Между нот (ЛП) - Роут Шэрон Гасс - Страница 37

Я непрерывно оглядывалась на вход, чтобы помахать Джеймсу, когда тот войдет. Но парень не пришел, и спустя час я начала терять надежду. Мы высидели множество сольных выступлений, люди пели под гитару или «а капелла». Один парень играл на волынке. Другой рассказывал анекдоты. Молли аплодировала и свистела каждому. И мне стало интересно, действительно ли девушка думает, что я была хороша, или она просто за поддержу музыки в целом.

Уже девять часов, а Джеймс все еще не пришел. Затем кто-то похлопал меня по плечу и сказал:

– Дамы?

Я развернулась, и тут… Ленни.

– Что ты здесь делаешь? – огрызнулась я.

– Я должен встретиться кое с кем, – парень пристально посмотрел на меня, а затем осмотрелся по сторонам. – Не уверен, что она здесь. Это вроде свидания вслепую.

Молли указала на свободное место рядом со мной.

– Можешь сесть с нами, если хочешь.

Я уставилась на нее.

– Или нет… – промямлила девушка.

– Все в порядке, – Ленни криво усмехнулся. Синяк вокруг глаза был фиолетовым, и, наверняка, еще болел. – Вижу, вы ждете кого-то особенного.

Следующий исполнитель вышел на сцену, поэтому я повернулась посмотреть. Ленни ушел я-не-знаю-и-мне-все-равно-куда. А место рядом со мной оставалось пустым до конца вечера.

От Молли не скрылось мое разочарование.

– Жаль, что так вышло…кхм… с твоим другом.

Я пожала плечами.

– Музыка была отличной, – ответила я, желая сменить тему.

Выступило такое сумасшедшее разнообразие исполнителей, но организаторы представили их так, что все прошло на одном дыхании. Все закончилось самым удивительным квартетом, спевшим номер из «Les Misérables» (Прим. фильм «Отверженные»). Аудитория поднялась на ноги, прежде чем они закончили.

Я одновременно чувствовала себя взволнованной и подавленной, желая петь также, но зная, что никогда не смогу. Молли сжала мою руку, словно почувствовав мое настроение. Но она ничего не сказала – как раз то, что мне и требовалось.

Глава 27

В субботу утром меня разбудила мама.

– Пора вставать. Хочу выехать через полчаса. Я приготовила тебе овсянку.

Я посмотрела на часы на письменном столе.

– Только семь. Думала, ты сказала, что они открываются в девять.

– Да, – сказала мама. – Но женщина из программы бесплатного распределения продуктов питания сказала, что очередь выстраивается с восьми. Чтобы получить хорошие продукты.

Все это мама взвалила на меня еще накануне: как «продуктовый банк» собирает и сортирует всю пожертвованную еду, а затем поставляет в пункты раздачи, которые выдают ее людям на грани голода. Мама называла их «голодающие».

– Мы не голодающие, – ответила я.

– Нет, мы нет, – мама попыталась оттереть на столе пятно, которое никак не поддавалось. – Пока нет.

Я перевернулась на кровати и застонала.

– Как думаешь, мы увидим там знакомых?

– Возможно.

Ее голос звучал так же высоко и металлически, как тогда, когда она впервые рассказала мне о переезде сюда.

Я свесила ноги на пол.

– Смогу, наконец, с этим покончить.

Мама уже отвезла папу и близнецов в папин офис, чтобы он мог поработать, пока дети поиграют с бумагорезкой. Однажды он позволил им измельчить несколько документов, и вы, наверное, подумаете, что они умерли и попали в рай. Теперь он накопил все ненужные документы, чтобы они могли уничтожить их вместо него, когда он работал в выходные. Папа даже купил бумагорезку со специальным предохранителем, чтобы они случайно не разрезали пальцы.

Мама окликнула меня, когда я одевалась.

– Надень что-нибудь, кхм…не слишком броское.

– Одеться, как бедный человек, – пробормотала я. – Поняла.

Мой запас толстовок закончился, поэтому я натянула самый скромный свитер и джинсы, что смогла найти. Вместо кожаных ботинок до колен, которые я обычно с этим носила: я надела самую старую, самую поношенную пару конверсов. Я не расчесала волосы и не накрасилась.

