Флаги над замками (СИ) - Фламмер Нат - Страница 34

Укё убрал пинцет в стерилизатор и бросил на коллегу укоризненный взгляд:

— Хм. Использование силы для придания большего пафоса своему облику — это как, в «личных целях» или нет? — Он, снимая перчатки, направился к раковине.

Ватару усмехнулся в ответ, прикурил и пустил облачко дыма в вытяжку.

— Мононоке, значит. Будет весело.

_______________

[1] Нитирэн — японский монах, основатель буддистской школы Нитирэн-сю, приверженцем которой был Като Киёмаса. Нитирэн особо выделял сутру Священного Лотоса, считая, что она может обеспечить счастье Японии и ее почитателям.

[2] Смута годов Онин — гражданская война в средневековой Японии, длившаяся 10 лет (1467—1477 годы).

[3] Эпоха Эдо — исторический период (1603—1868 годы) Японии, время правления клана Токугава.

[4] Эпоха Воюющих Провинций (период Сэнгоку) — период в японской истории со второй половины XV до начала XVII века.

[5] Мононоке — (в японской культуре) люди или, реже, животные, которые обратились в ёкаев под действием тяготящих их чувств, таких как ненависть, злоба, зависть, месть, ревность и др. Цель мононоке зачастую — банальное убийство людей, являющихся объектом сильных негативных эмоций, пробудивших духа.

Спины убегающих в ужасе врагов. О, это зрелище Киёмаса любил едва ли не больше, чем запах свежей крови. Он уже не гнался за ними с гиканьем, размахивая копьем, — наоборот, ступал степенно, как человек, уверенный в своей силе, а не безусый мальчишка. Усы у него, кстати, были. Настоящие и уже довольно густые: незачем больше цеплять это украшение на маску демона, прикрывающую его лицо. О, он отлично представлял себя со стороны, глазами врагов. Сильно отросшие за три года волосы он распустил, чтобы они развевались за спиной, когда он бежит, вокруг глаз густо намазал черным — теперь он гордился тем, что выглядит как самый настоящий ёкай. И сила его была — страх. И не просто страх — дикий, леденящий ужас охватывал противника, который осмеливался вступить с ним в бой. И слово «леденящий» в этом случае не было метафорой: после волны страха приходила волна холода. Если не убежал и не упал на землю, содрогаясь от ужаса, — застынешь ледяной статуей.

Киёмаса уже знал, что такую силу ему дает вода. А вода есть везде — даже в воздухе ее полно. Так сказал наставник Хамбэй.

Вот еще один из бегущих замер, в ужасе уставившись на него. Киёмаса махнул копьем — голова труса отлетела в сторону. Сколько он уже сегодня их добыл? Устал считать. Киёмаса даже не обернулся — знал, что следующий за ним в нескольких метрах адъютант подберет добычу и привяжет на палку. Вот и все. Проход к реке свободен.

Его сотня не зря была поставлена в авангарде. Даже такая небольшая брешь в защите противника — очень, очень важное достижение. И сегодня Като Киёмаса собирался показать себя. Его люди двигались в отдалении: они уже привыкли к его силе, но все же попадали под ее действие. И чем дальше они окажутся от него в этот момент, тем проще им будет контролировать свой страх.

А он, Като Киёмаса, сейчас сделает то, что навсегда прославит его имя. Река — препятствие для обычных людей. Но не для него. И не для его господина. Здесь глубоко. И никто не ждет атаки.

Киёмаса встал на берегу у самой кромки. И коснулся воды кончиком копья. Тотчас же вокруг образовалась корка льда. Он поднял копье повыше, чтобы лезвие не вмерзло в лед. А ледяной круг становился все шире и шире, пока не достиг противоположного берега.

Киёмаса шагнул на лед и медленно пошел, все сильнее концентрируясь и укрепляя ледяной настил. Воздух вокруг него звенел от холода. Наконец, уже на середине реки, он топнул по льду ногой и призывно поднял копье. В ответ с его берега раздался многоголосый радостный гул. И первыми пошли его люди. Киёмаса ослабил силу: лед теперь довольно толстый и не растает быстро. А люди смогут пройти. Вот уже его сотня вся на другом берегу реки. Еще немного, и к переправе подойдут основные силы, но его ребята успеют взять больше всех вражеских голов.

