Черный Отряд (Десять поверженных) - Кук Глен Чарльз - Страница 32

– Ладно, ладно, – проворчал он. – Тебе вовсе не обязательно с таким пылом браться за дело.

Невольно улыбнувшись, я помог ему подняться:

– Ты цел?

– Да так, слегка обжегся, – признался он, напуская на себя ту фальшивую величавость, что присуща котам, совершившим какую-нибудь выдающуюся глупость. Нечто вроде: «Именно это я и собирался давным-давно сделать».

Пламя ревело, взметая с крыши горящие соломинки.

– Капитан послал меня проследить, чтобы вы, придурки, не запалили лес, – сообщил я.

Тут как раз из-за угла горящего дома вышел Гоблин, и его широкие губы растянулись в ехидной ухмылке.

Едва заметив его, Одноглазый завопил:

– Ах, червивые твои мозги! Так это ты подстроил мне пакость!

Испустив душераздирающий вопль, он начал приплясывать. Рев пламени стал более басовитым, а пляска огненных языков приобрела ритмичность. Вскоре мне показалось, что я различаю чью-то фигуру, корчащуюся в пламени за окном.

Гоблин тоже ее увидел. Его ухмылка исчезла, он сглотнул, смертельно побледнел и тоже принялся плясать. Теперь оба колдуна что-то завывали и пронзительно вопили, полностью игнорируя друг друга.

Корыто с водой извергло свое содержимое, которое описало в воздухе дугу и выплеснулось на пламя. Следом взвилась в воздух вода из бочки. Рев пламени стал тише.

Одноглазый подскочил поближе и начал тыкать пальцем в Гоблина, пытаясь нарушить его сосредоточенность. Тот отмахивался, уклонялся и попискивал, не прерывая танца. В пламя выплеснулась новая порция воды.

– Какая парочка!

Я обернулся. Подошедший Ильмо любовался представлением.

– И то верно, – согласился я.

Вопящие, завывающие и дерущиеся, Гоблин и Одноглазый словно олицетворяли своих собратьев по ремеслу более крупного масштаба. Разница заключалась лишь в том, что накал их вражды не поднимался и до половины той непримиримой ненависти, что существовала между Меняющим и Хромым. Если копнуть поглубже, легко увидеть, что Одноглазый и Гоблин друзья. Среди Взятых же друзей нет.

– Хочу тебе кое-что показать, – сказал Ильмо. Я знал, что больше он ничего не скажет, поэтому кивнул и пошел за ним.

Гоблин и Одноглазый продолжали дуэль. Кажется, Гоблин брал верх. Пожар меня больше не беспокоил.

– Ты умеешь разбирать эти северянские закорючки? – спросил Ильмо. Он привел меня в здание, где располагался штаб всего лагеря, и показал на кучу бумаг, которую его люди свалили на пол явно для растопки очередного пожара.

– Думаю, что разберусь.

– Может, отыщешь что-нибудь в этом хламе?

Я наугад вытянул из кучи лист. Это оказалась копия приказа одному из батальонов армии мятежников: тайно проникнуть в Лорды и укрыться в домах сочувствующих горожан до того момента, когда поступит приказ напасть на защитников города изнутри. Бумага была подписана именем «Шепот», и к ней прилагался список адресов.

– Еще как отыщу! – ахнул я. У меня внезапно перехватило дыхание. Один только этот приказ разоблачал полдюжины секретов мятежников и намекал еще на несколько. – Еще как, – повторил я, хватая следующий лист. Как и первый, то был приказ очередному отряду. Как и первый, он проливал свет на текущую стратегию мятежников.

– Позови Капитана, – велел я Ильмо. – Прихвати Гоблина, Одноглазого, Лейтенанта и всех, кому здесь следует находиться…

Должно быть, вид у меня был зловещий, потому что на лице Ильмо, когда он меня прервал, появилось какое-то странное, нервное выражение:

– Да что это за чертовщина, Костоправ?

– Все приказы и планы кампании против Лордов. Полный распорядок сражения. – Но кое-что я приберег напоследок – это я покажу только Капитану. – И поторопись. Возможно, даже минуты могут оказаться решающими. И не позволяй никому жечь подобные бумаги. Ради всего святого, останови их. Мы наткнулись на золотую жилу, так не дай ей улететь в небо дымом.

Ильмо выбежал, хлопнув за собой дверью. Его крики быстро стихли в отдалении. Хороший Ильмо сержант. Он не стал тратить время на вопросы. Покряхтывая, я уселся на пол и начал просматривать документы.

