Модификаты (СИ) - Чередий Галина - Страница 58

— Молчать, Штерн, — рявкнул док, а я отшатнулась, будто схлопотав увесистую пощечину.

— Ты не имеешь права бросаться такими словами. И Рисве своими домыслами и пренебрежительным отношением оскорблять не смей, — вспыхнула я и в тот же момент заметила, как мой проводник буквально вылетел из пещеры, глядя в нашу сторону так, будто испытывал потребность убить кого-то. Слышать нас на таком расстоянии он никак не мог, однако же казалось, что уловил каждое слово.

Арни и сам вдруг шарахнулся, заморгав, как человек, очнувшийся только что, и его гнев исчез, как и не было.

— Зараза. Прости, Софи, — пробормотал он подавлено, с усилием проведя ладонями по лицу. — Не пойму, как это вообще из меня вылетело. Прости.

Рисве стремительно приблизился, становясь рядом со мной и немного впереди, откровенно демонстрируя готовность сразу же броситься на обоих мужчин. Не хватало нам еще и открытого конфликта на глазах у наших гостеприимных хозяев. Похоже, нервишки у нас у всех сейчас почему-то как натянутые струны. Позор какой.

— Я не осуждаю никакие ваши желания, — произнесла, тщательно теперь подбирая слова и следя за своим тоном. — Только очень прошу хорошенько подумать о последствиях и проявить осторожность. Стоит на самом деле понимать, что единожды принимая законы нового общества, вы обязаны будете следовать им и впредь. А если… — я покосилась на Рисве, возвышавшегося надо мной безмолвной, но излучающей гнев и потребность защитить глыбой, — если события пойдут отнюдь не так радужно, как вам представляется сейчас, то все может еще сильнее осложниться…

Да за каким чертом я тут перед ними распинаюсь? Передо мной два взрослых мужика, у которых свои головы на плечах, чтобы ими думать о последствиях. Закатив глаза, я выдохнула и махнула рукой.

— София, все хорошо, правда. Вам нужно прекратить переживать и позволить себе расслабиться, — успокаивающим тоном сказал док, заглядывая мне в глаза. — Всем нам жизненно необходимо немного радости и веселья, вот и все.

— Верно, Софи, перестань во всем видеть только плохое и навязывать это нам, — пробурчал виновато косящийся на меня Арни, но я ответила ему сердитым взглядом. Его поспешные извинения не стерли поганого осадка и обиды от его слов. — Я собираюсь верить, что у нас началась белая полоса, потому что мы ее офигеть как заслужили. Ты больше других. Так пользуйся, чем есть, и не заморачивайся сама и не морочь других. И, блин, прости меня еще раз за глупый мой язык. Реально не понимаю, как мог сморозить такое.

— Это Кугейр, — глухо произнес Рисве, озабоченно нахмурившись. — В Дни Злого Светила эмоции каждого взрослого, чья лойфа еще не имеет прочной связи, обостряются, часто сбрасывая оковы разума. Мы с рождения живем с этим и привыкли. Вы — нет.

Прекрасно, очевидно, нас ждет нечто совершенно особенное, и хорошо бы мы не поубивали друг друга в результате.

— И как же от этого защититься? — озадаченно спросила я.

— Очень просто, — пожал он широченными плечами. — Перестать сдерживаться и отпустить на волю все свои лучшие чувства. Надежду, радость, стремление найти счастье или хотя бы разделить удовольствие. И тогда Кугейру будет не добраться до дурного. Он его в вас не увидит.

И верно, куда же проще для местных, живущих, кажется, в гармонии со всем сущим и своими желаниями. А как быть с нами, пришельцами, под завязку набитыми эгоизмом и прочим моральным дерьмом, которое мы притащили сюда за собой?

— Пожалуйста, отведи меня куда-нибудь, где я смогу быть хоть чем-то полезна, Рисве, — попросила я, окончательно решив отпустить ситуацию с мужчинами и назревающим праздником на самотек.

Кто сказал, что правы не они, перенимая от местных это позитивно-безмятежное отношение к жизни и событиям вокруг. С того момента, как очутилась на поверхности Нью Хоуп, я стала свидетелем стольких необычных вещей, объяснения которым не мог дать чисто научный подход, что впору начать и правда верить в то, что некие мудрые и могущественные Духи решат все глобальные проблемы самостоятельно.

— София, Вы могли бы пойти с нами в пещеры, — предложил Джеремая. — Не знаю, как насчет работы, но посмотреть там есть на что.

— Нет, — отрезал Рисве. — До начала праздника женщины не ходят туда. Приготовления — чисто мужская обязанность. К тому же посещать пещеры принято, только если пребываешь в поиске соединения для своей лойфы.

Он осекся, явно желая сказать больше, но не решаясь, и посмотрел на меня выжидательно, будто надеялся на громкое заявление с моей стороны, к чему я, естественно, была пока не готова.

— Выходит, мне взглянуть на этот праздник не светит? — Вот и когда это я приобрела способность хитрить и говорить обиняками?

Неожиданно Рисве схватил меня за руку и стремительно повел в сторону, не обращая внимания на озадаченные взгляды Арни и дока нам в спины.

— Ты хочешь лишь взглянуть, моя Софи, или принять участие? — взволнованно спросил мужчина, когда мы оказались достаточно далеко от лишних ушей.

— Конечно посмотреть, — Он вздохнул, как будто одновременно испытал облегчение и разочарование. — Есть какие-то запреты?

