Не отпускаю (СИ) - Шагаева Наталья - Страница 19

Подхожу к столу, не чувствую холодного ветра, врывающегося в окно, беру наше свадебное фото в серебряной рамке, внимательно рассматриваю каждую деталь, будто никогда не видела его и уношусь в самый счастливый день в моей жизни.

«Я беру тебя в жены, Полина, теперь ты моя. Полностью, душой и телом. Ты послана мне Богом, уж не знаю за какие заслуги. Я буду любить тебя, оберегать, заботиться и выполнять любые твои желания. Ты будешь моим ясным, теплым солнцем, моей душой, моей нежностью и моей спокойной гаванью в трудные жизненные минуты. Я сделаю тебя матерью наших детей. Я больше не отдам тебя никому, ты моя навсегда. И поверь, солнышко, фразу «только смерть разлучит нас», я воспринимаю всерьез, и вкладываю в нее больше смысла, чем другие люди. Только смерть может забрать тебя у меня, и не факт, что после смерти я отпущу тебя. Всегда помни это, моя красивая, солнечная девочка. Я не буду говорить тебе, что люблю каждые пять минут, но я буду любить тебя каждую секунду нашей жизни»

Все это он нашептывал мне, пока нудная тетка регистраторша говорила свою пламенную речь, которую я естественно не слушала. Я растворялась в его словах, плыла на волнах его вибрирующего, бархатного голоса, тонула в его любви, и безоговорочно верила в каждое его слово. А все это было фальшью. Все было лицемерием и циничной ложью. Опускаю наше фото на стол, беру каменный декоративный куб, стоящий у Вадика на столе, и со всей силы бью им по фоторамке, разбивая ее в дребезги, кроша стекло. Точно так же, как несколько минут назад разбилась вся моя жизнь, и разлетелись на мелкие осколки все мечты о будущем. А в голове вновь и вновь прокручивается голос Вадима из телефона, обращенный к НЕЙ, такой хриплый, рычащий, возбужденный. Такой до боли знакомый и в тоже время чужой. Сердце начинает кровоточить, покрываясь глубокими порезами, настолько глубокими, что они вряд ли когда-либо затянутся. Бью по осколкам стекла фоторамки, но мне этого мало. Откидываю декоративный куб в сторону, беру фотографию, чуть не поранившись о крошечные осколки стекла, рву ее на мелкие кусочки, задыхаясь от собственной агонии, разбрасываю ошметки глянцевой бумаги по кабинету.

Но моя агония только начинается. Оказалось, что я не умею медленно и драматично умирать, загибаясь от боли, рыдая на кровати, утирая слезы. Слез вообще не было, ни единой слезинки. Хотя я всегда была довольно впечатлительной, я могла плакать, смотря на красивый закат вдоль берега океана, или смотря сопливую мелодраму, а сейчас не могла. Я сошла с ума, и в этом сумасшествии вбежала на кухню. Схватила мусорный пакет и выбежала в гостиную, открыла комод и достала огромный свадебный альбом, семейный альбом до появления Кирилла, диск с записью нашей свадьбы, и остервенело запихала все в пакет. Поднялась наверх, раскрыла шкаф и вытащила свое свадебное платье, не понимая какого черта я его столько времени хранила. Открыла ящик и нервно выкинула из него дорогие моему сердцу безделушки, ища свадебную подвязку, запрещая себе вспоминать, как Вадик снимал ее с меня зубами, целуя мои ноги.

Вышла с пакетом во двор, кинула все посреди своего, почти, увядшего сада. Вошла в гараж, схватила бутылку с бензином и большие каминные спички. Подошла к пакету, вынула из него платье, бросила на землю и облила его бензином. Платье вспыхнуло мгновенно, почти опаляя мне лицо и волосы, но я вовремя отскочила назад. Вытащила из пакета подвязку, без жалости кидая ее в костер, в котором горела и корчилась от ожогов моя душа. Вынимаю чертовы альбомы, но не швыряю их целиком, а словно мазохистка, вынимаю фотографии и по одной рассматриваю их, вспоминая каждое наше мгновение, и кидаю в огонь. В какой-то момент картинки на снимках начали расплываться перед глазами, и я просто прекратила себя истязать, швырнув все фото разом вместе с пакетом. Упала на колени рядом с огнем, немного закашлялась от дыма, повеявшего в мою сторону, закрыла лицо руками. Семь лет — это так мало, а мне кажется я только что сожгла всю свою жизнь. Я всегда думала, что есть МЫ. Но был только ОН, а я в качестве его тени. Все это время он жил полной жизнью, ни в чем себе не отказывая. А я жила только ИМ. Боготворила его, дышала Вадимом, по сей день, смотря на него безумно влюбленным взглядом. А на самом деле я сама нарисовала у себя в голове образ моего идеального мужа и влюбилась.

