Милашка (СИ) - Дроздов Анатолий Федорович - Страница 13

— На столицу движутся враги…

Нет, парень, не пройдешь.

— Благодарю, тофин! Вы свободны.

Парень поклонился и пошел к выходу.

— Тофин Григ!..

— На столицу движутся враги…

— Благодарю. Свободны.

Относительно хорошо произнес текст лишь тот, который держался уверенно. Наверное, актер. И одет лучше других.

— Подождите! — режиссер указала ему на стул. — У нас еще претендент. Тофин Влад!

Подхожу к столу.

— Почему вы хотите воевать?

Пауза. Брови Кеи ползут вверх. Претендент забыл текст? Нет, тофу! Я не буду говорить эту херню.

— Моя мать с сестрой погибли в сражении у границы. Я их очень любил… (Пауза). А теперь курумцы идут сюда. Хотят сделать нас рабами. (Теперь с яростью). Да я их грызть буду! На куски рвать! Не возьмете, проберусь к ним в лагерь. Подкрадусь ночью и убью! У меня нож есть. Вот… — лезу карман. — Острый. Я прошу вас: возьмите! Ну, пожалуйста!..

Опускаюсь на колени. В комнате тишина. Слышно, как потрескивает осветитель. Поднимаю взгляд. Глаза у Кеи по пятаку, у Реи — и того больше. Оператор открыл рот и забыл про камеру. Встаю. По лицу Кеи бежит тень.

— Почему изменил текст?

— Он плохой.

— Твой, значит, лучше?

— Живее.

— А тот мертвый?

— Слишком правильный. Так не говорят.

— Понимаешь в текстах?

— Работал журналистом.

— Где?

— На Дальнем континенте.

— Как попал к нам?

Кея в изумлении. Другие — тоже.

— Слишком долгая история. У меня есть разрешение на проживание и работу. Можно навести справки в социальном центре или проверить чип.

Кея машет рукой. Чип ее не интересует.

— Говорил, ранее не снимался. А играешь, как профессионал.

— Работал на телевидении.

— Хорошо, — вздохнула она. — Беру. Тофин Криг, благодарю за сотрудничество.

Актер с каменным лицом идет к выходу. Кажется, у меня появился враг.

— Съемки завтра. Начало в десять часов. Тебе дадут текст сцены.

— Я могу вносить в него исправления?

— Да, — сказала Кея после паузы. — Но сначала покажи мне.

— Благодарю, тофу!

— Вот ведь взялся на мою голову! — пробормотала она и встала. — Что про деньги не спросил?

— Сколько будете платить?

— Двадцать нулов в день.

Ничего так…

На студию я приехал пораньше — Кея попросила. Позвонила сама. Я обзавелся клачем. Продавец сняла данные с моего чипа и внесла их в базу. Привязала аппарат. Теперь лишь я могу им пользоваться. Для начала я позвонил Рее и продиктовал номер. Сообщил адрес почты, по которому следует выслать текст. После этого зашел в банк и открыл счет. Положил на него деньги — неудобно таскать пачку с собой. И нужды нет. Банкоматы здесь на каждом углу. Никаких карт не нужно, их заменяет чип. Банкомат тебя опознаёт, набираешь код — и снимай деньги.

В социальном центре мне выдали продуктовые карточки. Без них можно есть в ресторанах, но там дорого. Карточки представляли собой листок с клеточками. В каждой — название продуктов. Крупа, овощи, мясо, хлеб. Остальное продавалось свободно. Клеточка — дневная норма. Карточки можно отоварить сразу за месяц. Любопытства ради я зашел в городскую столовую. Кассир-мужчина выстриг по половинке из трех клеточек. Я получил суп, кашу и кусок хлеба. Сок шел без карточек. Заплатил 50 терри. Еда мне понравилась. Вкусно готовят и обстановка душевная. Повар стоял на раздаче и улыбался посетителям.

Дома я уведомил Вильгу о переменах. Она покачала головой, но ничего не сказала. Вечером ко мне заглянула Нейя. Выслушала и вздохнула.

— Не ожидала, что ты станешь актером.

— Неизвестно, как выйдет, — сказал я.

— Кея не ошибается в людях.

— Вы знакомы с ней? — удивился я.

— Ее все знают, — улыбнулась Нейя. — У нас маленькая страна, Влад. Да и Мей небольшой город.

В самом деле. Население Сахья — двенадцать миллионов человек. Из них в столице живет более миллиона. Страна вроде Беларуси, только территория больше.

— Станешь знаменитостью, не забывай нас! — попросила Нейя.

