Женька и миллион забот (СИ) - Ворошилова Лариса Александровна - Страница 31

Зинаида Викторовна не на шутку задумалась. Ей почему-то такая мысль в голову не приходила.

— Я бы сама до такого тоже не додумалась, — откровенно призналась Ниночка. — У меня одна знакомая есть — парикмахер-стилист, Алена, вот я вам скажу женщина! Красавица, умница, золотые руки, — перечисляла Ниночка, загибая пальцы один за другим. — Свой бизнес, она этих мужей поменяла… — она махнула рукой, словно давая понять, что и пальцев не хватит, — и ни один ее мизинца не стоит. А все с претензиями. То не так, да это не эдак. Один за ее счет почти два года жил. Она на работу с раннего утра, у нее же бизнес, за ним глаз да глаз. Домой вечером приходит, а он даже в магазин не удосужится сходить…

— Да, вот такой мой третий и был, — подперев рукой голову, начала повествовать Зинаида Викторовна в пустоту, — все ему принеси, подай… все сидел в кресле, развалясь, как барин, задницы своей толстой не мог оторвать… у меня Геночка тогда сильно болел, я ему все время уделяла, да еще работа адская, ученики эти… чертовы… — учительница вздохнула с таким надрывом, что в пору свежий носовой платок вынимать, — …каждый день эти проклятые тетради, эти поурочные планы… а еще у нас тогда была такая завуч, о! Вот уж стерва, так стерва. Посреди урока могла заявиться и устроить проверку — есть у тебя поурочный план или нет. Представляешь?

Ниночка не представляла, но исправно кивала, делая вид, будто понимает. Она от всего этого была настолько далека, что и вообразить себе трудно. За свою жизнь она работала всего пару месяцев, да и то сразу после окончания курсов секретарш. Устроил ее туда один знакомый, но толку от этой занятости не вышло никакого. Было ей тогда всего восемнадцать, и ее одуванчиковая головка уже тогда была забита не проблемами работы, а женскими вопросами. Рассеянная была Ниночка до невозможности: документы путала, забывала принять звонки и ответить на них по-человечески, забывала напомнить шефу о важных встречах, а то и вовсе у нее все из рук валилось… Не удивительно, что от нее быстренько избавились при первой же возможности.

— …а детишки! — Зинаида Викторовна смачно хлопнула рукой по столу. — Это же не детишки, это исчадья ада! А я со своими истрепанными нервами и дома вкалываю, и на работе… И никакой благородности ни от кого не дождешься!

— Истинная правда, — Ниночка вцепилась зубами в очередной кусок.

— Этот… козел! Другого слова не подберу, делать ничего не желал. Он, видишь ли, на работе мозги перегружает. Он, видишь ли, мировые проблемы решает! Мне до его мировых проблем, как до Луны. Работал в каком-то НИИ, зарплата — тьфу! На неделю только и хватает. А претензий! У него гастрит… у него головные боли… у него геморрой… — Зинаида Викторовна все больше и больше заводилась.

— Господи, до чего же вы несчастная, — невнятно проговорила Ниночка с набитым колбасой ртом. — Мужики эти, они же вашего мизинца не стоят! — она для верности отмерила пару сантиметров на мизинце, потом передумала и передвинула метку поближе к ногтю. — Вот всегда так: лучшие годы им отдаешь, а потом где она — благодарность? Где? — Ниночка с возмущением уставилась на учительницу, словно та эту самую благодарность в карман к себе спрятала. — Нет! И не дождешься! Мы для них готовим, стираем, убираем, детей рожаем, воспитываем их, а потом только одни упреки слышим. Геночка вон, туда же, меня дурой и трескушкой обозвал, — пожаловалась она будущей свекрови.

— Да быть того не может! — недоверчиво вытаращила глаза учительница. — Он у меня такой воспитанный, такой галантный! Я от него сроду плохого слова не слышала!

— А вот и обозвал! — настаивала Ниночка. — И из-за чего? Из-за чего? Мелочь! Фата порвалась, я ему говорю: мол, надо другую, а он мне: ничего страшного — в шляпке пойдешь! Они, эти мужики, ни вот сколечко нас женщин не понимают! — и Ниночка снова отмерила на пальце, но уже не пару сантиметров, а всего несколько миллиметров. — Вот хоть бы вас взять!

— А что «меня»? — профессионально насторожилась учительница.

