Модификаты (СИ) - Чередий Галина - Страница 63

— Да. И как только я избавлюсь от этой твоей проклятущей бороды, то сразу это сделаю.

— Спасибо, что предупредила. Мне нужно быть к такому готовым, — ровным тоном, но сильно просевшим голосом ответил Рисве, и такие вожделенные для меня губы дрогнули в улыбке.

Ну-у-у, поехали, София. Отстранившись, я взяла снова нож и теперь легко смогла справиться с трясучкой. Ведь у меня есть цель, а вот терпения уже почти не осталось. Я провалилась в этого инопланетянина, словно в кроличью нору, и собираюсь отведать его на вкус, даже если после этого у меня вырастут ослиные уши, указывающие на мою внезапную эволюционную регрессию. Из разных сказок? Ну и плевать, я их все равно никогда не любила. Сосредоточенно сопя, я провела первый раз от края роста бороды вниз. Несколько волосков срезалось, но я ожидала как-то более грандиозного эффекта.

— Нажми сильнее, не бойся, — подсказал мне Рисве. Легко ему говорить, это ведь я тут рискую ему пол-лица отхватить.

Собравшись, все же нажала сильнее, получив в награду замечательный чуть скрежещущий звук и широкую полоску чистой великолепной кожи.

— Да, — выкрикнула я, победно вскинув к небу свое опасное орудие и заставив Рисве дернуться и распахнуть глаза.

— Сиди тихонько, — приказала ему, будто это он был нарушителем спокойствия.

Еще пара движений, и вот она — чуть впалая щека и часть просто потрясающего подбородка. Не удержавшись, прижалась губами к скуле Рисве, словно торопясь отметить прикосновением кожу, еще даже не поцелованную светилом. Это — мое.

Реакция была мгновенной. Мышцы бедер, на которых я восседала, напряглись так резко, что меня прямо подкинуло, мощная грудь расширилась в рваном вдохе, болезненно остро соприкоснувшись с моей собственной, между нашими животами дернулся, окончательно наливаясь силой, его наверняка дико измученный ожиданием член. И до этого-то искушение прижаться к этой твердости, чью пульсацию не могла скрыть разделяющая нас ткань, было на грани безумия, но теперь сил моих просто больше не осталось. Тело заявило о своих потребностях, наплевав на остаточный контроль разума, и я скользнула ближе, позволяя вжаться жесткому, как кость, стволу в уже промокшую насквозь материю между моих ног. Жгучий разряд прострелил снизу вверх по позвоночнику и срикошетил обратно, где и взорвался, как шарик, наполненный горячей густо-сладкой жидкостью, разлившейся в моем животе. Я едва сдержалась, чтобы не выгнуться, а вот бедного Рисве моя провокация доконала. Он запрокинул голову, позволяя вырваться абсолютно отчаянному стону, который резанул по моим нервам чувством вины и новой ударной дозой возбуждения. Что же я творю, мужчину своего заживо поджариваю на медленном пламени и себя заодно сжигаю. Ни стыда ни совести нет у тебя, Софи. Ох, нет, ни капельки не сохранилось, все по ветру развеялось, одно желание дичайшее только и осталось.

— Сейчас мой хороший, сейчас все будет, — зачастила я, кое-как справляясь со второй половиной его несносной бороды. И плевать, что клочками щетина торчит, кому до нее дело есть, когда горим, синим пламенем полыхаем, и тушить надо уже срочнее некуда.

— Сейчас-сейчас-сейчас… — Что ему обещаю? Все, — Только вымыть тебя надо… Чертово мыло.

— Скажи отпустить тебя, — выстонал Рисве, на самом деле притискивая меня к себе так, что дышать стало больно, и скованно, будто этим движением проламывал сплошную стену своей железной воли, толкнулся подо мной. — Скажи остановиться, Софи.

