Долг (ЛП) - Хейл Карина - Страница 22

Внезапно я начинаю нервничать. Все нервные окончания на теле оживают, меня словно накрывает волной крошечных иголок, а затем я покрываюсь холодным потом.

Кейр указывает на мой стакан.

— Допивай. Пока не передумала.

— Не передумаю, — отвечаю я, и залпом допиваю напиток, кашляя в локоть. По крайней мере, боль в ноге утихла.

Мой телефон издает звук, и я смотрю на него.

Кристина написала: «Что? Ты серьезно? Ты не знаешь этого парня! Это небезопасно. Тебе нужно вернуться домой».

— Даже после такого сообщения? — спрашивает Кейр, глядя мне через плечо, чтобы прочитать его.

Убираю от него телефон.

— Даже после него.

Отвечаю сестре: «Мне тридцать, и я ему доверяю. Позволь мне жить своей жизнью. Я позвоню тебе завтра. Доброй ночи». Затем отключаю телефон.

И вот так начинается немного неудобный процесс подготовки ко сну в незнакомом доме с мужчиной, которого вы находите ужасно привлекательным, но все еще не очень хорошо это понимаете. Добавьте тот факт, что вы на костылях, и у вас гипс, и это определенно не самая простая и спокойная ночевка вне дома, которая у меня была.

Но Кейр делает все, чтобы я чувствовала себя комфортно. Он дает мне поношенную футболку с эмблемой Guns N 'Roses, которая висит на мне, как ночнушка, и, пока я в ванной снимаю макияж и чищу зубы, он делает кровать более удобной.

Как и остальная часть его квартиры, спальня скудно обставлена: лишь большая кровать и комод из тикового дерева. Никакого намека на его личность и никаких личных вещей. Широкие окна выходят в сад, и свежий морской бриз проникает сквозь щелочку, заставляя кровать выглядеть еще более привлекательной.

— Нужна помощь, чтобы забраться? — спрашивает он, стоя на другой стороне кровати. Я нахожу вопиюще несправедливым то, что он все еще одет в рубашку и джинсы, в то время как я почти голая.

Смотрю на него.

— Я могу справиться сама.

— Я знаю, — терпеливо говорит он, — но ты спишь с поднятой ногой? Прошло время с тех пор, как я ломал кости. Тебе нужна подушка? Тебе нужны подушки, — он выходит в коридор, и я слышу, как он роется в бельевом шкафу.

— Я в порядке, — заверяю его, но он уже возвращается с тремя подушками в руке.

— Я не врач, но знаю, как это работает, — замечает он. — Забирайся в кровать.

— Сэр, так точно, сэр, — говорю я ему, будто он сержант армии.

Кажется, ему это не нравится.

— Просто залезай, — говорит он, откидывая серые простыни.

Ладно, вернемся к неловкости. Как лечь в кровать, не показывая ему свое нижнее белье? На это требуется нескольких попыток.

Он все время с иронией наблюдает за мной. Наконец, я оказываюсь в постели, и он берет в руки мой гипс. Я почти чувствую жар ладоней сквозь гипс. То, как он обращается с моей ногой, заставляет меня испытать то, что я не могу описать. Словно какие-то крошечные нити над моим сердцем рвутся одна за другой. Я уязвима как никогда, и под его полным контролем.

— Симпатичные трусики, — говорит он, подкладывая подушки.

И от этих слов я начинаю сходить с ума еще больше.

Я резко опускаю руки, пытаясь потянуть футболку, но безрезультатно. Боже мой, я даже не знаю, когда в последний раз использовала воск. Двигаю здоровую ногу ближе к другой, закрываясь от его взгляда.

— Дразнишься, — игриво бормочет он, затем осматривает свою башню с подушками. — Все хорошо?

— Да, — тихо говорю я.

Он подходит к своей стороне кровати, и я ожидаю, что он выключит свою прикроватную лампу, прежде чем начнет раздеваться, но, к моему шоку, он хватает край рубашки и стягивает ее через голову.

