Кто услышит коноплянку? - Лихачев Виктор - Страница 64

• Предыдущая
• 64/109
• Следующая

- К вам, - Михаил улыбнулся.

- Я где-то вас... Кира, ты?! - Главный редактор, человек весьма солидной комплекции, подпрыгнул, словно шарик. - Кира! Какими судьбами?! Девчата, вы знаете, кто это? Вячеславу явно было тесно в комнате. Он то обнимал Михаила, то, отскакивая на несколько шагов в сторону, оглядывал гостя, как любитель живописи оценивает картину. Слова никто вставить не мог. Говорил только Никонов:

- Девчата, это же мой друг, Михаил Киреев. Мирей, помнишь, я тебе его статьи показывал? Как ты у нас очутился? Рюкзак твой? Впрочем, после, после. Зина, сгоняй в магазин. Чай, тортик... Короче, сама знаешь. Нет, пошли Галину Петровну. Ты печатай. Кирееву начинало казаться, что перед ним не один, а как минимум три маленьких Славика. Только через десять минут Михаил смог объяснить, каким образом он оказался в Сосновке. Последовал новый взрыв эмоций.

- Интервью. Ты дашь нам интервью. Мирей, тащи диктофон. Ты сейчас... нет, я сам возьму интервью, а ты садись рядом и учись.

Киреев пытался протестовать, но тщетно. Никонов не хотел слушать возражений:

- Мы же коллеги, Кира. Где же твоя солидарность? Тема - пальчики оближешь. Человек идет пешком по России, приходит к нам, в Сосновку. Завтра я тебя с нашим мэром познакомлю. Сегодня он в отъезде.

- Слава, - мягко, но настойчиво произнес Киреев, - я не буду давать тебе интервью. Ничего особенного не произошло, тысячи людей путешествуют. Вот если появится в ваших краях Федор Конюхов - это другое дело...

Мирей и Никонов переглянулись.

- Хорошо, хорошо, - сбавил обороты главный редактор. Сев напротив Киреева, он заговорил медленно, стараясь быть как можно более убедительным: - Миша, ты, сам того не понимая, наступил мне на больную мозоль. Конюхов ведь был в прошлом году в Сосновке и дал интервью - другой газете.

- В Сосновке есть еще одна газета? - не поверил своим ушам Киреев, знавший, что в этом поселке живет от силы семь тысяч человек.

- Представь себе, есть. "Сосновский курьер" называется. Ее Адыгов учредил, наш местный водочный король. Он в мэры через год будет выдвигаться, вот и решил себе плацдарм заранее готовить. По тиражу в Сосновке они нас почти догнали, мы за счет села держимся.

- Лучше, значит, работают. Или есть другие причины?

- Вот именно, другие. Мы - газета администрации. Сам понимаешь, не маленький, какая у нас цензура сверху. Того нельзя писать, этого. Тьфу! А эти... адыговцы изгаляются в своем критиканстве, да еще деньги за это хорошие гребут. Туда от меня пять человек ушли. Вот, - Никонов показал на Мирей, - совсем зеленых набираю. Выручай, Кира, - Никонов просяще смотрел в глаза Михаила. Мне интересные материалы вот как нужны! Сейчас подписка на второе полугодие идет... Он замолчал.

- Даже не знаю, - неуверенно произнес Киреев. - С Конюховым мне не сравниться, да и одним материалом дело не поправишь. И о чем говорить - тоже не знаю. А с другой стороны... мне помочь тебе хочется.

- И славненько! - повеселел Никонов. - А о чем говорить, не беспокойся: мне фактура нужна, а уж я потом все живописую. На первой полосе снимок твой поставим.

- Вот уж этого не надо! Пиши, что хочешь, а фотографироваться я не буду, - Киреев запротестовал так энергично, что Никонов решил не искушать судьбу.

- Ну, хорошо, как знаешь. Так, мой первый вопрос... Они начали беседовать. Мирей сидела в сторонке и наблюдала за ними. Вячеслав Павлович ей все время говорил, что высший журналистский пилотаж - разговорить собеседника так, чтобы он рассказал о самом сокровенном. Но у него самого это пока не получалось. Приезжий мужчина отвечал односложно, не вдаваясь в детали.

- Кира, объясни мне, а зачем ты вот взял - и пошел? Ведь не просто так? Михаил надолго задумался. Наконец произнес:

- "Мысль изреченная есть ложь" - так кажется? Ты же обещал все живописать. Напиши, не мне тебя учить, что Россию хочу увидеть вблизи, что... одним словом, ты меня понял.