– Ну как? – спросила я, вертясь на кухне.

– Я не сказала, что ты должна выглядеть так, будто на тебя напали птицы, – ответила мама. – Пойди, расчешись.

Уже в дороге мама объяснила, что пункт выдачи располагался в церкви.

– Это пункт выдачи с возможностью выбора, – сказала она. – То есть мы выбираем, какие продукты хотим. А в некоторых из них просто дают коробку с тем, что предварительно выбрали.

Она все болтала о том, чего ожидать, но, честно признаться, я не хотела знать. Я просто хотела покончить с этим.

Мы выехали из нашего района, проезжая мимо школы и двигаясь в том же направлении, в котором уехал Джеймс в тот день, когда мы сбежали. Мимо безголового оленя и дерева с винными бутылками. Мое сердце забилось чаще.

– Мам? В какой церкви находится этот буфет?

Мама порылась в кошельке и вытащила листочек.

– Нортбридж, – ответила она, передавая мне записку. – Нортбриджская методистская церковь.

Я застонала. Это церковь Джеймса. Кладбище.

– Ничего, если я останусь в машине?

– Мне нужна твоя помощь, – сказала мама с отчаянием. – Носить продукты. Не думаю, что у них есть корзинки.

На заднем сиденье универсала «Вольво» лежала стопка холщовых сумок. Родители продали «Мерседес», но «Вольво» уже оплатили, так что его оставили. Тем не менее, когда мы въехали на стоянку у церкви, у нас определенно была самая хорошая машина.

– О, боже, – проговорила мама, когда мы развернулись ко входу в пункт раздачи продуктов питания.

Уже выстроилась очередь приблизительно из пятидесяти человек. Так вот «голодающие», о которых она говорила. На первый взгляд выглядят они не так, как по телевизору, когда показывают детей с опухшими животиками и конечностями как у скелета. Эти люди казались такими суровыми, будто голод был наименьшей из их проблем. Те, кто привлекли мое внимание в первую очередь. Парень с крепкими мускулами и лицом, испещренным линиями, курящий сигарету. Женщина, которая выглядела так, словно побьет меня, если я даже моргну в ее сторону. Они уставились на нас, когда мы проезжали мимо. Неужели они думают, что мы собираемся забрать их еду?

– О, боже, – повторила мама.

– Нам здесь не место, – сказала я. – Поехали.

Мама проделала путь вокруг церкви и припарковалась перед автомобилем, который выглядел весьма неплохо, разве что пассажирское окно треснуло, и было склеено прозрачной пластиковой лентой. На зеркале заднего вида наклеен знак «инвалид».

Мы остались в машине, наблюдая за тем, как прибывает больше людей, и они становятся в очередь. Одна семья подъехала на фургоне, который я предположила, был их домом. Я заметила довольно много знаков «инвалид» и несколько человек с ходунками или тростями. Выглядели они не сурово. А изнывающими от скуки. Через несколько минут из церкви вышел человек и вручил пластиковые заламинированные номерки тем, кто стоял в очереди, и все немного разошлись, кто-то вернулся к своему автомобилю, кто-то присел на траву.

– Давай зайдем внутрь, – сказала мама, не пошевелившись при этом.

Я не была готова.

– Пока нет, – ответила я.

Рядом с нами припарковалась машина. Я повернулась посмотреть на водителя. Это была Чандра Мандрети. Мои глаза округлились, а ее сузились. Мы обе отвернулись. Ой. Мой. Бог. «Чандра Мандрети пошла в пункт раздачи продуктов питания».

Я втянула воздух.

Мама посмотрела на меня в недоумении, но была слишком занята, собираясь с духом, чтобы спросить, почему я тяжело дышала. Она выключила зажигание и посмотрела на свое отражение в зеркале заднего вида. Даже в не-слишком-броской одежде она могла бы отправиться на обед в загородный клуб. Хотя, на мне были самые жалкие кроссовки, но я забылась и надела кожаную куртку.

Мы не выглядели нуждающимися в бесплатной еде.

Мама сняла серьги и бросила их в сумочку. Маленькие бриллиантовые гвоздики, которые папа подарил ей на день рождения несколько лет назад.

– Забыла про них, – сказала она извиняющимся тоном.