Заклинатель змей (Рассказы. Стихотворения) - Карпов Николай Дмитриевич - Страница 19

— Я ничего не понимаю! — простонал Кепи и закрыл лицо руками.

— Повторяю, ты сейчас поймешь все! — сказал Демерт, доставая из кармана колоду засаленных карт. — Мы сыграем партию в покер, и проигравший нанесет себе царапину этим крисом…

— Но ты ведь знаешь, что я не умею играть в карты! — быстро вскричал Кепи, радуясь неожиданно возникавшему затруднению и цепляясь за него, как утопающий за соломинку.

— Ну, тогда мы сделаем это гораздо проще! — спокойно ответил Демерт, тщательно тасуя карты и разбрасывая их веером по столу. — Мы возьмем по одной карте. Вытянувший старшую — останется жив. Масти, конечно, безразличны. Бери карту!

Кепп протянул дрожавшую руку к столу, со смутной надеждой взглянул на карту и радостно вскричал:

— Король! Король червей!

Демерт спокойно бросил свою карту на карту Кеппа и грозно сказал:

— Туз!

Кепп швырнул карты под стол и, закрыв лицо руками, замер.

Он не верил своим глазам и старался убедить себя, что все происходящее здесь — сон, и что после сладкого пробуждения он увидит знакомую обстановку своей уютной квартиры.

— Ты проиграл, Кепп! — услышал он голос Демерта. — Есть еще справедливость на свете! Кончай скорей, а то ты совсем скиснешь!

Кепп поднял голову и расширенными глазами смотрел на тускло блестевшее при свете свеч лезвие криса.

В его парализованном страхом мозгу мелькнула спасительная мысль, он схватил крис и встал, но Демерт быстро отскочил к стене, выхватил из кармана револьвер и крикнул:

— Я так и думал! Ты хочешь меня угостить этим крисом? Не шевелись, иначе я всажу пулю в твой гнусный лоб! Какой же ты негодяй, Кепп! Конечно, ты не способен играть честно! Итак, кончай скорее, или я выстрелю!

Крис выскользнул из руки Кеппа и с глухим стуком упал на пол. Моряк почувствовал, как его мускулы тела ослабели, и оно опустилось на пол, словно кости в нем превратились в мягкие хрящи. Ударившись головой о стул, он заревел в припадке безумного страха:

— О, не убивай, оставь меня! Отойди, не прикасайся ко мне! Я хочу жить! Я раскаиваюсь во всем! Демерт, пощади, я отдам тебе все! Дэзи будет твоей, Демерт… Не убивай, я все искуплю…

Он пополз на животе по полу и ударился мокрым от слез лицом о носок сапога Демерта, с презрением смотревшего на него.

— Встань и садись на свое место, — тихо проговорил Демерт, пряча револьвер в карман, — садись и молчи, трус!

Кепп, шатаясь, поднялся с пола и рухнул в кресло. Демерт уселся напротив; в его ушах еще продолжал звенеть дикий, звериный крик врага, вызвавший в нем отвращение, доходившее до тошноты. Он сидел, задумавшись, и неожиданно задрожал, как в лихорадке. Бормоча проклятия, он сорвался со стула и зашагал по комнате, не обращая внимания на неподвижно сидевшего Кеппа, следившего за каждым его движением глазами, полными страха.

— Дьявол! — глухо заговорил наконец Демерт, останавливаясь у стола. — Ты испакостил всю мою жизнь, а сегодня, сам этого не сознавая, нанес мне последний удар! Ты убил сейчас во мне любовь к Дэзи! Я тебе объясню это, если только твой отупевший от страха мозг в состоянии понять мои слова! Когда ты ползал, как собака, у моих ног и ревел, я вызывал в своем воображении светлый образ Дэзи, но, помимо моей воли, передо мной встала другая картина! Тысяча проклятий, я увидел Дэзи, чистую Дэзи в твоих объятиях, в объятиях подлого труса, — и почувствовал к ней почти такое же отвращение, как к тебе. Ты отнял ее у меня, ты же и убил во мне любовь к ней!

Он жадно выпил стакан вина и продолжал:

— Ты останешься жив… Я не хочу пачкать своих рук твоей кровью… Пусть сама жизнь накажет тебя, негодяй!

Кепп сидел молча, боясь шевельнуться; он почти не слышал речи Демерта, и из его слов понял только одно: он останется жив; это сознание наполняло безумной радостью все его существо.

