Женька и миллион забот (СИ) - Ворошилова Лариса Александровна - Страница 93

Она шмыгнула носом. Вот же зараза! С кем поведешься, от того и заразишься!

— Ну ладно, этим благородным делом ты заниматься не хочешь. — Женька снова подперла голову руками, налегая локтями на стол, уставилась в пространство, напрягая мозги. Очень уж ей хотелось как-нибудь приспособить это нахальное, вечно жрущее существо к какому-нибудь полезному делу.

— Придумала! — она аж подскочила от радости, захлопав в ладоши.

Кирюшка тяжело выдохнул, закатил глаза и помотал головой. Вот — и он туда же! Похоже, они оба друг на друга влияют не в лучшую сторону!

— Будем в цирке выступать… Представь, выхожу я — вся в алом, с блестками, а следом ты под куполом…

— Да, с пером в заднице! — вставил Кирюшка.

— Ну, что опять не так? Представь — столб света и ты — весь в белом, с крыльями за спиной…

Кирюшка заткнул пальчиками уши и загундел:

— А-ба-ба-ба-ба-ба-ба…

— Женя! — Дима вошел в кухню и остановился в проеме дверей, держа в руках толстый альбом с рисунками, выполненными акварелью и простым карандашом. — Это все ты нарисовала?

Художница зарделась.

— Ну, вообще-то, да.

Дима на ватных ногах прошествовал к ближайшему (надо заметить, единственному свободному) стулу, и с трудом на него опустился.

— Слушай, ну это… это просто класс! Это же… — он развел руками, давая понять, что слов не хватает. — Знаешь, я недавно списался с одним издательством, они предлагают издать все мои книги, договора я пока не заключал… но, знаешь, если бы они издали мои романы с твоими рисунками… это было бы супер!

Женька перевела взгляд на ангела. Нахалёнок сидел с самым что ни на есть довольным видом, хитро щуря на нее глазка-пуговки.

— Поняла? Никакого тебе цирка. Никаких спасательных операций. Будешь работать по специальности. Ради этого и старался. И вообще, ты художница или нет?

— Ну… да, но… знаешь, таких художников — пруд пруди.

— А ты на других-то не оглядывайся! Это все твой комплекс неполноценности, — тут же отпарировал Кирюшка. — Трусиха!

— Я — трусиха? — тут же вспылила Женька. — Это я-то — трусиха? Да ты трусих не видал!

— Трусиха! — Кирюшка подскочил и принял боевую позу (лапы на ширине крохотных плеч, руки уперты в бока), — ты на себя-то посмотри! Ты сколько лет работаешь в этом проклятом рекламном бюро? А? А сколько лет ты мечтаешь оттуда сбежать? Условия труда — отвратительные, — принялся загибать крохотные пальчики ангел-хранитель, почему-то обращаясь не к Женьке, а к Диме. — Зарплата маленькая. Начальник — самодур. Никакой перспективы. До пенсии ведь будешь рисовать всякие эскизы и оформлять постеры! А коллектив этот бабский! Это же уму не постижимо, о чем они там тарахтят! Ни одного умного разговора! Тряпки, цены, мужики и дети. Все! У нее же мозги скоро скиснут! Совсем! Окончательно и бесповоротно, — ангел разошелся не на шутку и принялся орать, как Иерихонская труба.

— Да я… да мне… да меня… — пыталась вставить Женька, но за Кирюшкой ей было не поспеть.

— Всё! Я сказал — всё! — ангел со злости даже лапой топнул. — С этого момента будешь слушаться меня. Тебе завтра на работу. Так вот, придешь с утра и подашь заявление об уходе. Поняла?

— Да ни за что! — Женька сердито сверкнула глазами, отвернулась от ангела и сложила на груди руки. — Не дождешься! Стану я слушаться всякого там…

— Дима, ну ты хоть ей скажи! — апеллировал отчаявшийся ангел к здравому смыслу писателя.

— И в самом деле, Женя, ну зачем тебе эта второсортная контора? Ты там и правда выше рядового художника не поднимешься. А здесь… я, конечно, понимаю, тебе страшно… столько лет работала в коллективе, столько лет каждый твой шаг контролировал начальник, а тут — сама себе голова.

Женька еще больше вздернула нос, делая вид, будто этот монолог ее не касается. Но уж кого-кого, а Кирюшку она обмануть не могла. Он-то отлично знал, что она не просто слушает, а на ус мотает.

