Полуостров сокровищ (СИ) - Зимин Дмитрий - Страница 8

Я закатил глаза. Нужно как-нибудь научить её различать магических животных. Наша птичка, например — безобидный вестник. Одушевленное письмо, ходячая энциклопедия. А вот бабкин кот…

— Мотя, на стол пора подавать, — строго напомнила старуха.

Дернув хвостом, котофей удалился, по пути ненавязчиво обтершись сначала о мои ноги, потом о ноги наставника. Ростом он был мне по колено. В холке.

— Поаккуратнее с ним, — предупредила Арина Родионовна. — Тот еще проказник.

По-моему, она его немного приревновала…

Я прыснул в кулак, чем заработал неодобрительный взгляд наставника.

Освежившись, мы наконец-то уселись пить чай. Чай у Арины Родионовны состоял из огромного пирога с осетриной, миски маринованных с луком груздей, вареной, исходящей паром, молодой картошечки, заправленной топленым маслом и посыпанной зеленым лучком, ватрушек с творогом и изюмом, халвы, двух видов меда — цветочного и гречишного, и морошкового варенья.

Распоряжался кот. Как заправский официант, он вкатил в комнату двухэтажную, нагруженную снедью, тележку, затем внес на вытянутых лапах раскаленный самовар. Споро расставил блюда, чашки, тарелки, разложил салфетки и приборы, обмахнул полотенцем табуретки и уселся рядом, скроив умильную рожу.

— Отведайте, гости дорогие, чего хозяйка послала, со мной переслала… И обо мне, служивом, не забудьте. Мур.

— Садись, коль не шутишь, — пригласил кота бвана. Тот проворно вскочил на табурет, и, придвинув ближайшую чашку, принялся наливать чай.

Птица Гамаюн, спрыгнувшая было на стол и уже цапнувшая ватрушку, ретировалась за печку и оттуда возмущенно закаркала:

— Эй, чего вы этого хищника за стол пускаете! Да он родную маму за пятачок на базаре продаст! Ему верить — себя не уважать…

— На маму наговаривать не позволю, — строго одернул ворону кот. — Я сирота. С тех пор, как дорогая родительница в осьмнадцатый раз замуж выскочили.

— Бедненький… — пожалела кота Маха, усаживаясь рядом. — А какой работящий! Не то, что некоторые, — она кинула уничтожающий взгляд на птицу Гамаюн.

— Я еще крестиком вышиваю, — потупился пушистый хвастун. — И на машинке… тоже… — Машка вовсю чесала ему шею.

— Тук, тук! Можно к вам? — на пороге материализовался старичок в косоворотке, лаптях и с румяной лысиной, по краям опушенной седыми волосками.

— Просим! — махнул рукой подобревший после вмазки бвана. — Будьте, как дома… Матвей, не сочтите за труд, поставьте гостю чашку.

Кот, приподняв одну бровь, зыркнул на стол и на скатерти материализовался новый чайный прибор. Красный, в крупный белый горох. Лумумба уважительно присвистнул, Машка взвизгнула от восторга. Я фыркнул и отвернулся, но тут же подумал, что становлюсь слишком похож на ворону, и сделал вид, что закашлялся.

— Просыпаюсь после дежурства, чувствую — русским духом запахло. Дай, думаю, зайду, узнаю у новых постояльцев: от дела лытают, или правду пытают… — тарахтел старичок, влезая на лавку между мной и Машкой. — Агасфер Моисеевич. — он протянул узкую, но крепкую ладошку сначала учителю, потом нам. — Можно деда Фира.

— А мы… — начала Маша.

— Слухами земля полнится, — отмахнулся дедок, вгрызаясь в здоровенный кус пирога, подсунутый котом. Зубы у него, кстати, были как у молодого. Здоровенные и белые, будто из Мейсенского фарфора.

— А откуда? — не выдержал я. — Вот и Арина Родионовна…

Дедок, осторожно дуя на горячий чай, только флегматично пожал плечами.

— Хозяйка пасьянс раскладывала. — пояснил кот, а потом многозначительно покосился на бвану и процитировал: — «И Придет Сатана: ликом черен и прекрасен».

— Согласно книге пророка Захарии, — высунулась из-за печки неугомонная птица Гамаюн, — Сатана выступает обвинителем на небесном суде…

Машка запустила в неё кренделем, а Лумумба поспешно сменил тему, обратившись к Агасферу Моисеевичу:

— Вы говорили, что вернулись с дежурства. Что за служба у вас в Мангазее, если не секрет?

