Царевна Нефрет (Том II) - Масютин Василий Николаевич - Страница 8

Кэти посоветовала Мэри отвести мужа к врачу. Райт становился все более резким, «невозможным» в общении. Если он сам не следит за своим здоровьем, необходимо о нем позаботиться. И если даже ее, Мэри, совершенно не беспокоит, как чувствует себя ее муж и что творит с собой, не следует забывать, что он ученый и его деятельность относится к сфере науки, то есть принадлежит, так сказать, всему обществу.

— Да, сберечь его талант — твой долг… Ты одна можешь повлиять на него и знаешь, как к нему подступиться. Если оставить все как есть, он превратится в нелюдимого сумасброда, пропадет… и после мы будем иметь с ним еще больше хлопот. Я говорю это тебе, Мэри, потому что он, как-никак, мой зять…

Было не так трудно убедить Райта показаться врачу. Тот выписал ему снотворные порошки, успокаивающие нервы. Отдельно подозвал к себе Мэри и сказал:

— Самое главное — ваш муж не должен чрезмерно напрягать свои силы. Ему не следует волноваться. Необходимо избегать сильных потрясений. Его нервная система крайне расшатана.

Возвратившись домой, Мэри провела краткую беседу с личным секретарем мужа:

— Если вам не безразличны его труды, очень прошу вас сообщать мне обо всем, что может взволновать профессора… Это в его личных интересах… Правда же, вы поможете мне его вылечить?

Пришли два письма — одно в музей, второе домой. Оба одинакового содержания:

«Высокочтимый господин профессор!

Убедительно прошу Вас поскорее зайти и забрать ваше имущество. Я сделал все, что мог. Если не поторопитесь — все выброшу или уничтожу. Сам Бог (или дьявол?!) не знает, что Вы мне такое оставили.

С уважением…химик».

Подпись неразборчива.

Секретарь показал письмо жене своего шефа со словами:

— По моему мнению, такие письма не могут положительно сказаться на нервах профессора.

— Но что все это значит? — спросила Мэри, недоуменно вертя в руках письмо и конверт.

— Несомненно, профессору лучше знать, о чем здесь говорится. Но судя по почтовому штемпелю, письмо пришло из северного округа. Сомневаюсь, что там может проживать какой-либо почтенный химик и человек из нашего круга в целом… Бедняки, бродяги. Для профессора даже опасно посещать эти окраины.

Секретарь искал в глазах Мэри признание его искренней заботы о здоровье профессора.

— Если позволите, госпожа Райт, я предложил бы поручить мне подумать о мерах предосторожности.

Мэри кивнула головой и протянула ему руку. Секретарь стал объяснять:

— Понятно, это не имеет ничего общего со слежкой за профессором. Вы знаете, как я его уважаю, и я никогда не позволил бы себе ничего…

— Буду вам очень благодарна.

10-го декабря секретарь пришел в дом Райта на полчаса раньше обычного.

— Как профессор провел ночь?

— Совсем не спал и не захотел принимать лекарство. Утром вышел и неизвестно зачем взял с собой дорожный плед.

— Он взял еще какие-либо дорожные принадлежности?

— Нет, но оделся так, как если бы намеревался провести вечер вне дома.

— Странно. Вы позволите мне воспользоваться вашим авто?

— Разумеется.

Мэри помедлила и добавила:

— Я поеду с вами.

— Не будет ли это рискованно? — спросил секретарь и, подумав о какой-то воображаемой опасности, улыбнулся при мысли, что играет теперь роль детектива.

Он даже одет был соответствующе: спортивный костюм и просторный Ольстер[4]. Английский широкий шарф вокруг шеи мог пригодиться, если вдруг понадобится закрыть лицо.

— Предпочтительней всего будет поехать следом за профессором. Пожалуйста, узнайте по телефону, находится ли он сейчас в музее.

Райт был в музее и просил не ждать его к обеду.

В три часа дня машина стояла, притаившись, за углом старого здания музея. В ней сидели Мэри и секретарь.

