Ворон на дереве (СИ) - Власов Владимир Г. - Страница 3

Она курила. Терпеть не могу, когда девушка берет в рот сигарету. Но с этим я смирился, и мой идеал не тускнел от табачного дыма. Возможно, у нее были какие-то свои недостатки. Но как вы знаете, когда кого-нибудь любишь, то, как слепой, не видишь в человеке ничего дурного, только все самое хорошее составляет предмет вашего внимания. И я, вероятно, не являлся исключением, совсем ослеп от своей любви, даже некоторые вещи, которые происходили в ее квартире, я воспринимал не так, как ее соседи.

А в ее квартире частенько устраивались такие оргии, что иногда соседи вызывали милицию, чтобы положить им конец. Даже кое-кто из высоконравственных матрон-соседок ходил по дому собирать подписи под петицией об ее выселении. Но на меня это не действовало. Я жил, как под наркозом, ничего не видел, ничего не слышал и лишь продолжал обожать ее до безумия.

Но она, словно назло, бросала им всем вызов. В ее окне никогда не задвигались шторы, и все происходило, как на экране. Утром она вставала и, обнаженная, ходила по комнате. Вечером, ложась спать, она не выключала свет, пока полностью не снимала с себя всю одежду. Вероятно, не у меня одного из мужской половины дома билось сердце, когда я следил за ее одеваниями и раздеваниями. Иногда она, не стесняясь, прямо у окна целовалась с разными парнями. Это повергало меня в такое отчаяние, что я готов был наложить на себя руки.

Прежде чем рассказать о трагической развязке, которая произошла позже, я должен вам поведать о некоторых жильцах нашего дома и о том, каким необыкновенным образом я с ними познакомился и где это произошло. Но я еще раз хочу напомнить вам, что все началось с того самого вечера, когда я посадил в горшочках на своем балконе клубни тюльпанов.

Накануне ночью я проснулся от птичьих трелей, доносившихся со стороны консульского сада. Впервые в жизни я услышал соловья на наших широтах. Потрясенный этим открытием, я вышел в пижаме с заспанными глазами на балкон и залюбовался сиянием полной луны, повисшей над старым садом, и пением залетного гостя. Ночью в саду зажигались фонари. Их причудливое мерцание, пробиваясь сквозь листву сирени и мягко смешиваясь со светом, льющимся из мозаичных окон мансарды консульства, создавало в полумраке таинственную атмосферу загадочности. Я долго смотрел на этот чарующий калейдоскоп света и тени, слушая легкий шорох листьев, колеблющихся от ночного дыхания, как вдруг сбоку от меня тьму прорезал луч света, вырвавшись из квартиры моей возлюбленной. Я устремил свой взор туда, к предмету моего обожания, и увидел, мне показалось, голую фигуру юриста. Свет сразу же погас. Кто-то включил свет и мгновенно его выключил. Что это было? Обман зрения? Плод моего болезненного воображения? Стоило на какую-то секунду дольше продлиться этому мгновению, и все бы сразу же стало ясным. А так я до сих пор не уверен, видел ли я в ее комнате юриста или это она сама щелкнула выключателем. Трели соловья мгновенно прекратились, и я вспомнил слова одной добродетельной матроны из нашего дома о доступности моей красавицы мужчинам всего города. У меня сделалось скверно на душе, и такое настроение оставалось весь следующий день. А когда юрист сделал мне скептическое замечание по поводу посаженных мной тюльпанов, я ничего не ответил, чтобы не сорваться и не наговорить ему гадостей. Помните?

Так вот, в тот теплый июньский вечер я чувствовал себя не очень весело, поэтому и решил отнестись ко всему философски и даже взял с полки книгу Иммануила Канта, к которому никогда не питал особой привязанности. Однако, немного поразмыслив, я пришел к умозаключению, что еще рано поднимать панику. Во-первых, я не был уверен, что вообще в ее комнате увидел мужчину. Мало ли что мне могло померещиться. Во-вторых, я ни разу не встречал мою красавицу в обществе юриста. И в-третьих, я уже сомневался: а загорался ли в ту ночь свет в ее комнате. Вспышка была такой короткой, что я мог спутать окна и принять чужое окно за ее квартиру. От этих мыслей ко мне опять вернулось благодушное настроение, и я, сладко потянувшись, закрыл книгу и стал ждать появления первой звезды на небосклоне.