Кто здесь может остановиться? А говорить? Не я уж точно. И ему не позволю. Запрокинув голову, поймала своими губами его подрагивающую нижнюю и лизнула, требуя ответа, действия, одновременно бесстыдно об него потираясь. И Рисве нырнул в поцелуй с неистовством, со всей чувственной яростью, в нем заключенной. Не проба — вдруг горько да не то, не осторожный первый глоток страдающего от жажды, а сразу с головой под воду, чтобы захлебнуться и дышать только этим выжигающим все запреты и мысли контактом. Языки, зубы, губы сошлись свирепо, до трещин, до соли. Пальцы в волосах, ногти впились, удерживая, вымогая еще большей близости. Бедра его рывками вверх, мои навстречу, до боли и сквозь нее, к наслаждению, какого в жизни не познала еще никогда. Стоны переливались из горла в горло, из души в душу, тела, как дрожащие под напряжением струны, натягивались все туже, готовые порваться, бесконечно нуждающиеся в этом. И вот он предел, которого Рисве достиг лишь на мгновение раньше меня, позволив мне успеть увидеть всю беспредельную красоту своего первого финала со мной. Лицо — маска невозможной, нестерпимой эйфории, глаза невидяще распахнуты, челюсти стиснуты в стремлении удержать рвавшийся из широкой груди грохот, мышцы живота рвано сокращались, сотрясая нас обоих. И большего мне уже было не нужно, я сорвалась за ним, судорожно цепляясь за эти надежные плечи, умоляя каждым стоном своей разрядки удержать и никогда не отпускать.

Некоторое время спустя снова смогла начать дышать и видеть, и меня накрыло приступом неконтролируемого смеха.

— Что, Софи? — Рисве попытался поднять голову, которую умостил в изгибе у основания моей шеи, но потерпел неудачу.

— Я слышала, это называют сексом на сухую, — едва ли не икая, объяснила я и чуть сдвинулась, давая нам обоим почувствовать насколько между нами не сухо. — Должна сказать, что напрасно о нем отзываются столь пренебрежительно. А еще ваши мужские мыльные ягоды — редкая гадость на вкус, но никакого значения сейчас это не имеет.

Еще некоторое время спустя Рисве завозился, поднимаясь с теплого камня под нами, и легко, будто я ничего не весила, спрыгнул вниз.

— Мы куда? — спросила, ощущая себя ленивой и пресыщенной больше, чем от целой ночи постельных игрищ прежде.

— Я тебя испачкал и должен помыть, — сияя широченной улыбкой, сообщил мне он, начав заходить в прозрачную воду.

Возможно, стоило предложить сначала раздеться, но пока меня все и так устраивало. Озеро оказалось прекрасно прогретым местным светилом, и никакого шока от прохлады не последовало. Рисве вошел по грудь, позволяя нашей одежде промокнуть, и стал тихонько кружиться со мной, висящей на нем, подобно обезьянке на дереве. В голове еще приятно плыло, тело и так-то ощущалось необычайно легким, а тут вообще стало невесомым, вода тепло струилась и ласкала от движения. Вдруг пальцев на правой ноге что-то коснулось, и я, ойкнув, крепче вцепилась в шею мужчины, встревоженно оглядываясь.

— Не бойся, Софи, — успокоил меня он. — Это всего лишь юнгри. Мы их побеспокоили, и теперь им любопытно.

Юнгри… образ круглых, как блюдца, рыб встал перед глазами. Очевидно, придонный вид вроде земной камбалы. Присмотревшись, я заметила некое преломление света в толще, но самих существ все равно не видела.

— Они прозрачные? — удивилась я.

— Нет, просто многоликие. Смотри.

Рисве шагнул, и внизу порскнули в разные стороны плоские тельца, причем выглядело это в первый момент так, будто само дно разбилось на десятки круглых фрагментов, как кусочки пазла, но прямо на глазах они поменяли цвет, полностью сливаясь с голубоватым оттенком воды и становясь практически неразличимыми. Юнгри вихрем закружили вокруг нас, так словно и правда испытывали любопытство, но вскоре потеряли интерес и вернулись на свои места, опять моментально сменив окрас и слившись с окружающим пространством. Прекрасный пример природной способности к маскировке, который мне тут уже случалось наблюдать.

— Ты ведь тоже так умеешь? — спросила я, отпуская его шею и чуть отплывая. Платье немного путалось в ногах, но не мешало держаться на поверхности. Лицо Рисве сразу же стало встревоженным, и он потянулся за мной, словно даже небольшое расстояние доставило ему дискомфорт. Но более странным было то, что в ответ на его такую реакцию мне тоже стало как-то неуютно и захотелось снова прильнуть к нему.

— Нет, я так не умею, — покачал он головой и переместился мне за спину, обхватил за талию, придерживая и позволяя беспечно болтать ногами, порождая волнение в тихой чистейшей воде.