Поверженный ангел (Исторический роман) - Коротков Александр Сергеевич - Страница 9

Как и предполагал Сальвестро, уговорить Луиджи оказалось делом нетрудным. Поняв, что одним махом он может убить трех зайцев — освободиться от долгов, получив обещанную награду, разделаться с соперником и завладеть приданым Марии, — он тотчас согласился и в тот же день, собрав ватагу своих приятелей, выехал навстречу Панцано. Чем все это закончилось, читатель уже знает.

В передней комнате, непосредственно примыкающей к спальне гонфалоньера и называемой им «студио», сидел над бумагами сер Доменико Сальвестри, его нотариус и доверенный человек. Услышав шум затворяемой двери, сер Доменико поднял голову и вопросительно взглянул на своего патрона.

— Собирается дождь, может, даже гроза, — сказал Сальвестро.

Сер Доменико улыбнулся.

— Мне страх как не хочется, чтобы ты вымок, — продолжал Сальвестро, — но ничего не поделаешь. Захвати плащ и поезжай к Алессандро Альбицци. Скажи ему, что я хочу его видеть сегодня же.

Нотариус поклонился.

— Да, чуть было не забыл, — направляясь в спальню, небрежно проговорил Сальвестро. — Беккануджи убит или тяжело ранен. Писем он не достал. — Он сиял домашние туфли, пошарил ногой под кроватью и, не нащупав башмаков, в сердцах отбросил туфлю в дальний угол комнаты. — Хвастун! Влюбленный дурак! — пробормотал он сквозь зубы. — Устраивать турнир, когда надо было просто пырнуть ножом!.. Доменико! — крикнул он совсем другим тоном, увидев, что нотариус с плащом через плечо направляется к выходу. — Сделай милость, пришли ко мне этого бездельника Джиноццо. Не могу найти свои башмаки.

От дворца Спини к церкви Санта Тринита площадь поднималась пологим, скошенным к реке горбом, из-за чего после дождя вокруг сухого островка под навесом лоджии Спини на ней долго стояла глубокая лужа. Часом позже описанных выше событий на краю свежей лужи, разлившейся после недавнего дождя, появился щегольски одетый всадник, в котором нетрудно было узнать синьора Алессандро. Оглядевшись вокруг и убедившись, что объехать лужу невозможно, Альбицци тронул повод, осторожно, чтобы не забрызгать костюм, послал коня напрямик по самому глубокому месту и удалился вверх по набережной.

Пока синьор Алессандро не спеша, то и дело переходя на шаг, едет по грязной набережной к Старому мосту, вернемся к тому дому, откуда он только что выехал, невзирая на ненастье, тем более что возле него как раз остановился всадник, с которым нам интересно будет познакомиться поближе. Судя по золотым шпорам, рукояти меча, отлитой из того же металла, и зелено-коричневому дорожному костюму, под которым виднелась великолепная кольчуга, сработанная миланскими мастерами, он был посвящен в рыцари меча. При тусклом свете, падавшем с неба, ему можно было дать лет двадцать пять или даже того меньше. Но как раз благодаря столь молодому, чуть ли не юношескому возрасту все знавшие его относились к нему с подчеркнутым уважением, ибо знаки рыцарского звания, которые он носил, яснее слов говорили о его исключительной отваге, силе и благородстве.

Рядом с рыцарем на лохматой, неказистой на вид, но крепкой лошадке сидел нахохлившись, как сивый кречет, его скудьере, плотный и еще не очень старый мужчина, который, однако, то ли из-за густой, с сильной проседью бороды, то ли по контрасту со своим очень молодым хозяином казался совсем стариком. На левой руке он держал щит рыцаря с изображенным на нем соколом, сбивающим цаплю, а правой рылся в объемистой суме, притороченной к луке его седла.

— Ну чего ты копаешься? — нетерпеливо воскликнул рыцарь.

— Ваша милость, мессер Тотто, — жалобно отозвался скудьере, — не могу я так, ей-богу! Виданное ли это дело — чуть не месяц промаяться на чужбине, воротиться и даже домой не заглянуть! Хоть бы рану перевязали, о другом уж не говорю…

— С каких это пор ты каждую царапину стал называть раной? — перебил его рыцарь.

— Царапину?.. — с укоризной протянул скудьере. — Будто я не видел, как он, антихрист этакий, Волокита проклятый, рубанул. Эх, думаю, быть его милости без руки. И как вас господь уберег?