— Не в том дело, — Рисве сначала замялся, а потом снова заулыбался, и уголки моих губ тоже поползли в стороны, словно это уже был какой-то рефлекс. — Дело в том, что пещеры Схождения принято посещать лишь свободным мужчинам, а я себя таковым больше не считаю.

— То есть со мной ты пойти не можешь? — настроение резко стало портиться.

— Ну уж нет, Софи. Нет никакого шанса, что я отпущу тебя там от себя хоть на шаг.

— Существует какая-то опасность?

— Нет. Кроме разве той, что я готов буду открутить голову любому, кто рискнет попробовать привлечь твое внимание. — По его голосу и выражению заросшего лица было совсем не понятно, шутил он или говорил серьезно.

— Значит, нам следует отказаться от присутствия на празднике, потому что это может спровоцировать твою агрессию?

— Со своими порывами я надеюсь совладать. Но существует еще кое-что… — Крошечные озорные огоньки заплясали в его глазах, завораживая меня.

— М?

— Пока я выгляжу как свободный мужчина, некоторые гостьи станут проявлять ко мне интерес определенного характера.

Я абсолютно непроизвольно скользнула взглядом по обнаженному торсу Рисве, чувствуя нарастающее раздражение. Еще бы. Эти самые гостьи должны быть слепыми, как кроты, или начисто лишенными вкуса и мозгов, если не пожелают вцепиться в этот великолепный образчик мужественности. Несмотря на достаточную привлекательность других особей мужского пола, которых я тут успела повидать, с моим Глыбой им было не сравниться. Так, приехали. "Моим Глыбой".

— А моего нахождения рядом с тобой там будет недостаточно, чтобы их отвадить? — тщательно маскируя недовольство, проворчала я. И да, даже не потрудилась уточнить, желал ли он этого постороннего женского внимания.

— Только если ты снизойдешь до моего преображения, Софи, — Рисве почесал пальцами свою густую бороду, а потом дернул за одну из спутанных черных прядей на голове. — Тогда для всех я буду твоим… хотя бы на время этого праздника.

— И как часто ты становился чьим-то? — Ох, это вырвалось само собой, и я поспешила тут же исправиться: — Прости, я не хотела о таком спрашивать… то есть хотела… но не так нахаль…

— Никогда, — оборвал меня Рисве, глядя в глаза пристально и пытливо.

— Никогда? — Похоже, мой разум застопорился, и на секунды я превратилась в безмолвно пялящуюся идиотку, изучавшую его черты и линии тела снова и снова. Как такое возможно? Куда смотрели эти их женщины? Он же такой…

— Никогда, — повторил он, без тени смущения или оттенка скрытого сожаления в тоне. Он этим гордился. Именно так. И дело тут было не в отказе женщин его выбирать. Абсолютно точно нет.

Мысли совершили странный кульбит, отправляя меня в воспоминания о том моменте, как сама однажды призналась мужчине в своей неискушенности. Мои очередные летние каникулы с родителями в Амазонии. Я себе казалась уже более чем готовой распрощаться с невинностью в физическом плане, тем более морально давно была прекрасно осведомлена о ходе самого процесса и возможных ощущениях. Когда ты растешь в семье ученых, физиологическая сторона любого процесса открыта тебе и лишена любого налета романтичности или загадочности. К тому же мне тогда примерещилось, что я всерьез влюбилась в ассистента мамы, Влада Ковалева, и я отчаянно с ним флиртовала, изображая из себя знающую девушку с опытом. И однажды мы таки очутились наедине в крошечном номере занюханной местной гостиницы. Но, едва узнав о наличии моей "Д"-карты, Влад мгновенно утратил ко мне интерес, став серьезнее некуда, и даже озаботился прочитать мне лекцию, что на подобный шаг нужно решаться с кем-то значимым, сколько-нибудь важным, а не таким, как он — парнем, искавшим сиюминутного удовольствия, удачного шанса только перепихнуться и пойти дальше. Как же это давно было и так далеко отсюда, что представлялось теперь и вовсе фантазией, никогда не существовавшей. Однако внезапный стыд и обиду, желание выскочить из собственной кожи, я и сейчас вспомнила очень даже отчетливо. Мне еще долго думалось, что отсутствие интимного опыта в том возрасте, когда мои сверстники были достаточно искушены, делало меня какой-то неполноценной. Глупость несусветная, и вскоре я с этим справилась, но что было, то было. То ли дело Рисве. Он и близко не был похож на неудачника, застрявшего в великовозрастных девственниках, потому что никто не счел его достойным, привлекательным, не обладал достаточной степенью решительности или чрезмерной застенчивостью. Все как раз наоборот. И он не сообщил мне об этом, заглядывая в глаза жалко или алчно, в надежде исправить сие упущение без разницы с кем. Мужчина смотрел прямо, открыто, как будто протягивал мне некий чрезвычайно важный и значимый дар в раскрытых ладонях, тот, что просто не пожелал прежде отдать никому, потому что уверен — предназначен он только мне. Ведь Рисве почему-то был уверен, что я его анаад. Единственная для всего. Он не испытывал неловкости от отсутствия опыта, нет. Для него все было естественно. Достойно. Лишь факт ожидания того, что он считал действительно значимым. В этом смысле мой инопланетянин, выходит, куда целостнее и глубже, чем я. Но ведь на Земле давным-давно перестали верить в единственную любовь в своей жизни, которая заслуживала терпения и ожидания, несмотря ни на что, если вообще когда-то верили, и гнались за удовольствиями, доступными здесь и сейчас.