- Не совсем, Кира. Это что-то очень личное и ты не хочешь об этом писать в газете? Тогда только для меня скажи, чтобы я понял.

Михаил улыбнулся, а затем вдруг стал декламировать: Я знаю, что с судьбою вдруг

Я встречусь где-то в облаках. Защитник тех, кому не друг,

Противник тех, кому не враг. Я взвесил все и рассудил,

Что мне отныне не суметь Бесцельно жить, как прежде жил,

Какая жизнь - такая смерть.

- Чьи это стихи? - спросил Никонов.

- Это Йетс, - ответила за Михаила Мирей. И покраснела. Киреев, с удивлением и одновременно уважением посмотрев на нее, произнес:

- Правильно, Йетс. А кстати, почему у вас такое странное имя? Вместо девушки ответил Вячеслав Павлович:

- Мама у Мирей, Вера Васильевна Назарова, - очень уважаемый в районе человек. Она в нашей больнице заведует инфекционным отделением. А папа... Ты уж извини меня, Мирей, но Платон мне друг, а истина дороже. Папа еще тот тип был.

- Он что, умер? - Киреев сочувственно посмотрел на смущенную девушку.

- Как же, умер! - опять за нее ответил Никонов. - Я ведь и с Верой Васильевной, и с ним, Петькой Назаровым, в одном классе учился. Сумасброд был, прости, Господи. Что она в нем нашла... В голове

- ветер, все по верхушкам бегал. Семью он бросил, когда Мирей годика три было. Сейчас, говорят, где-то в Германии посуду моет.

- И вовсе нет, - запротестовала девушка. - У него ресторанный бизнес, кафе свое. Там артисты выступают...

- Артисты-пародисты, - засмеялся Никонов. - Брешет твой фатер. Если у него бизнес, почему он вам с матерью помочь не может? Не знает, как мы здесь живем? Мама ему не написала, что у них в больнице еще за прошлую зиму денег не дали?

- Мама ему вообще не пишет.

- Послушайте, - вмешался в их разговор Киреев. - Но почему все-таки Мирей?

- Забыл, - стукнул себя по лбу Вячеслав Павлович. - Сейчас объясню. Когда Мирей родилась, тогда в Москву певица французская приезжала, Мирей Матье. Очень уж она Петрухе понравилась. Пошел в поссовет и записал дочь под таким именем. Вера, помню, наревелась тогда досыта. И в самом деле, это надо же додуматься: Мирей Петровна Назарова. Но Петька ничего слышать не хотел: будет Мирей

- и все!

- Ничего, - ободряюще улыбнулся девушке Михаил. - Главное, чтобы человек был хороший. Да и поправимо все это.

- Поправимо? - удивилась Мирей.

- Вы крещены?

- Нет. Мама говорит, дедушка не разрешил.

- Да, - согласился Никонов. - Покойный Андрей Ильич Успенский крутого нрава был человек, крепкой партийной закалки, но честен и справедлив - таких сейчас нет.

- Ты, Славик, как на митинге заговорил, - вновь улыбнулся Киреев. - Еще полюбопытствую: Мирей, когда у вас день рождения?

- Семнадцатого июля. Я - Рак.

- В каком смысле?

- По гороскопу.

- Тогда, скорее, ракушка... Значит, семнадцатого июля. - Киреев что-то пытался вспомнить, но не вспомнил и, извинившись, полез в свой рюкзак. Вскоре он достал какую-то тетрадь. - Так, семнадцатое июля. Память преподобного Андрея Рублева, святителя Андрея, архиепископа Критского... Вот, - обрадованно воскликнул Михаил, - преподобной Марфы, матери Симеона Дивногорца. Марфа Петровна Назарова, по-моему, звучит. А вы как считаете?

- Не понимаю, - честно призналась пока еще Мирей.

- Очень просто: креститесь семнадцатого июля и становитесь в крещении Марфой. Мирей - такого имени в русских святцах нет.

- Разумеется, нет, - согласился Вячеслав. Потом встрепенулся: - Слушайте, ребятки, - взмолился он, - у меня еще дел по горло. Давайте вернемся к нашим баранам, то бишь к тебе, Кира.

- Премного благодарен.

- Шутка. Но давай закончим интервью. Скажи, как к тебе люди во время путешествия относились?

- Хорошо относились.

- Я серьезно.

- Я тоже.

- Ну а случаи смешные были?

- Почему именно смешные?

- Читатель любит, когда его развлекают, - с важным видом пояснил Никонов. - Может, истории какие забавные в дороге услышал?

• Предыдущая
• 64/109
• Следующая