— Вы — такая женщина элегантная, даже красивая, а одеваетесь плохо, за собой не ухаживаете. Не бережете вы свою фигуру, вам бы о внешности подумать… вы еще молодая совсем…

— Да что фигура, — Зинаида Викторовна только отмахнулась, — она у меня с молодости такая. Даже когда беременная была, и то не поправлялась. В маму пошла. Та тоже всю жизнь худенькая. У нее в роду все такие. Да только кому же это оценить?

— А вам? — Ниночка аж подпрыгнула на стуле от нетерпения и возмущения, — вам самой! Да в первую очередь. Если женщина себе не нравится, как же она может понравиться кому-то ещё? Если женщина себя не любит, то кто же её полюбит?

И тут её осенило, да так, что Ниночка прямо со стула соскочила и побежала доставать свою записную книжку, с которой никогда не расставалась.

— Знаю! Знаю! — кричала она на ходу, тем самым совсем уж ошеломив несчастную учительницу. — Знаю, что мы сегодня будем делать! — Ниночка прибежала с записной книжкой, схватила Геночкину мамочку за рукав халата и поволокла в комнату, к телефону. Она быстро набрала номер: — Алло? Алена? Привет. Ты на работе? У тебя время свободное для меня найдется? Ага! Так! Отлично. Да тут, понимаешь, надо мою… свекровь к моей свадьбе подготовить… ну, сама понимаешь… стрижечка… покраска, укладка… там… всякое такое… ага… ага…

— Я стричься не буду! — категорически заявила Зинаида Викторовна, впиваясь обеими руками в заветную гулю на затылке, словно ничего дороже у нее в этой жизни не было.

Ниночка отмахнулась от нее, по-прежнему не отрываясь от трубки:

— Да, Алена… что? И массажист? По полной программе? Отлично! А одежда? Сводим? Куда? Ох, вот это ты отлично придумала… и я заодно себе чего-нибудь выберу… в пределах какой суммы? Сто пятьдесят… да нет, зачем же… рублей… все, пока, едем…

Ниночка положила трубку на рычаг и с триумфом посмотрела на притихшую Геночкину матушку:

— Собирайтесь, Зинаида Викторовна, нас будут ждать.

— Я стричься не собираюсь! — еще раз для верности заявила учительница, но решительности в ее тоне уже не было.

— У Алены в салоне стоит компьютер, сначала сделаем вашу фотографию, подберем прическу, цвет волос, а потом начнем действовать. Так что, выберете то, что вам больше понравится, — Ниночка развела руками.

Может, в бытовых вопросах она и была полной дурочкой, но уж что касается женской красоты, то тут она кому угодно могла сто очков форы дать.

— У меня денег на все это нет, — вяло протестовала будущая свекровь. Она и сама чувствовала, что дело заключалось не в деньгах. Просто ей было страшно решиться на подобные перемены. Изо дня в день видя в зеркале одно и то же отражение, она, хоть и констатировала, что давно превратилась в облезлую клячу, но привыкла к этому, и подсознательно менять что-либо не хотела… вернее, хотела бы… но чисто теоретически…

Ниночка со своей идеей самым неожиданным образом нарушила эту порочную практику. И теперь Зинаида Викторовна цеплялась за малейший предлог:

— Нет, я не могу ехать. А вдруг они там Геночку найдут!

— Ничего, у меня мобильник есть. Правда, на счет еще деньги положить надо, но ничего, положим. Женька мой номер знает, если что, позвонит и сообщит. Все, поехали. Собирайтесь. Да, и заодно, пойдемте-ка я посмотрю ваш гардероб.

И только тут вдруг Зинаида Викторовна осознала, что еще не известно, кто кого возьмет в оборот: она будущую невестку, или наоборот.

Анна Михайловна лихо рулила по городу, и Женьке все казалось, что вот-вот за их спинами послышится милицейская сирена, а потом их остановят, заставят выйти… ну, а дальше ее бурное воображение рисовало сцены из многочисленных фильмов про доблестную милицию. Что-то вроде: «Стоять! Руки на капот! Не двигаться!»

Не забывая вовремя крутить баранку, бабуля еще умудрялась о чем-то почти шепотом переговариваться с Дмитрием. Женька старательно прислушивалась, но ничего не могла разобрать. Старая машина, времен последнего ледникового периода ревела, жужжала, фыркала, и создавалось такое впечатление, будто оседлали они не москвичонка, а какую-то адскую зверюгу. К тому же в салоне все дребезжало, и Женьке иной раз становилось до жути страшно: а вдруг эта древняя колымага развалится?