— Мне тоже поначалу трудно было. Знаешь, когда первые две книги опубликовал, рад был, до чёртиков. Я тогда тоже, как и ты, думал, что таких писателей, как я — пруд пруди. Я тогда на заводе электриком работал, с родителями и младшей сестрой в двухкомнатной квартире жил. Прихожу с завода уставший, вымотанный и выжатый, как лимон, а писать хочется. Только сядешь за машинку — у меня тогда даже и компьютера-то не было, не на что было купить… а тут сестра со своими проблемами… то ей помоги уроки выучить, то задачка по алгебре не получается…

Женька повернулась и с пониманием посмотрела на Диму, один к одному — ее собственные мытарства. Тоже после работы рисовала, запершись в собственной комнате. А тут горластая Марина с Юриком, да еще реактивный Вадим, да мама с многочисленными подружками. Невозможно сосредоточиться.

— Да что я тебе рассказываю, сама знаешь, каково это, когда нет условий для настоящей работы, — Дима грустно махнул рукой. — А знаешь сколько я от родителей вытерпел? Они мне проходу не давали. «Зачем тебе это? Лучше бы женился, детей завел, лучше бы мастером на заводе стал или инженером»… одним словом, трудно мне было с ними. А когда первую книгу издал, понял: всё, больше не могу так жить. Не могу по восемь часов в день ерундой маяться и делать вид, будто деньги зарабатываю. Не мое это. Купил компьютер на первый гонорар, а уже когда стало ясно, что вторую книгу возьмут в печать, уволился к чертовой матери.

Дима схватил чашку с остатками крепкого кофе и залпом выпил, точно водку. Кирюшка всхлипнул и вытер сопливый нос. Глазенки повлажнели. Похоже, ему тоже писателя стало жалко до невероятности.

— Вот тогда-то родители на меня и насели. Чего я от них только не наслушался: лентяй, болван, тунеядец. Пришлось снимать подселение. Сосед у меня оказался пенсионером. Пил, правда, зато тихий и спокойный. Его не волновало, что я целыми днями за компьютером сижу и по клаве тарахчу. Он в мои дела не лез. С тех пор и живу самостоятельно, а вот недавно купил эту двухкомнатную квартиру. Плохонькая, конечно, но на большее денег пока не хватает. Да и ремонт здесь еще предстоит делать. Но это… дело житейское.

Он замолчал. И в кухне повисла мертвая тишина.

— А не страшно было с завода увольняться? — наконец поинтересовалась Женька.

— Конечно, страшно, — охотно отозвался Дима. Он произнес это так просто, так естественно. — Раньше на зарплате сидел, начальнику в рот заглядывал. А когда сам стал работать на себя, сам себе голова, сам себе хозяин. Но, — Дима строго вздернул палец, — именно такая самостоятельная работа и вырабатывает характер. Это же через себя переступить надо, понимаешь? Утром встать пораньше, заставить себя не на улицу пойти погулять, а сесть и работать. Знаешь, иногда трудно бывает, но зато и работаешь с удовольствием. Никто не понукает, никто не командует: сегодня ты это будешь делать, а завтра — то. Составил себе план работы — и вперед! — и Дима изобразил рукой знаменитый Ленинский жест, словно проторяя ладонью путь к счастливому завтра. — Вот тогда-то и начинаешь понимать, что не на кого сваливать вину. Если не справился, то сам виноват. Не начальник-дурак. Не сослуживец-тунеядец, а ты — лично. Но если работу свою любишь, то обязательно справишься.

Кирюшка показал писателю большой палец и лихо подмигнул. Женька насупилась. Она даже немного разозлилась на себя: ВОТ перед ней сидит живой пример того, как надо поступать в жизни. А она? А что она? Во-первых, она женщина, а женщинам всегда труднее решиться на какой-нибудь ответственный шаг в жизни. Уж так сложилось, что ответственность за женщину несет мужчина. А с другой стороны, если мужчины рядом нет? Тогда что? Вон, Алена, завела собственное дело без всякого мужчины. Ни за чью спину не пряталась. И все у нее получилось. Во-вторых… все-таки писательское дело совсем не то, что живопись. Тут пока имя себе сделаешь, пока заработаешь популярность… да на это всю жизнь можно угрохать, и ничего не добиться…

— Вот, будешь так думать, ничего хорошего у тебя не выйдет, — назидательно покачал пушистой головой ангел.