Козырная карта Апокалипсиса (СИ) - Смирнова Ирина "cobras" - Страница 36

Фредо говорил вроде бы спокойно, хотя на последней фразе голос едва заметно дрогнул. Только создавалось ощущение, что слова торопятся выбежать из него, обгоняя друг друга, и ему почему-то очень важно рассказать мне эту историю. Поделиться еще одной частичкой себя. Интересно, сколько ему тогда было? Думаю не очень много.

— А перед смертью мать позвала меня и отдала вот это кольцо, — расстегнув жилетку, Фредо показал мне висящее на цепочке колечко, практически идентичное моему, только глаза у змеи были черные, — сказав, что оно будет вечно напоминать мне о ней и о том, что я сделал. — Вот теперь голос у него дрогнул очень заметно. — И что с этим кольцом она передает мне проклятье, с которым живут все женщины у нее в роду.

Парень медленно и очень аккуратно спрятал кольцо обратно и только после этого посмотрел на меня своими бездонными черными глазами.

— Скажи, твои тебя тоже прокляли?

Пока Фредо рассказывал, между нами как будто бы проявлялась незримая нить, крепкая и прочная, а после этого вопроса она даже зазвенела, настолько туго натянулась.

Мальчишка, которому с детства рассказывают страшилку о том, как двоюродная бабушка сбежала, бросив семью, застает мать изменяющей отцу. Да даже без предыстории про бабку — это все равно стресс, мне ли не знать. Первого приведенного матерью домой любовника я восприняла очень тяжело. А ведь старалась, уговаривала себя, что это нормально и естественно. Но больно… больно было все равно. А для Фредо, наверное, вообще, был шок.

— Ты ее очень любил? — я проигнорировала его вопрос о проклятье, пытаясь проанализировать и осознать, что именно чувствовал этот парень тогда, наткнувшись на мать и… садовника. Ну да, для него это было двойным шоком, ведь еще классовые и гендерные предрассудки взыграли во всей красе.

— Очень, — Фредо посмотрел на меня как-то странно, попытавшись резко отгородиться.

Мне показали поверхностный слой переживаний и не рассчитывали, что я полезу копаться глубже. Но я принялась настойчиво пытаться протиснуться в приоткрытую дверь его воспоминаний.

— Я не хотел, чтобы она тоже сбежала, — очевидно, не увидев на моем лице ни насмешки, ни презрения, ни банального любопытства, Фредо решился открыться еще больше. — Но с тех пор она всегда смотрела так, словно я — пустое место, разговаривала только на Вы…

Перекатывающиеся желваки на скулах и двигающийся вверх и вниз кадык очень хорошо демонстрировали мне, что я сейчас играю с огнем, подобравшись слишком близко, почти вплотную к незажившей ране, которую можно попробовать излечить, заштопать, сделать сначала грубым швом, а затем — тонким шрамом, а можно нечаянно задеть и получить удар под дых. И еще проблема доверия и привязанности: когда между людьми есть такая тайна, их отношения первое время как хрустальная ваза — чуть тронь, и разобьется. Надо ли мне оно? Зачем мне все это надо?! Для чего я лезу в чужую душу, пытаясь понять, принять… простить…Да, простить его отношение к женщинам, оправдывая вот этой ситуацией с матерью. Предательство самого дорого, самого родного, самого любимого человека. Двойное предательство — сначала мать предала отца, потом отвернулась от сына. А ведь вместо того, чтобы тихо сообщить все взрослым, Фредо вызывал виновного на дуэль. То есть поднял до своего уровня, если я правильно понимаю все эти классовые заморочки. И еще…

— Ты ведь думал, что перед смертью она тебя простит? — не знаю, почему я задала этот вопрос. Просто это было логично и естественно, надеяться и рассчитывать на прощение все время, пока она была жива и уж тем более, когда она, умирая, призвала его к себе. Фредо вновь сжал мое запястье. Сжал с такой силой, что я едва удержалась, чтобы не вскрикнуть.

— Извини… Прости, я не хотел! — прямого ответа на свой вопрос я не получила, но мне было уже и не надо. Картинка сложилась полностью.

— Нет, меня не проклинали, но у женщин в моем роду очень похожая ситуация. Только это никак не зависит от кольца.

Вроде бы… Или я чего-то не знаю? Или есть отдельное проклятье с магнитом и отдельное с кольцом? Убиться плеером!

