Клинок мертвеца - Скалл Люк - Страница 14

Саша закатила глаза. «Такая красивая», — подумал он и отвернулся.

—  Ты же знаешь, я всегда отличалась прилежанием, — ответила она. — Тебя же больше интересовало быть героем.

«И много чего хорошего мне это принесло», — с горечью подумал Коул. Он откашлялся.

—  Ну, ты знаешь, что когда Салазар, Белая Госпожа и другие лорды–маги взяли приступом небеса, они не просто убили богов. Они похитили их силу. Вот почему лорды–маги не умирают от старости. Они несут в себе сущность богов.

Саша кивнула. Ее темно–каштановые волосы красиво ниспадали на плечи. Даварус сглотнул, прежде чем продолжить, во рту у него внезапно пересохло.

— Салазар и я соединились через Проклятие Мага. Видишь ли… — Он сделал глубокий вдох. — Мой отец в действительности не был героем, Саш. Он был Манипулятором. Самым страшным убийцей Салазара.

К его большому удивлению, Саша снова кивнула.

—  Я вроде как догадывалась. Другие Осколки старались не обсуждать этого возле меня, но сложить все воедино труда не составило.

«Для тебя — возможно», — подумал Коул, ярость в нем боролась с восхищением. Она была умнее его, пожалуй — самым умным человеком из всех, кого он знал.

— Когда я убил Салазара, я вобрал сущность бога, которую носил в себе он.

— Похитителя, — подхватила Саша. — Властелина Смерти.

— Да, я ощущаю его внутри, Саш. Страждущего. Страстно желающего, чтобы я убивал. Я не уверен, что в силах держать его под контролем. Я боюсь.

Он закрыл глаза и поэтому только услышал, как Саша пораженно втянула в себя воздух.

— Представить не могла, что ты когда–нибудь скажешь эти слова.

Неожиданно она обняла его, и он обмяк в ее руках, опустив голову ей на плечо. Даварус слышал, как бьется ее сердце, вдыхал ее нежный аромат. Подняв голову, он заглянул в ее темные глаза, полные тревоги. Он чувствовал, как его неодолимо тянет к ним, и ниже, к ее нежным губам…

«Ты просто кретин, Коул. Гарретт стыдился бы тебя».

В памяти всплыли прощальные слова Саши перед осадой Сонливии, причинив боль, так же как и воспоминания о мучительных ночах, когда он наблюдал за нею, спавшей на вершине Звездной Башни. Даварус отшатнулся от нее.

— Ладно, — резко сказал он. — Хватит себя жалеть. Лучше подготовлюсь к отплытию. Тебе безопасно оставаться в Телассе одной?

Сашу, похоже, задело, что он так внезапно отстранился.

— Если бы Белая Госпожа хотела моей смерти, меня бы здесь сейчас не было. Меня больше заботишь ты.

— Не стоит. Вернусь целым и невредимым, обещаю.

На мгновение наступила неловкая тишина, а затем усиленный слух Коула уловил слабый шорох движения в коридоре, и одна из служительниц Белой Госпожи появилась в дверях. В отличие от Саши, биение сердца которой он воспринимал как постоянный пульсирующий ритм, у этого существа он не услышал никакого пульса.

— Уезжаем сейчас, — сказала Нерожденная бесстрастным голосом.

Коул собрал сумки, которые приготовила для него Саша, и обнял ее в последний раз.

— Время быть героем, — пробормотал самому себе.

«Почему я?»

Этот вопрос вертелся у него в голове с той минуты, как Белая Госпожа сообщила о своих планах насчет него. Быть может, ее втайне впечатлило, сколь успешно Коул расправился с Салазаром и удрал из Новой Страды, и она сочла его наиболее подходящим для этого дела. Возможно, она опасалась его силы и способностей и сейчас просто использовала предлог, чтобы отослать его подальше. Но наиболее вероятный вариант — богини судьбы вступили в сговор, чтобы снова вывалять его во вселенском дерьме и вовлечь в самые безумные авантюры, из которых он выберется ожесточенным и сломленным. Как говорил Танатес?

«У тебя поразительное умение оказываться в центре событий».

Идя по сумеречным улицам Телассы в безмолвном сопровождении трех служительниц Белой Госпожи, Коул размышлял о том, что же стало с королем–чародеем Далашры. Даварус сомневался, что Танатес погиб в битве с Белой Госпожой, этого мрачного чародея явно не стоило объявлять мертвым, не понаблюдав по крайней мере с неделю за его разлагающимся трупом в морге. Помимо всего прочего, Танатес выжил после того, как его секли, вешали, выклевали глаза; выжил, проведя большую часть пяти столетий в теле ворона. Все же знание о том, что есть еще люди, которым пришлось куда хуже, чем Даварусу Коулу, несколько утешало.