— Уходи, не оскверняй воздуха этой комнаты своим дыханием! — прогремел над его ухом голос Демерта. — Уходи, или я тебя убью, как собаку. Дверь отперта!

Сгорбившись, полузакрыв глаза, Кепп добрался до двери, но его дрожащие руки не могли нащупать дверную ручку.

Демерт бросился к нему, схватил его за шиворот и вышвырнул в коридор. Захлопнув дверь, он опустился в кресло, и скоро до него донесся стук сапог убегавшего по коридору человека.

Заклинатель змей

Солнце жгло нестерпимо, и Орк еле передвигал ноги, обливаясь потом. Пробковый шлем на его голове казался вылитым из горячего олова и с каждым шагом становился тяжелее, легкая белая ткань куртки прилипла к телу. Орк раскаивался, что покинул веранду гостиницы и отправился бродить по городу, в котором, в сущности, он не нашел до сих пор ничего интересного. Правда, ему никогда еще не приходилось видеть такого сочетания роскоши с убожеством, остатков великой древней культуры — с невежеством и косностью, как в туземных кварталах этого города, где рядом с бедными хижинами, стены которых были сплетены из сучьев или гибких побегов бамбука, возвышались каменные дворцы набобов, виднелись высокие минареты магометанских мечетей и купола буддийских пагод. Впрочем, скверный запах и отчаянный визг полуголых черномазых ребятишек, копавшихся, не обращая внимания на жару, в уличной пыли, выгнали Орка из туземных кварталов.

Здесь, в европейской части города, навстречу ему попадались смуглые туземцы в белых одеждах и в белых тюрбанах, с удивлением глазевшие на иностранца, отважившегося выйти на улицу в то время, когда все белые люди лежат врастяжку на верандах своих бунгало, изнемогая от жары.

Орк невольно вспомнил хмурое небо и глубокие снега своей родины и с облегчением вздохнул, завидев перевитую плющом веранду знакомой гостиницы, в тени которой можно было растянуться на циновке и лежать неподвижно, ни о чем не думая. Неожиданно резкий, металлический звон заставил его остановиться у самой веранды и взглянуть направо, где в тени апельсиновых деревьев стояло несколько человек туземцев и два туриста в белых пробковых шлемах. В центре этой группы сидел на корточках туземец и ударял палкой в круглую металлическую тарелку.

Орк подошел ближе, с любопытством всматриваясь в сидевшего на корточках человека, вся одежда которого состояла из широкого куска легкой грязной ткани, повязанного вокруг бедер и образовавшего подобие юбки, и белого тюрбана на голове. На смуглом худощавом лице его лихорадочно блестели черные, глубоко впавшие глаза, в черной курчавой бороде серебрилась седина. Перед туземцем стояла небольшая ивовая корзина. Орку надоело ждать и он уже хотел направиться к веранде, но туземец быстро выпрямился, вынул из складок своей одежды тростниковую дудку и нагнулся под корзиной. Зрители отшатнулись, расширяя круг, туземец сдернул с корзины плетеную крышку, быстро опустился на корточки и, приложив к губам конец дудки, извлек из нее несколько резких пронзительных звуков.

Орку показалось, что корзина покачнулась, он увидел, как из нее высунулись три плоских змеиных головы, раскачиваясь из стороны в сторону. Туземец продолжал играть, не спуская горящего взгляда со змей; звуки его дудки напоминали звуки пастушеской свирели, мелодия звучала все нежнее и нежнее. Змеи выползли из корзины и раскачивали головами в такт странной музыке, темп которой постепенно ускорялся. Орк еле сдержал крик ужаса, увидев, как пресмыкающиеся, словно загипнотизированные взглядом музыканта, подползли к нему. Одна из змей обвилась вокруг его стана, образуя живой пояс, другая вокруг шеи, и ее раздвоенный язык качался перед самым лицом туземца. Третья змея лежала, свернувшись в узел, у ног заклинателя, словно мертвая. Продолжая держать дудку во рту и перебирать лады левой рукой, заклинатель схватил свободной рукой лежавшую у его ног змею, медленно встал, подошел к корзине и опустил в нее пресмыкающееся. Затем он снял с талии живой пояс, бережно положил его в корзину, снял змею с шеи и, оборвав мелодию, опустил крышку.