Вместо того чтобы бежать в замок, как с самого начала собиралась, неожиданно для самой себя я проплутала вместе с Фредо по лесу, пока окончательно не стемнело. Наручный артефакт, показывающий время, был у Тимошки, ему Фонзи подарил или расплатился за какую-то идею, — я не очень вникала. Мне же обычно хватало часов, развешанных на стенах замка. Но в лесу время посмотреть было негде, зато рядом был интересный собеседник, чей голос обладал надо мной какой-то завораживающей властью, да и глаза… Притягивающие и отпугивающие, одновременно. Прекрасный готический принц и я, совершенно простенькая, без всяких изысков, как внутри, так и снаружи. Что это Совершенство нашло во мне, не понятно. Почему я, как тупейший на всю голову мотылек, порхаю вокруг него — тем более не ясно. Ниммей проще, надежней, понятнее, в конце концов! Даже по менталитету ближе — нет у него никаких классовых предрассудков, не замечен. И гендерных тоже нет. Правда, и интереса ко мне, как к девушке, тоже нет. Вроде бы нет… Так и у Фредо — нет! Он вообще, к счастью, не знает, что я — девушка.

— Замри! Стой тихо и не шевелись. А теперь плавно, очень плавно скоси глаза влево и чуть вверх, — и все это мне на ухо, едва слышным шепотом, почти касаясь губами мочки, а ладонями крепко сжав мне плечи, чтобы и приятное спокойствие от его магической энергии, и тепло от его дыхания, и внутри все обмерло…

На ветке, едва заметная среди зеленой листвы, сидела остроклювая птичка, сочно-салатового цвета с иссиня-черными крыльями. Мы же замерли, не дойдя до нее пары метров. Она нас не замечала, любуясь заходом местного светила, ничем внешне не отличающегося от нашего. Его название наш встроенный в голову переводчик так и перевел — Солнце. Наконец, птичка присвистнула, потом издала забавный тренькающий звук, снова свистнула. Дальше раздалось что-то типа: «трищи-щищи», потом свист, треньк, свист, снова трищи-щищи… и дальше уже без пауз, быстро-быстро…

— Ее зовут почти как тебя, — едва шевеля губами и обжигая меня своим дыханием до мурашек, прошептал Фредо. — Ильринка. Птица заката.

— А сколько сейчас времени? — тоже вроде бы шепотом спросила я, но ильринка тут же замолчала, склонила голову на бок и возмущенно свистнула.

— Половина пятнадцатого где-то, — выдохнул Фредо. — Хорошо погуляли. Я все думал, как бы тебя выкрасть от твоих телохранителей, а тут такое везение.

Да уж, я сама прямо ему в руки и запрыгнула. А, главное, к природницам мы направились в тринадцать, то есть около восьми вечера по-нашему. И пусть где-то полчаса с ними проболтали, хорошо. Но все остальное время, два с лишним часа, я прогуляла с этим гендерным шовинистом и даже не заметила?! А ведь, правда же, хорошо было. И, спроси меня, о чем мы болтали — не вспомню, наверное. Нет, если напрячься…Начали мы с географии. Сначала я выяснила, наконец, как мир называется — Анардинья. Такое вот красивое женское имя у мира оказалось. Потом мне рассказали, что Надзихар — пограничная застава целой страны, Хитхгладэ. Самой большой страны в этом мире. Затем… Да, о том, что материков — восемь, морей — три, а стран — семь. А еще есть океаны, северный и южный, прямо как у нас. Только на полюсах жизни нет, никакой, потому что это — места для сражений.

Раз в пять сотен лет с северного полюса к крепости приходят проигравшие предыдущую битву и оставляют «Книгу пророчеств». Ровно в тот момент будущие воины осознают, за кого им придется сражаться, за светлых или за темных, а дальше цель одних — разгадать предсказания в книге и предотвратить их. А задача их противников, естественно, сделать все, чтобы сбылось как можно больше. Ну, а у оставшихся магов головная боль похлеще — сделать так, чтобы вся эта забава не отразилась на простых людях. Ведь «Книга пророчеств» — это только одна часть веселья. После того, как призванные бойцы будут ею озадачены, на полюсах Анардиньи начнутся сражения сил тьмы и света. Причем обе армии припрут в этот несчастный мир все свое тайное оружие массового поражения, которое напридумывали с прошлой битвы. Ну и старое, уже проверенное веками.