Но... что это?.. Киёмаса с удивлением посмотрел себе под ноги. Вода? Сандалии мгновенно промокли, и он почувствовал, как начинает погружаться. Сначала по щиколотку, потом... Не растерявшись, он снова вскинул копье и прокричал, что было мочи, подходящим к реке своим:

— Стойте! — И сконцентрировал силу.

Вода начала было замерзать — он едва успел выдернуть ноги из-под свежей корки льда, но тут же опять растаяла. И лед начал таять на глазах, так же быстро, как до этого намерзал. Киёмаса почти мгновенно оказался по шею в холодной воде.

Да что же это такое? Он потерял контроль над силой? Как же так? Столько тренировок! Не может быть!

И внезапно воды реки расступились. Просто отхлынули от него и замерли с двух сторон прозрачными переливающимися на солнце стенами.

И тогда Киёмаса понял, что происходит.

— Эй! Выходи, сразимся! Один на один! — закричал он, вскидывая копье, которое продолжал сжимать в руке.

Вместо ответа вокруг него прямо из земли поднялись столбы пламени.

Мокрая одежда едва не закипела на нем. Киёмаса аж зажмурился, концентрируясь, и жар отступил. Языки огня прижались к земле и змеились, не в силах подняться и добраться до него.

...Но лишь на миг. Камни на опустевшем так внезапно дне реки покраснели от жара — казалось, они сейчас сами потекут раскаленной рекой. И снова пламя взметнулось вверх. Нет, не вверх — как будто раскаленные руки потянулись к нему, сжимая, душа, сжигая.

Киёмаса закашлялся. Неужели камни могут гореть и дымиться? Глаза заволокло плотным белым туманом.

Да нет же, это не дым — это пар. А если пар, то, значит, вода! Радостно вскрикнув, он направил свою силу на белое горячее марево. И крупные белые хлопья тут же закружились над ним. Приятный холод потек по коже, которая, казалось, уже была готова потрескаться. Огонь прижался к земле и начал отступать, словно в страхе перед этим снегом. А Киёмаса все давил и давил огонь своим холодом. Еще немного.... еще... Вены на руках вздулись от напряжения.

— Выходи... трус! — прохрипел он.

И языки огня вновь зашевелились, и он опять ощутил жар. Неужели он настолько слаб? Неужели проиграет?

Почему не видно противника? Или... тот настолько силен, что может атаковать на таком большом расстоянии?

Ну уж нет! Это трус еще не представляет всей мощи его силы!

Киёмасе показалось, что его череп сейчас треснет. Пламя было живым, оно танцевало вокруг него, заглядывало в лицо, в глаза, кровь из трещин на губах запеклась коркой. Киёмаса чувствовал ее, когда облизывал губы пересохшим языком. Очень сильно хотелось пить, горло распухло, а древко копья нагрелось так, что обжигало руку, — похоже, еще немного, и дерево вспыхнет. Киёмаса поднял руку и сконцентрировался на копье. Ему всегда проще было сосредотачиваться на предмете и через него выпускать свою силу. От руки по древку медленно пополз иней. Выше, еще выше...

Лезвие копья вдруг взорвалось мелкими осколками. Древко разлетелось на куски, а вокруг Киёмасы выросли разноцветные, переливающиеся пики света. Ледяного света. И этот ледяной цветок распускал свои лепестки все дальше и дальше. Киёмаса замер, сам пораженный произошедшим. Языки пламени потускнели и впитались в раскаленные камни на дне. Киёмаса издал победный крик. Вот так-то! Вот тебе, трусливый глупец! Огромная мощь пьянила. Кто, кто сможет остановить его сейчас? Копья у Киёмасы больше не было, поэтому он просто вскинул руку вверх, издал клич и...

Стены воды с двух сторон обрушились на него.

Ловушка. Такая простая ловушка, и он, как идиот, в нее попал.

Он ослабил поток холода сразу. Насколько мог. Но все равно опоздал — вода мгновенно замерзла, образовав вокруг него огромную ледяную глыбу. И он понятия не имел, какой толщины ее стенки.

Между его телом и льдом осталась небольшая прослойка воздуха. Он попытался пошевелиться, продавить или расколоть лед, но ничего не вышло. Слишком мало места.