Скрипнула дверь, но я даже не поднял головы. Я лихорадочно выхватывал документы из кучи, быстро проглядывал их и сортировал, раскладывая на стопки. Краем глаза я разглядел заляпанные грязью сапоги.

– Ты можешь это читать, Ворон? – спросил я, опознав владельца сапог.

– Читать? Да.

– Тогда помоги мне разобраться с этой кучей.

Ворон уселся напротив меня. Нас разделяла гора бумаг, такая высокая, что мы едва видели друг друга. Возле Ворона расположилась Душечка – так, чтобы ему не мешать, но в то же время находиться под его защитой. В ее спокойных безрадостных глазах еще отражался ужас, пережитый в той далекой деревне.

Ворон в некотором роде парадигма Отряда. Разница между ним и остальными из нас заключается в том, что он во всем чуточку нас превосходит. Возможно, будучи новичком и нашим единственным братом с севера, он символизирует нашу жизнь на службе у Госпожи. Его моральные муки стали нашими моральными муками. Его молчаливый отказ рыдать и бить себя в грудь при несчастьях совпадает с нашими обычаями. Мы предпочитаем говорить металлическим голосом нашего оружия.

Впрочем, достаточно. К чему пытаться искать смысл всего этого? Ильмо наткнулся на золотую жилу, а мы с Вороном просеивали породу, отыскивая самородки.

К нам ввалились Гоблин и Одноглазый. Никто из них документы читать не мог, и они принялись развлекаться, запустив на стены бесформенные тени и заставив их гоняться друг за другом. Ворон пронзил их злобным взглядом. Когда ты занят делом, их бесконечные клоунские штучки и подколки начинают утомлять.

Колдуны посмотрели на Ворона, прекратили дурачиться и тихонько уселись в углу, словно нашалившие ребятишки. Есть у Ворона такое умение, такая личностная энергия, что заставляет людей, более опасных, чем он сам, вздрагивать под порывами дующего от него ледяного ветра.

Капитан пришел вместе с Ильмо и Молчуном. Через распахнутую дверь я разглядел, что вокруг бывшего штаба ошиваются еще несколько солдат. И как они ухитряются пронюхать, что назревают события?

– Так что ты здесь нашел, Костоправ? – спросил капитан.

Я решил, что по дороге он уже вытянул из Ильмо все, что тот знал, поэтому перешел прямо к сути:

– Это приказы. – Я похлопал по одной стопке. – А это рапорты. – Я похлопал по другой. – Все они подписаны «Шепот». А мы сейчас тягаем морковку в ее личном огороде. – От волнения я даже заговорил фальцетом.

Некоторое время все молчали, лишь Гоблин пискнул пару раз, когда в штаб ввалились Леденец и остальные сержанты. Наконец Капитан уточнил у Ворона:

– Это так?

Ворон кивнул:

– Судя по документам, она периодически наведывалась сюда еще с ранней весны.

Капитан заложил руки за спину и принялся расхаживать. Он стал похож на усталого старого монаха, бредущего на вечернюю молитву.

Шепот – лучший генерал мятежников. Ее упрямый гений сумел удержать восточный фронт, несмотря на все усилия Десяти. Она имеет репутацию самого опасного члена Круга Восемнадцати. Она славится тщательностью, с какой планирует все кампании. В войне, которая зачастую напоминает вооруженный хаос с обеих сторон, ее войска выделяются четкой организацией, дисциплиной и ясностью целей.

– Кажется, она командовала армией мятежников под Ржой, верно? – пробормотал Капитан. Битва за Ржу происходила три года назад. Говорили, что сотни квадратных миль вокруг города были полностью разорены и к концу зимы противники, чтобы выжить, вынуждены были есть собственных мертвецов.

Я кивнул. Вопрос был риторическим. Капитан попросту размышлял вслух.

– И Ржа на несколько лет стала полем боя. Шепот упорно держала фронт, а Госпожа не отступала от своих намерений. Но если Шепот прибыла сюда, значит, Круг решил сдать Ржу.

– И это означает, что они переключились с восточной стратегии на северную, – добавил я. Север оставался слабым флангом Госпожи. Восток уже повержен, а южными морями правят союзники Госпожи. С тех пор как границы империи достигли великих лесов выше Форсберга, она обращала мало внимания на север, и именно там мятежники смогли добиться наиболее впечатляющих успехов.