Ремонт на улицах Телассы шел вовсю. Даже в этот поздний час широкий проспект, ведущий к гавани, был полон граждан, расчищавших завалы и укреплявших поврежденные фундаменты зданий. На его глазах группа рабочих подняла поверженную статую крылатого ангелоподобного существа. Кончик одного из его крыльев отвалился, и Коул заметил, что он лежит возле куста. Подняв осколок с мостовой, Даварус протянул его женщине–бригадиру с самой чарующей, по его мнению, улыбкой. Выхватив фрагмент скульптуры из его руки, женщина с хмурым видом отвернулась.

— «Спасибо» не помешало бы, — проворчал он, не в силах сдержаться.

Та повернулась к нему.

— Что ты сказал? — спросила она.

— Я сказал, что выразить благодарность было бы не лишним. — Ему вовсе не хотелось устраивать сцену, но последние события начинали на нем сказываться.

Бригадир, похоже, собиралась разразиться тирадой, но заметила притаившихся рядом Нерожденных. Побледнев, она быстро вернулась к работе. Коул покачал головой, вспомнив, как в добрые старые времена женщины просто толпились вокруг него, страстно желая удостоиться улыбки, а иногда — и постели. Но не сейчас, когда он обезображен плохо вылеченным носом и шрамами от различных злоключений. Он — просто чудовище, внутри и снаружи. Не лучше, чем Нерожденные. Не считая того, что они были еще относительно привлекательны, по–трупному.

«По–трупному… Что бы это вообще значило?» Он покачал головой, почувствовав отвращение к самому себе, и чуть не свалился в уличную трещину, которую не заметил, погрузившись в свои мысли.

— Тебе следует сосредоточиться на том, куда идешь, — произнесла ближайшая из Нерожденных.

— Легко тебе говорить. Кое у кого из нас — реальные причины для беспокойства, которые и отвлекают.

Глаза Коула впились в служительницу. Он вспомнил, о чем говорил ему Танатес, вспомнил, как выглядел капитан Прайэм и его Белые Плащи, которые бродили, шатаясь, по Новой Страде, словно были пьяны, или вмазавши, или и то и другое сразу.

— Вы питаетесь живыми людьми, — осуждающе сказал он. — Вы пьете их кровь. Так ведь?

— Это необходимо, чтобы поддерживать наше существование.

— Значит, вы не должны существовать. Вы — мерзкие создания, причем не первозданной магии. Вы — гораздо хуже.

Нерожденная, чуть склонив голову, смотрела на него своими странными, бесцветными глазами. Когда она наконец заговорила, Коул поразился, услышав в ее голосе едва заметный трепет чувства, слабый, как зыбь, поднятая крыльями крошечного насекомого, пролетающего над ручейком.

— Мы знаем, кто мы, брат. Дитя внутри нас — дитя, которым все мы когда–то были, — не исчезло полностью. Ему известно, чем мы занимаемся.

Остаток пути к гавани Коул прошагал в тишине, исполненный ужаса.

Когда Даварус и его эскорт наконец добрались, Белая Госпожа ожидала на причале. Вся гавань была озарена серебристым свечением магического барьера, который Коул и Саша заметили впервые с вершины Звездной Башни. Едва мерцающая прозрачная стена окружала порт, насколько хватало глаз. Флот Телассы выстроился оборонительной дугой напротив барьера. В потустороннем свете корабли выглядели очень внушительно, словно призрачная армада, спустившаяся с небес.

— Даварус Коул, — приветствовала его лорд–маг. — Полагаю, ты готов. Ты поплывешь на борту «Ласки».

Белая Госпожа указала в сторону маленькой каравеллы, хорошо знакомой юноше: это было то самое судно, на котором он с группой спутников бежал от правосудия Салазара за несколько недель до осады Сонливии. Казалось, все случилось давным–давно, но на самом деле, по расчетам Коула, прошло едва ли четыре месяца. Подняв взгляд на флаг, реявший на грот–мачте, он увидел на нем вытянутую женскую ладонь, бережно державшую семь башен. Посыл читался без труда: это был город Белой Госпожи, выстроенный по ее замыслу и поддерживаемый ее бессмертной благодатью. Казалось невероятным, что здесь ей может что–нибудь угрожать — и тем не менее капелька пота, которая скатилась по лбу лорда–мага, едва заметное подрагивание губ свидетельствовали о том, что сейчас она оказалась в трудном положении.