Мертв только дважды - Чиж Антон - Страница 3

Никто не интересовался причинами такой его научной скромности. А причина была проста. В археологии Шандор искал покой. Однажды пройдя через событие, потрясшее его, он предпочел иметь дело только с давно умершими. Было хорошо и покойно разгребать песок, вытаскивать и очищать черепки, прикреплять к ним номерки, классифицировать и складывать найденное в пластиковые контейнеры. Монотонный труд он не променял бы на всю славу мира.

Нынешняя экспедиция работала больше трех недель. Ученых, приехавших с враждебного и безбожного Запада, иранцы держали под мягким контролем. Рядом с лагерем расположилась палатка. В ней жили несколько крепких мужчин в камуфляже без знаков различия, но с кобурами на поясе. Мужчины с аккуратными черными бородами были похожи как родные братья. С археологами вели себя корректно. Лишь под вечер осматривали и фотографировали их находки.

Между учеными и надзирателями сложился негласный договор: европейцы не выходят за разрешение правительства Ирана, то есть не скрывают, не крадут и не пытаются нелегально вывезти находки, не пьют спиртное, а взамен получают относительную свободу. Договор соблюдался обеими сторонами. Иранцы посмеивались над нарядом Шандора, считая его чокнутым ученым, и стреляли только глазами на двух француженок, которые бесстыдно выставляли загорелые ножки. Археологи на вечерних посиделках обсуждали: состоят ли Мас и Ахан в корпусе «Страж Исламской революции» или в каком-нибудь другом страшном корпусе, воевали ли в Сирии с ИГИЛом и сколько людей убили. Шандор в разговорах участия не принимал и всегда держался в стороне.

Сегодня он занимался квадратом в отдалении от основного раскопа. Директор экспедиции, профессор Лаваль, зная странности Шандора, не возражал. Археолог с таким опытом имеет право выбирать.

Шандора и коллег разделяло метров сто песка. Основная группа работала вместе, Лаваль сидел за походным столиком, делая пометки в журнале экспедиции: ноутбуки на такой жаре не выдерживали. На Шандора никто не обращал внимания, позволяя ему делать что угодно в секторе, ограниченном натянутыми веревками.

Щетка смахнула слой песка, под которым показалось что-то плотное. Остатки песчаного намета Шандор размел ладонью. Открылся камень. В камне не было ничего необычного, если бы не гладкая обработанная поверхность, какая не встречается в природе. Поработав пальцами, Шандор расчистил в центре камня арабскую вязь, которую разобрал без труда: «haram». Запрет прикасаться. Любой мусульманин, увидев эту надпись, немедленно должен забросать предмет песком и забыть это место. Шандор не был мусульманином. У него вообще не было религии. Оглянувшись на далеких коллег, которым до него не было дела, он принялся энергично раскапывать. Вскоре показались края камня. Размером он казался не более метра, округлой формы. Шандор нащупал крышку на нем, попробовал столкнуть ее в сторону, но она держалась плотно.

Ломик не входит в набор археолога, если это не Индиана Джонс. Под рукой у Шандора не было ничего, чем поддеть тяжесть. Кроме большого шпателя. Постаравшись, он воткнул острие в щелочку и расширил отверстие. Шандор поднажал, шпатель удержался, сколько мог, и начал изгибаться, чуть-чуть расширив отверстие. Его хватило, чтобы Шандор всунул в него пальцы. Напрягая все силы, отодвинул крышку и заглянул внутрь. Каменное ложе было выдолблено не слишком аккуратно. В нем лежал кувшин. Шандору не надо было проверять по справочникам, чтобы определить возраст глиняного изделия: примерно V век до новой эры. Форма кувшина характерна для стран Средиземноморья. Но куда больше формы Шандора заинтересовала надпись на арабском, видневшаяся у горловины. Надпись была младше кувшина на многие столетия. Шандор прочел ее без труда. Любой благоразумный ученый не стал бы прикасаться к находке. Шандор не был благоразумным. Он вынул кувшин, показавшийся легким. Горловина его оказалась запечатана воском, окаменевшим и почерневшим. Нарушая правила извлечения археологических предметов, Шандор вскрыл воск армейским ножом, который всегда держал при себе. И заглянул внутрь.