— Полина? — слышу позади себя голос Риты, а сил обернуться и ответить нет. — Поля! — кричит подруга, открывая скрипучую калитку между нашими домами, которую мы сделали для того, чтобы спокойно ходить друг к другу в гости. — Полечка, ты что? Что случилось?! — обеспокоенно спрашивает подруга, хватая меня за плечи, пытаясь поднять с земли. — Вставай, пожалуйста, холодно, а ты в легком платье, босиком сидишь на земле, — я поднимаюсь и безвольно иду за подругой, слов которой уже не слышу. Замечаю, что она ведет меня в сторону моего дома.

— Нет, я не хочу туда идти! — кричу я, вырываясь из ее захвата.

— Полина, ты мне только скажи, все живы, здоровы?

— Да, — отвечаю я и киваю для убедительности.

— Не хочешь домой, не надо, — она снимает с себя куртку и накидывает ее мне на плечи, ведет к своему дому, как маленькую потерянную собачонку, подобранную на улице из жалости.

— Генка, неси свой коньяк! — кричит она, заводя меня в гостиную и усаживая на свой удобный диван. А я смотрю на свои руки и только сейчас замечаю, как сильно трясусь.

Полина

Вы никогда не замечали, что каждое утро в первые секунды пробуждения, вы дезориентированы и на секунды теряете память? Вот и я, просыпаясь сегодняшним утром, в первое мгновение ещё не помнила, как мне больно и что моя жизнь вчера рухнула. Огляделась по сторонам и поняла, что нахожусь у подруги. Подняла тяжелую голову с подушки и память услужливо начала подкидывать кадры вчерашнего дня. Мне уже не было больно, как вчера, мне не хотелось рвать и метать. Я даже не чувствовала злости. Я будто опустела. В душе полный штиль и непринятие произошедшего. Хочется снова лечь спать, а проснувшись понять, что всего этого не было.

Сажусь на диване, на котором спала, оглядываюсь по сторонам, кутаясь в мягкий, пушистый плед, чувствуя легкий озноб. Спускаю ноги на пол, рассматривая забавные теплые Ритины носки с зайчатами. Откидываюсь на спинку дивана в гостиной подруги, запрокидываю тяжелую голову на спинку, прикрываю глаза, собираясь с мыслями. Вчера подруга дала мне эти носки и укутала пледом, поскольку меня неконтролируемо трясло. Она заставила меня выпить немного коньяка, который я в принципе не пью. Подруга ничего не спрашивала, просто села рядом со мной, обняла за плечи и рассказала историю своих родителей. Историю о том, как ее отец имел практически вторую семью, а ее мать долгое время об этом не знала. Ее родители развелись и прожили порознь пять лет. Однажды ее отец попал в аварию и у него отказали ноги, и его новая жена почти сразу бросила его. Ей не нужен был мужик инвалид. А мать Риты ухаживала за ним, бегала по врачам и реабилитационным центрам, и подняла ее отца на ноги. На этом фоне они вновь сошлись и живут вместе по сей день. Я не знала, что ей на это сказать. Наверное, я должна была сделать какие-то выводы, задуматься. Но сейчас я не способна на это. Рита все поняла без моих разъяснений, и я была благодарна ей за то, что она не доставала меня расспросами. Я просто боялась произносить все что произошло вслух.

Я выпила всего рюмку коньяка, а чувствую себя словно с глубокого похмелья. Голова тяжелая, на виски давит тупая боль, слабость, будто из меня вытянули жизненные силы и почему-то ужасно холодно. Во рту сухость, пытаюсь сглотнуть, и чувствую дерущую боль в горле. Как бы ни старалась вчера Рита, я все же заболела. Поднимаю голову, резко оглядываюсь на часы, чувствуя, как в голове пульсирует. Цифры на электронных часах плывут, фокусирую взгляд и не могу поверить, что уже почти полдень. Я действительно простыла, только больная я могу проспать так долго. Поднимаюсь с дивана, иду в ванную на первом этаже, осматриваю себя в зеркале, замечая, что бледная и растрепанная. Расчесываю волосы, собирая их в хвост. Умываюсь теплой водой, ощущая, что к ознобу добавляется боль в мышцах.