— Воздушный дозор, — фыркнула птица Гамаюн, споро проглотив угощение. — Тоже мне, летучие отряды выискались.

— Ты там на печь случайно не какни, от избытка чувств, — поддел её кот. — Завидуй молча…

— Это те, которые на воздушном шаре? — перебила кота Маха. У нее горели глаза. — Я на пляже видела, и еще над городом…

— Глазок-смотрок у красавицы, — усмехнулся дед. — Они самые и есть. В каждом дозоре — три боевые единицы.

— И для чего такие нужны?

— А для всего. За болотами да тайгой приглядывать. За приисками — худой народец на караваны засады устраивает, так сверху-то всё-ё-ё видать. За морем следим — какие корабли в гавань входят, какие на рейд становятся. По-над городом, опять же… Воздушный дозор князь Игорь учредил, — дед тяжело вздохнул. — Больших талантов человек был.

— А почему три? — не унималась Машка.

— Двое дружинников и маг. Мы, звезда моя, сугубые индивидуалисты. Только по-одному и можем.

— А почему тогда вы напарники? — живо повернулась она ко мне.

— Темных всегда двое, — опять встряла птица Гамаюн. — Ворон ворону, как говорится…

— Кто постоянно на Тот свет ходит, да с душами людскими дело имеет, обязательно в страховке нуждается, — пояснил деда Фира. — Это не то, что мы, светлые: магия слова, фокусы-покусы с психополями…

— Ученик клятву на крови дает, что учителя в спину не ударит, — ехидно прокаркала птица, а я поморщился: без этих подробностей можно было спокойно обойтись…

— Это правда? — Машка пытливо уставилась на Лумумбу. — вы вместе только из-за какой-то клятвы?

— Неправда, — вместо учителя ответил я. — Я за бвану горло кому хошь перегрызу.

— Вот и я об чем, — беззлобно хихикнул деда Фира. — Маги — что твои хищники. Агрессия у нас в крови. Или, по науке этологии, врожденная высокоранговость вкупе с высокопримативностью…

Все замолчали. Видимо, задумались, каким местом этология стыкуется с магией.

— А вы? Давно служите? — наконец нарушил молчание Лумумба.

— Да с месяц, наверное, — старик, скривившись, помассировал поясницу. — И если в скором времени перемен не будет, как есть все кости выстужу. Верхние ветра — не чета поземельным. Иной раз так дунет, душа в теле еле держится. Чертов Душегубец… — он передал пустую чашку коту и тот мигом её наполнил. Чай, кстати, был индийский, байховый. Такой и в Москве не вдруг купишь. — Таланты у меня не совсем в боевой области лежат, — продолжил дед Агасфер. — Раньше-то я при порте служил, на таможне. Суда на контрабанду проверял… Но пришлось мобилизоваться, учитывая прошлый, до Распыления, военный опыт. Пехота — матушка пехота… — глаза его мечтательно затуманились.

— А что случилось в городе? — спросил я. Подумал: может, таким образом и об убийстве Игоря разузнать удасться…

— Серийный убийца случился, — вместо него ответил кот, шумно отхлебнув из блюдца. — Вот Сварог и ярится. Дружина три месяца под ружьем, маги нервное истощение в вине топят… Сыщики доморощенные.

— Сварог своё дело знает, — одернул кота дед Агасфер. — За то время, что облава идет, десятка два малин накрыли. Почитай, всех воров да разбойников извели.

— Главный-то упырь на свободе, — не сдавался кот. — На той неделе свежий труп был.

— Труп? — как бы невзначай уточнил Лумумба, намазывая медом булочку.

— Да и не труп вовсе, а так… недоразумение сплошное, — махнул рукой дед. — Кусочек уха, клок волос… Ну, и кровищи ведра три. Почерк у него такой: на всех местах преступлений — только кусочки. В одном тереме даже отрезанная коса нашлась.

— Это где дочка купца Толстопузова пропала? — уточнил кот. Агасфер кивнул, а кот непочтительно фыркнул. — Пусть на Веселой улице поспрашивают.

— Что ты мелешь, рыжий? — насторожился дед.

— А то, что жадничать меньше надо. Дуньку Толстопузову проезжий немец свел. Косу отрезал, да в свиной крови вымочил, чтобы на Душегубца похоже было. Дурища по воле папеньки, в девках засиделась, выгодного жениха дожидаючись. Вот и бросилась на шею первому, кто пальцем поманил. Немец ею натешился да и продал в веселый дом. Хорошие деньги взял: купцова дочка налитая да гладенькая, на чистом сливочном масле воспитанная… Не чета приблудным кошкам с торговых кораблей.