Это еще нужно стать… Но я пообещал.

Вечером я исправил текст. В основном — диалоги. Отослал Рее. Утром позвонила Кея и попросила придти раньше.

— Что ты знаешь о войне? — спросила в студии.

— Читал учебник.

— Тогда ясно, — вздохнула режиссер. — Наш фильм — национальный проект. Для начала объявили конкурс сценариев. Победил мой. Знаешь, почему?

Я покачал головой.

— В нем нет вымышленных героев, все реальные лица. Я сидела в архивах, изучала документы. Тысячи людей. Большинство из них погибли. Рассказать обо всех невозможно, приходилось выбирать. Под столицей в бой вступили два десятка рельсотронов. Расчет каждого — четыре человека. Командир, наводчик, заряжающий и подносчик снарядов. Всего восемьдесят мужчин. Кого было предпочесть? Я выбрала расчет номер пять. Знаешь почему? В нем трое были пожилыми. Четвертый — мальчик-сирота, двадцати лет от роду. Он рос в детдоме. Звали его Дин Рут. Его ты будешь играть.

Она включила планшет и стала листать пальцем картинки.

— Вот он!

На меня смотрело миловидное, юное лицо. Симпатичный парень.

— Из-за внешности его дразнили «Милашкой». Дин не обижался. Что заставило его пойти на войну? Ему не было кого защищать. Ни семьи, ни женщины. Но он очень горячо просил, и его взяли, — она помолчала. — Он погиб вместе с остальными. Теперь понимаешь, почему твои поправки не годятся?

Я покрутил головой. Кея посмотрела удивленно.

— У Дина была мать, — сказал я.

— Но он не знал ее. Я хочу тебе кое-что сказать, Влад. Ты приехал издалека, и многое знаешь. В годы диктатуры матери нередко отказывались от сыновей. Отдавали их в детские дома, а там было не сладко. Скудное питание, воспитатели из военных. Они били мальчиков. Обучали их читать и писать, и ничему более. Дин был чернорабочим. На войне стал подносчиком снарядов. Он не мог говорить о матери и сестре, его бы тут же разоблачили. Ты согласен?

— Нет.

— Почему?

— Сирота мечтает о родителях, порой, придумывает их. Мол, они служат где-то далеко, потому и сдали ребенка в детдом. Но они за ним обязательно приедут. Дин хотел в это верить. Потому говорит о матери и сестре. Ведь они у него могли быть! Остальным понятно, что он врет, но они не решаются возразить. Потому что виноваты перед пареньком. Это с их молчаливого согласия мальчиков отдавали в детские дома, где держали впроголодь и били. Теперь им стыдно. Потому что паренек, которому изуродовали судьбу, идет защищать Родину.

— Я хотела об этом сказать, — пробурчала Кея. — Потому и выбрала этот расчет. Но твои слова жгут сердце.

— Вы снимаете фильм-урок, напоминание о совместной победе?

Она кивнула.

— Пусть традиционалы задумаются. Они называют нас грязными и вонючими, не считают за людей. Пусть посмотрят на этого паренька. После всех издевательств пошел воевать за них. И погиб, чтоб они жили.

— Забери меня Темнота! — вскричала она. — Как ты все повернул! Рос в детдоме?

— Нет, тофу.

Зато жил без родителей. И мечтал, что они меня заберут.

— Принимаю, — сказала Кея.

— А еще Дину следует дать девушку.

— Что?!

— Пусть он встретит ее среди ополченцев. Она отвергнет его, потому что аристократка. У нее буква «й» в имени. Зовут ее Клейга. Для нее этот парень никто. Только Дин будет ее любить. В свой последний час, когда погибнут товарищи, он встанет к рельсотрону. Будет стрелять и кричать: «Это вам за мать и сестру! За Клейгу!» Он видел, как упал ее бронеход и решил, что она погибла. Но Клейга уцелеет. Много лет спустя она придет к мемориалу павших бойцов. Принесет к его подножию цветы. По ее щеке побежит слеза, и она тихо скажет: «Прости, Дин…»

— Замолчи! — крикнула Кея. — Я сейчас зарыдаю.

— Надо сделать так, чтоб рыдали зрители.

— Ладно, правь! — согласилась Кея. — Посмотрю, что получится.

А потом были съемки… Выжигающий глаза свет, ползущий от жары грим, недовольный голос режиссера. Дубли, дубли… К концу съемочного дня я уже не хотел денег. Мелькнула мысль отказаться от роли. Только я ее отверг. Подписался — не скрипи!