстоятельствам. Не плохо было бы прикупить продуктов на чёрном рынке для Гали. Подумано-сделано. Лезем в буфет, достаем десяток десяток и, вперед. Погладил всё, затем пошёл на кладбище. То, что он там увидел… не прибавило это ему энтузиазма в надежде найти место упокоения своих близких и любимых. Следующим пунктом программы был рынок. Он уже знал, что разбитные бабы с отвислыми грудями, предлагающие котлетки это и есть людоеды, поэтому решил покупать только продукты не животного происхождения или, если найдет, яйца.

На рынке было всё, даже суета, толкотня, махорка, её дымок и возня толпы, даже самодельные детские игрушки были, но еды не было, даже пирожки и котлетки из мяса не продавались. Потолкавшись то тут, то там, некоторое время между разложенным товаром, он понял, что здесь идет торговля только прошлой жизнью и не более. Везде шныряли подозрительного вида мальчишки. Одного он поймал, когда тот пытался залезть ему в правый карман.

— Так, любезный. Где тут едой отовариться? — строго спросил он пацана.

Тот прекратил вырываться и ответил вопросом на вопрос:

— А что мне будет?

— Леща получишь.

— Ну тогда сам и ищи. — крикнул пацан, только вот вырваться не сумел.

Банщик колол ценного языка долго, но со знанием дела, вдумчиво и въедливо, но без мордобоя и членовредительства. Правда пару лещей ему пришлось дать по давно не стриженной макушке. Затем речка признательных показаний потекла ровно и полноводно к логической дельте — «продукту непротивления двух сторон» или подписанию коммерческого контракта, как кому угодно называть некое соглашение между высокими договаривающимися сторонами. Они пошли куда-то в сторону от рынка. Не далеко в очередном глухом дворе была дверь, ведущая в полуподвальное помещение без окон. Там оказался склад продуктов. Здесь было все, мука, сахар, сгущёнка, тушёнка. Все ленд-лизовское с красивыми этикетками и надписями на английском и русском языках. Нет, конечно, всего было немного, но по наименованиям всё было в широком ассортименте. Чувствовалось, что подпольный магазин снабжался неплохо и из источников, полноводно бьющих в здании бывшего Смольного Института Благородных девиц, а по совместительству штаба революции и обороны Ленинграда. Но за десять червонцев он купил совсем не много. Как раз, чтобы забить до отказа свой вещмешок и не более, ну и пацану немного перепало, не только широкой водоплавающей рыбы. На показавшийся высоко в небе светящийся шар желтоватого цвета они внимания не обратили.

Вечером с Галей они устроили пир с настоящим чаем, сахаром, сухой колбасой и оладьями. Опять поболтали ни о чём и разошлись по кроватям. Девушка, конечно, задумчиво смотрела на него, как умеют только девушки, но Банщик не мог нормально флиртовать. Слишком тяжела была ещё рана, она кровоточила беззвучно и невидимыми каплями на душе, особенно после картины ада на кладбище острова Декабристов, и не было на свете той силы, которая бы помогла просто немного облегчить эту боль. Галя была для него скорее, как младшая сестренка и не более. Утром, одевшись в свежую форму, он пошел в Большой Дом на Литейном.

Большой Дом встретил его сегодня тишиной своих длинных коридоров и гробовой массивностью добротных дверей кабинетов. Дорога была уже знакомой, и он вскоре и вовремя стоял перед нужной дверью. Получив разрешение, вошёл. Шиндель встретил его радостно, как желанного гостя, предложил сесть. Затем не убирая улыбку с комичной физиономии порылся у себя на столе, достал папочку и вынув оттуда чистенький листочек бумаги с колонкой записей положил его перед собой. И началось.

Сначала это казалось весёлой беседой, так как лопоухая голова Шинделя никак не вязалась с серьезной и ответственной работой, выполняемой им., посыпались вопросы один страннее другого.

— Почему вы расстреляли потенциальных агентов на Гогланде?

— Каких агентов? — не понял банщик.

— Вот вы пишите, что взяли в плен троих финских солдат. Так?

— Да. Такое было.

— Почему вы их расстреляли, а не попытались завербовать и отпустить на финскую сторону?

— У нас просто не было на это времени.

Ну не рассказывать же идиоту о том, что людей своих было мало даже для обороны, а выделять минимум двух бойцов для охраны пленных и выделять им какое-то специальное место — это было вообще за гранью реального. Но Банщик попытался это сделать, чувствуя, что понимания не добился.

— Почему вы не перевели захваченные плав средства на Лавассааре?

— Каким образом? По трехметровым торосам из льда?

— По полыньям, по просветам. Вы же штурман.

Банщик сразу понял, что этот ушастый воин вовсе не дружит с головой. Что он обычный сумасшедший.

— Почему вы не отошли с основными группами, а остались на острове? И вообще почему вы отошли?

— Я прикрывал отход. Силы были не равны. На нас шло четыре батальона при поддержке танкеток, легких танков и бронемашин, при поддержке артиллерии и минометов. После высадки финских сил и расчленения обороны мы не могли больше оказывать им сопротивления. Ранее обещанная нам авиационная поддержка отсутствовала.

— Я вас спрашиваю почему вы отошли без приказа, а не о силах противника.

— Почему вы остались на острове?

— Потому, что капитан-лейтенант был ранен и 30 солдат, в случае его смерти остались бы без командира.

— Когда вас завербовали? — вдруг закричал фальцетом Шиндель.

— Я спрашиваю ещё раз, когда вас завербовали белофинны?

— Меня никто не вербовал, я дрался до последней возможности.

— Почему вы не вынесли с поля боя капитан-лейтенанта?

— Он был безнадёжно ранен и остался прикрывать наш отход добровольно.

— Вы бросили своего командира в бою. Имейте ввиду, что нам всё известно по показаниям полковника Баринова и его солдат!

— Я никого не бросал, а наоборот вывел 17 человек.

— Почему посланное вам подкрепление блуждало по льду целых четыре дня? Вы же устанавливали метки по пути следования?

Похоже этот крикливый идиот совершенно не слышал о подвижках льда в море.

— Встать, когда я с вами разговариваю! Смирно! Всё из карманов на мой стол!

В кабинет вошли два крепких бугая. Дело стало принимать совершенно худой оборот.

— Почему на Большом Тютерсе вы потеряли всю группу и остались в живых в одиночку? — закричал Шиндель.