Он не поверил собственным глазам. Этого просто не могло быть. Его знания и опыт говорили, что такие открытия невозможны. Невозможны в принципе. Тем не менее он видел этот предмет собственными глазами. Шандор аккуратно потряс кувшин, чтобы содержимое переместилось к отверстию. Без сомнений, то, что находилось внутри, было тем самым, чем показалось в первую секунду. Надо было решать, что делать. Звать коллег и Лаваля Шандор не собирался точно. Ему надо было обдумать.

Восковая затычка вернулась на место. Кувшин лег в свое ложе. Шандор сгреб столько песка, чтобы покрыть выемку до верха. Каменную крышку отодвинул в сторону и тоже присыпал песком. Маскировка простая и надежная. Никто бы не понял, что под ним что-то скрывается. Шандор оставил знак, чтобы место не потерялось. И остаток времени до перерыва создавал видимость работы.

…За обедом Лаваль вежливо спросил об успехах. Шандор ответил, что квадрат совершенно пустой. На вторую половину дня он возьмет немного левее. Профессор мягко намекнул, что и там, вероятно, ничего нет. Упрямый коллега сказал, что доведет намеченное до конца. Спорить с ним не стали.

До конца светового дня Шандор рылся вблизи находки, просчитывая варианты. Их было немного. Каждый рискованный. Один – смертельно рискованный. Рассмотрев его со всех сторон, Шандор согласился, что он самый подходящий. План действий был составлен довольно просто. Шанс на удачу есть. Принцип Наполеона Бонапарта: «Ввязаться в бой, а там посмотрим» он считал руководством к действию.

Вечером Шандор вел себя как обычно. Удалился от дружеского обсуждения итогов дня и сплетен об иранцах. Он лег в палатке и дождался, когда лагерь окончательно затихнет. А потом лежал с открытыми глазами, глядя в чернеющий брезент. В три часа, когда человеческий организм пребывает в самой глубокой фазе сна, он вышел в ночь и подобрался к палатке иранцев. Мас и Ахан безмятежно храпели. Шандору понадобились считаные секунды, чтобы беззвучно проникнуть, оглушить спящих ударами в основание черепа, уложить так, чтобы они не задохнулись с кляпом во рту, связать руки и ноги пластиковыми хомутиками, которыми закрепляли мешки. Закончив с людьми, он забрал рацию охраны, комплект формы, кофр, где держали все телефоны экспедиции, оба пистолета с запасными обоймами и отнес добычу в джип иранцев. Дверца его всегда была открыта, ключа зажигания в армейском джипе нет, вместо него – лишь поворотный рычажок.

Рядом был припаркован «Лендровер» экспедиции. Шандор подлез под днище и пробил ему бак. Из дырки хлынула тонкая струйка бензина. Все действия он проделал с умением диверсанта, какого нельзя было ожидать от чудака-ученого.

Прихватив мешок из-под мелкого инструмента, Шандор пришел к нужному квадрату и раскопал кувшин. Он потратил несколько драгоценных минут, чтобы привести место в прежний вид. Засыпал каменную нишу и крышку. Конечно, их найдут. Но пусть это случится как можно позже.

Мешок Шандор положил на пассажирское сиденье и переоделся в камуфляж. Надеяться, что армейский патруль примет француза за местного, было бы наивно. На иранца он походил в лучшем случае загаром. А вот номера машины принадлежат MOIS[1], такие проверять не будут.

В GPS-навигатор Шандор ввел точку на границе Ирана с Ираком, включил зажигание. Стрелка показала, что бензобак почти полон. Шандор вжал педаль газа и рванул с места. Дорога в пустыне – понятие относительное, особенно ночью. Другой дороги у него не было. Все предпринятые им меры давали Шандору фору примерно в четыре часа. Пока Мас и Ахан очухаются, пока их освободят, пока они доберутся до ближайшего телефона и поднимут тревогу…

Судьба экспедиции вообще и профессора Лаваля в частности Шандора не беспокоила. А также то, сколько им придется пережить допросов и унижений. И, быть может, полный запрет на раскопки в Иране. Мелкие страдания не в счет. Шандор готов был рискнуть своей жизнью. И куда большим. Если бы ему предложили.