Кажется, все происходит в замедленном темпе. Неторопливая демонстрация снизу вверх, сначала V его бедер опускающаяся под пояс брюк, затем дорожка тонких волос, ведущих от плоского живота вниз. Отдельные части его каменного пресса - один, два, три, четыре, пять, шесть кубиков. Затем его грудь: широкая, массивная и твердая, как скала, ведущая к могучим плечам. Его бицепсы слишком велики, чтобы можно было обнять их. А предплечья восхитительно крупные и испещрены жилками, как и прежде, но теперь, когда я вижу остальное его тело выше пояса, я понимаю, что они подходят к нему.

Блин.

Этот мужчина создан для того, чтобы сражаться.

И вот тогда я обнаруживаю одну из его секретных татуировок. Латинские слова нацарапаны на груди похожим на средневековый шрифтом: Nec Aspera Terrent^[7].

Затем он немного поворачивается, чтобы бросить свою рубашку поверх комода, и я вижу то, что не ожидала увидеть. Большой рубец на левом боку. Вся область, от ребер до бедер, усеяна толстыми рубцами, как белыми, так и слегка розоватыми.

Не хочу спрашивать, что случилось, и прежде чем у меня появляется шанс передумать, он начинает снимать штаны, привлекая мое внимание к другому месту.

Его джинсы с легкостью скользят вниз, и он стоит в синих боксерах, обтягивающих мускулистые квадрицепсы и чудовищно большую выпуклость.

До сих пор он избегал смотреть мне в глаза, хотя он знает, что я пялюсь на него, как какая-то озабоченная девочка-подросток, но теперь он глядит на меня.

— Ты, наконец-то нашла мои татуировки, — говорит он. — Хорошо рассмотрела?

Татуировки? И затем я замечаю большой, мастерски затемнённый парусник: старинное судно с рваными парусами и воронами, летающими вокруг.

Точно. Татуировки. Вот на что я смотрела. А не на то, что в его трусах.

— Красивая, — тихо говорю я, хотя голос дрожит. — Имею в виду, они хороши, — делаю пометку позже расспросить его о них, посмотреть поближе, но сейчас я должна отвести взгляд.

Я тут же поворачиваю голову, закрываю глаза и делаю вид, что пытаюсь уснуть.

— Тебе нужно от меня что-то ещё? — хрипло спрашивает он. — До того, как я погашу свет?

Да, чтоб ты не снимал белье. Не уверена, что сделаю, если эта штуковина уткнется в меня посреди ночи.

— Все хорошо, — отвечаю я, стараясь, чтобы голос звучал сонно.

— Хорошо, — говорит он, и я сопротивляюсь искушению взглянуть на него в последний раз, прежде чем он выключит свет. — Спокойной ночи.

— Спокойной ночи, — отвечаю я.

Комната становится черной, за исключением луны, светящей через окно. Через некоторое время я вижу его силуэт, лежащий рядом со мной, его дыхание становится все тяжелее с каждой минутой. Впервые с момента происшествия я сплю не одна. Впервые чувствую себя в безопасности.

Есть в этом близость, которую я никогда не предвидела. Просто деля кровать, ночь, разделяя сны и ужасы, которые могут прийти. Часть меня жаждет протянуть руку и коснуться его кожи, попросить его прикоснуться ко мне. Почувствовать его, всего его, каждым дюйм, который у меня есть.

Это было бы так легко.

И так хорошо.

Я засыпаю с рукой, протянутой в его сторону.

Я сижу в грязной комнате с картами на стенах и одним столом посередине. На нем стоит радио. И микрофон с песком по краям, покрывшийся коркой.

Я никогда раньше не был в этой комнате. Она зарезервирована не для меня. А для тех, кто держится позади и получает входящие звонки, информацию о рейдах, бомбах, жертвах. Они диктуют, а другие сражаются

Но теперь я здесь и я один.

Звонят разведывательные группы.

Им нужна поддержка. Они нуждаются в подстраховке.

В рации раздается стрельба.

А я ничего не могу сделать.

Массовый хаос. Массовая смерть вокруг меня. На расстоянии я слышу их крики, их просьбы:

— Помоги, Кейр, помоги нам.

Моих друзей, моих людей убивают, и я ничего не могу сделать

Затем комната погружается во тьму. Солнце чернеет.

Волоски на затылке встают дыбом, когда температура падает, как всегда бывает ночью. Почти мороз.

Затем крики прекращаются.

Лишь тишина.

Но никакого облегчения.

Потому что я знаю, люди мертвы.