Рыцарь засмеялся.

— А смеяться тут нечему, — наставительно продолжал старик. — Надо благодарить бога, что все обошлось. И обошлось ли? Вон кровь по сию пору точится, — добавил он, указывая на пропитанный кровью платок, стягивавший левую руку рыцаря повыше локтя.

— Ну, хватит, — нахмурясь, проговорил рыцарь, — разболтался. Доставай ковчежец да поезжай домой. Скажешь матери, что я у синьора Альбицци по неотложному делу. Как освобожусь, тотчас приеду.

— По делу, — проворчал старик. — Какое у вашей милости может быть с ним дело? Он к вам убийцу подсылает, а вы к нему с делом. Или вам неведомо, что синьор Алессандро Волоките первый друг?

— Вздор! — возразил рыцарь. — Откуда Альбицци знать, что я возвращаюсь во Флоренцию? Да и никогда наши семьи не враждовали.

В этот момент у него за спиной послышался стук копыт и раздался радостный возглас. Он оглянулся и увидел графа Аверардо.

Мессер Аверардо делла Кампана, которого никто во Флоренции не звал иначе, чем «граф Аверардо» или просто «мессер граф», был немецким дворянином, лет пять назад неизвестно каким образом оказавшимся во Флоренции. Если верить словам самого графа, в Германии у него был замок и большое имение, однако, судя по тому, что он не торопился вернуться домой, это имение существовало лишь в его воображении. Скорее всего, он давно уже спустил все, что имел, и стал одним из тех многочисленных искателей приключений, которых в те времена можно было встретить в ополчениях чуть ли не каждого итальянского города.

Граф был высок ростом, широкоплеч, обладал роскошными усами, которые торчали в обе стороны, как пики, словом, имел весьма внушительный вид. За время своего пребывания в Тоскане он научился местному языку, на котором говорил довольно бегло, хотя не всегда понятно благодаря сильному акценту.

— Поже мой, Лука, какая феличайшая фстреча! — воскликнул граф Аверардо, подъезжая к рыцарю. — Ты, оказалось, уше во Флоренции! А я-то думаль, ты еще ф Риме спаифаешь картиналоф.

— Да, милый мой граф, я уже во Флоренции, — улыбаясь, ответил рыцарь, — хотя, мне кажется, кому-то очень хотелось, чтобы меня здесь не было, — и он показал на свою окровавленную повязку.

— О! Ты уше успел потраться! — без всякого удивления заметил граф Аверардо. — А как сторофье тфоей матушки?

— Я еще не был дома, — ответил мессер Панцано.

— Фотт как! Что ж, ф таком случае, ты телаешь фосле эттой лисьей норы? — спросил граф, кивнув в сторону дома Алессандро Альбицци.

— Хочу войти туда.

— Фотт как! — повторил Аверардо с какой-то странной ухмылкой. — Я пы на тфоем месте не сталь этто телать.

— Да вы что, сговорились, что ли? — воскликнул рыцарь. — Ну, когда этот трус, — он кивнул на своего оруженосца, — когда он стращает меня, я хотя бы могу его понять — он боится за мою жизнь, — но ты! Ты же не думаешь, что мне устроили там засаду?

— Конешно, нет, — ответил граф. — Если пы я так тумаль, я бы сказали — итем вместе.

— Так в чем же дело? Что тут случилось, в нашей несчастной Флоренции? Чума, что ли, началась или запретили людям ходить друг к другу в гости?

Граф хмыкнул.

— Нет, — сказал он, — никто не запретили. Я теперь поняли, ты ше еще нитшего не снаешь: когта ты уехали, вскорости синьор Алессандро… как этто… разорфалься со сфоим отцом. Расрукался фтрыск! И сказали, что снать не хочет партия и ее телишки. Так гофорили…

— Вот оно что!.. — пробормотал мессер Панцано.

— Теперь ты понимаешь? — продолжал граф. — Мессер Кастильонкьо, уж этто путь уферен, нынче же узнает, что, фернувшися фо Флоренцию, ты перфым толком пошель ф том этого претателя Альбицци, что у тепя с ним какие-то телишки…

— Граф! — крикнул мессер Панцано, сверкнув глазами. — Ты, конечно, шутишь, но знай, даже в шутку я не позволю тебе пятнать мое имя!