Сколько я так просидел, не знаю, только вдруг я понял, что наступила уже глубокая ночь, и все жители дома давно спят в своих постелях и видят десятые сны. Мне же спать совсем не хотелось, так бы и сидел в складном кресле, вдыхая сладко-горьковатый воздух летней ночи. В темном небе сияли далекие звезды. У самой ограды консульского сада стоял раскидистый гигантский тополь. Его ветви запутались в глубине звездного неба. Моя полуночная красавица все еще где-то гуляла, но я решил ждать до утра. Это ожидание наполняло мое сердце каким-то тревожным томлением.

О, если бы я мог служить ей! Я бы, как преданный пес, лежал возле ее двери и, заслышав ее легкие шаги по лестнице, бросался бы к ней на грудь, лизал ей руки, целовал ноги и скулил от радости. Любить - это высшее счастье, любить же мучительной и безнадежной любовью - не сравнимое ни с чем блаженство, близкое разве что к мазохизму. От этой любви тоже можно испытывать состояние тихого счастья и внутренней радости.

В темноте я на ощупь потрогал кончиками пальцев посаженные мной луковицы тюльпанов в глиняных горшочках, как будто за несколько часов они могли дать всходы. И вдруг в эту минуту в окне моей красавицы зажегся свет. От неожиданности я чуть было не вскрикнул. Дождался! Наконец-то! Этот свет, вспыхнувший в ночи, вначале меня даже ослепил. На экране появилась моя возлюбленная. Откуда же она вернулась? Со свидания? Из кино? С танцев? В такое позднее время.

Девушка стояла напротив окна, юная и до невероятности прекрасная. Она стянула с себя кофточку и блузку, осталась в одном лифчике. Затем, изогнув руки за спиной, расстегнула петельки, и две девственные груди, подобные электрическим лампочкам, сверкнули своей белизной. Она по-детски склонила свою милую головку набок, и длинные волнистые пряди волос рассыпались по ее груди. Она повернулась спиной и удалилась. И сразу же погас свет. Вот и все. У меня перехватило дыхание. Этого краткого момента я ждал весь вечер и половину ночи. И мир сразу же как будто остановился для меня, а грудь готова была разорваться от нахлынувших чувств. В эту минуту мне показалось, что я все могу сделать, что нет в мире ничего такого, чего бы я ни смог достичь.

Откуда-то из-за дома выплыла большая серебристая луна и повисла над сказочным садом, из глубины которого подсвечивали таинственные фонарики, манящие своими огоньками под сень уснувших деревьев в царство волшебных теней. И вдруг опять запел соловей. Он так заливался и выводил такие каденции, трели и мелизмы, что мне захотелось сию же минуту вспорхнуть с балкона и отправиться самому к этому виртуозному исполнителю.

Здесь я должен сделать отступление и подготовить вас к основному событию той сказочной ночи. Вы можете сомневаться, это - ваше дело. Я даже предупреждаю вас заранее, что мне будет трудно объяснить вам суть случившейся тогда со мной метаморфозы, и тем не менее я все же попытаюсь убедить вас в правдивости моих слов. Поверьте мне, в те минуты я пережил нечто такое, что приблизило меня к постижению вечности, пониманию времени и пространства и, наконец, разгадке таинства полета. Это уже сейчас я наряжаю пережитые мной тогда ощущения в различные теории, вроде той, что «нужно сосредоточиться на какой-либо мысли и смотреть в одну точку...» , ища объяснения случившемуся. Тогда же я просто зажмурил глаза и бросился в то необычное состояние, как бросаются с головой в омут.