Оказалось, что с этого места было нелегко разглядеть выходящих из музея — мешали колонны. Секретарь вылез из авто и начал осторожно прохаживаться между старым и новым зданиями, стараясь не пропустить людей, выходивших из хорошо известных ему дверей. В конце концов показался Райт, вынырнув из темных музейных коридоров. На Нойе-Фридрихштрассе секретарь сел в такси, велев шоферу не упускать из виду такси Райта.

Мэри следовала за ними в некотором отдалении. Ей нравилась эта погоня, отдававшая газетными сенсациями. Она не думала ни о том, куда мог направляться муж, ни о возможной опасности их путешествия. Что-то наконец оживило однообразные будни, как американская криминальная фильма.

Печать на конверте не солгала: грязный северный квартал. Здесь шофер Райта остановился и начал высчитывать таксу. Райт заплатил, жестом отпустил шофера и исчез в воротах дома. Минуту спустя подъехали секретарь и Мэри. Секретарь бросился вслед за Райтом и замешкался в воротах — справа в глубине двора он заметил какой-то черный ход. В подъезде было темно. Секретарь побежал вверх по лестнице. Добежал до верхнего этажа. При свете спички читал фамилии на дверях. Нигде никакого химика.

Он вернулся к Мэри и сообщил о своей неудаче. Возможно, профессор прошел во двор. Стоит ли ждать, пока он снова не появится в воротах? Это может продлиться несколько часов.

Кранц, вероятно, прождал своего клиента еще дольше, так как отирался у самой двери. Стоило Райту один раз постучать, как послышался звук старческих шагов и в замке повернулся ключ.

Райт освещал себе путь карманным фонариком и теперь поднял его на высоту щели, за которой висела старая цепь. Блеск знакомых глаз, лязг железа. Дверь отворилась. Райт удивился тому, что хозяин чуть ли не силой втащил его в квартиру. Кранц был одет беднее обычного, на нем не было даже жилетки. Рукава рубашки были закатаны, как у прачки, а штаны еле висели на химике, держась на единственной пуговице.

Нетрудно было заметить, что Кранц сильно похудел. Его ребра словно выдавались из тела. Глаза смотрели спокойно, но лоб был нахмурен.

Химик закрыл дверь на цепь, чиркнул спичкой и зажег свечу в каком-то старомодном или самодельном подсвечнике. Он подталкивал Райта вперед и притоптывал ногами, будто спешил.

Квартира была пропитана невыносимым зловонием. На свежий воздух надеяться было нечего, а просить Кранца снова открыть входную дверь было уже поздно. Химик подталкивал Райта все дальше в коридор, затем остановился и пропустил гостя в комнату.

Посреди комнаты, на столе, серым пятном выделялось тело. Райт подошел ближе, не отдавая себе отчета, какое чувство брало в нем сейчас верх над всеми остальными: любопытство, страх или отупение человека, который продолжает надеяться, несмотря ни на что.

Перед ним лежала Нефрет. Не покоилась, а дремала. Ее губы были чуть приоткрыты, как будто она уснула с недосказанным словом на устах или улыбалась в сонном забвении. Веки подрагивали, — быть может, только что замерли от удивления, когда он взглянул на нее. Маленькая, почти детская, слабо развитая грудь не дышала. «Наверное, она задержала дыхание, услышав мои шаги…» — подумал Райт и в тот же миг усмехнулся, осознав всю нелепость этой мысли. Влажные черные кудри вились в беспорядке, оттеняя бледное лицо.

Да, это была Нефрет — такая, какой представлял ее себе Райт, какой знал ее Сатми.

Тени танцевали по стенам, сгущались над столом. Они издавали какой-то шелест, мешавшийся со всхлипываниями… да, в глубине комнаты отчетливо слышался плач. Райт оглянулся: не почудилось ли ему?

Кранц поставил свечу на столик у двери и обеими руками стянул с лица очки.

Два маленьких, подслеповатых глаза, как у щенка, посмотрели пытливо и беспомощно на Райта, словно ожидая неведомого знака.

Не успел Райт решиться на какое-то слово или жест, не успело рассеяться первое впечатление от увиденного, как старик швырнул очки на пол и скрюченными пальцами вцепился ему в горло с криком: