Модификаты (СИ) - Чередий Галина - Страница 65

Мы возвращались прежней тропой, и ткань одежды сохла на нас, на удивление, быстро. На полпути встретили смиренно ждущего Агову, который наградил меня задумчивым взглядом. Я попросила отвести меня к Вали, все же еще надеясь успеть сегодня сделать хоть что-то общественно полезное. Когда впереди показалась большая поляна с навесом и длинными столами, где несуетливо передвигалось много женщин и мужчин, Рисве, нисколько не стесняясь их взглядов, обнял меня, поднимая над землей, и так бы и стоял, наверное, если бы Агова не заворчал на него. Я смотрела, как они уходят, оба такие огромные, широкоплечие, теперь так сильно похожие, и внутри будто что-то натянулось, следуя за Рисве. Он же, испытывая мою стойкость, то и дело оглядывался через плечо и добивал меня своими бесконечно счастливыми улыбками. Внезапно он раскинул руки, закричал оглушительно, подпрыгнул, как пацан, и сорвался на бег, исчезая за деревьями. Агова немного озадаченно пожал плечами, но потом будто заразившись от брата, звонко свистнул и помчался следом.

— Софи? — Вали осторожно коснулась моего плеча, вынуждая отвлечься от бездумного рассматривания белесых стволов, среди которых скрылись мужчины.

Женщина осмотрела меня внимательно, явно отмечая такие детали, как не досохшее платье, влажные кончики волос и распухшие от неистовых поцелуев губы, что и сейчас еще пульсировали немного, помня о нежной дикости Рисве. Наверное, мне логично было смутиться, но взгляд Вали был хоть и пристальным, но таким доброжелательным и наполненным какой-то хорошей надежды, что ли, что неловкость так и не появилась.

— Мальчик выглядел счастливым, а в твоих глазах меньше тревоги и боли, — чуть склонив голову набок, сказала она. — Я начинаю верить, что любые испытания обойдут нас.

— Вот, кстати, об испытаниях, — опомнилась я. — Я пытаюсь все поговорить об этом, и понимаю, что, может, выгляжу навязчивой и неуместной тогда, когда все вокруг готовятся к празднику, но все же готова настаивать.

— Я вижу, что для тебя это важно, Софи, и совсем не считаю твое беспокойство лишним сейчас. Когда кто-то переживает о благополучии других настолько, что готов переступить через основу своей натуры, обречь себя на заведомо неизбежное наказание и не пожалеть после об этом, проходя через страдания, ни у кого нет права сказать, что его тревога неуместна или несвоевременна.

— Я… — Мое горло конвульсивно сжалось, и я положила руку на грудь, пытаясь осознать, насколько отчетливо и в каких подробностях Вали смогла увидеть позорные моменты моей жизни. Женщина порывисто накрыла мою ладонь своей, снова даря одним этим прикосновением ощущение облегчения, что накрыло меня после обряда.

— Нет ничего такого, Софи, из-за чего в твоих глазах должно появляться это выражение стыда и загнанности. Тебе не в чем себя винить и нечего бояться, я в этом уверена. Но если это недостаточно для того, чтобы унять твой страх, то мы можем говорить о нем сколько потребуется тебе для окончательного его изгнания.

— На Земле, в моем… бывшем мире, есть такие доктора — психотерапевты, — позволила себе чуть улыбнуться я. — Так вот их работа — это помогать людям побеждать свои страхи путем разговоров и иногда странных психопрактик.

— Они достойные люди, занимающиеся правильным делом, — поддержала мою блеклую вспышку веселья Вали, и даже это у нее вышло солнечнее и откровеннее, чем у меня.

— Ну да, а еще, как правило, не бедные. Ну ладно, это к теме не относится. Я хотела бы донести до вас всех то, что мои некоторые соплеменники, прибывшие сюда, смертельно опасны. И здесь как раз достаточно поводов для моего стыда. Мы, земляне, совсем не такие, как вы. Мы лжем, предаем, жаждем власти и признания, с легкостью идем на насилие. То есть, конечно, не все люди настолько испорчены, и наше общество во всеуслышание осуждает эти качества в человеке, но дело в том, что очень для многих открытое отрицание таких черт в себе — всего лишь лицемерие. Наши жизненные принципы отличны от ваших, да, собственно, они по большой части и не принципы никакие, а разные амбиции, в угоду которым считается допустимым врать, манипулировать. И применять насилие, к сожалению. Пусть не всегда прямое, откровенное, это могут быть тайные чудовищные эксперименты или особенные, создаваемые в обществе условия, вынуждающие людей поступать так, как выгодно другим, и никак иначе… — остановилась, всмотревшись в смуглое лицо Вали, желая знать, понимает ли она хоть часть того, что я пытаюсь донести, и получила в ответ спокойный кивок, говорящий, что весь мой монолог не прозвучал для нее чушью. — Не суть, как и что делается, но это порождает в итоге еще больше агрессии. И капитан Тюссан, который и был моим мучителем, является человеческим существом, преисполненным самого худшего: жаждой власти, чувством собственного превосходства и уверенностью, что у него есть право вершить чужие судьбы. И все это он для себя оправдывает подлостью нашего общества в целом, в результате чего он родился таким, какой есть, и в частности виной моих родителей. Он уверен, что я, только за то, что их дочь, заслуживаю всего дурного, что творил со мной, и это помимо всего прочего, в чем действительно провинилась, разрушив его планы. Кроме того, ему очень нужно то, что у меня здесь, — указала пальцем на свой лоб, — и, учитывая его просто маниакальную целеустремленность, наличие множества опасных технологий и современнейшего оружия в его руках, мое присутствие способно сделать ваше спокойное существование более чем опасным. Я — угроза, потому что, пока Тюссан жив, он будет искать способ заполучить меня обратно.

У меня даже во рту слегка пересохло, так я торопилась донести свою мысль, а высказав, вдруг ужаснулась. Как я, должно быть, выгляжу в глазах Вали: внезапно свалившаяся им на голову чужестранка, с легкостью порочащая своими заявлениями собственную расу. Но пусть уж лучше я буду выглядеть гадко, нежели кто-то пострадает. Я не избегала прямого пристального взгляда женщины, готовая прочесть в нем любые изменения и даже осуждение, но неожиданно она протянула руку и, почти напугав в первый момент, погладила меня ладонью по щеке. Мягко, тепло, будто я была ребенком. Я сначала чуть не отшатнулась, не будучи в состоянии сразу принять эту странную ласку, захваченная врасплох ошеломляющим воспоминанием о маминых прикосновениях. Как же это давно было и насколько же отличалось от любого, даже самого нежнейшего и бережного мужского касания. Горло предательски сжалось, а в груди разлилась щемящая боль-облегчение.

— Знаешь, Софи, я думаю, это немного моя вина в том, что ты до сих пор не можешь ощутить полную защищенность, — немного задумчиво сказала Вали, оглянувшись, легко опустилась на лужайку густой желтоватой травы рядом с тропинкой и жестом предложила мне присоединиться. — Я упустила, что твой разум работает немного по-другому. Тебе недостаточно получить заверения в чем-то или просто увидеть, но нужно узнать, почему и как именно все обстоит. Верно?

— Вы намекаете на то, что я слишком недоверчива и постоянно во всем сомневаюсь? — Я села напротив нее, поджав ноги, ощущая себя немного смущенной и в тоже время признавая, что да, такая я и есть.

— Нет, девочка, я о том, что твое мышление пытливо и всегда желает знать наверняка, а не просто верить. Я заметила, как ты смотришь на незнакомые, удивляющие тебя вещи. Так, словно желаешь проникнуть внутрь их.

Тут тоже нужно с ней согласиться. Так уж я устроена. Мгновение любования в целом, и потом начинают работать неумолимые шестеренки, подбирая определения, анализируя, подгоняя под известные критерии. Поэтому я всего лишь кивнула.

— Тогда тебе стоит знать, что сокровенные земли, на чью защиту мы так неосмотрительно на твой взгляд полагаемся — это не некая часть Реомы, существующая здесь и сейчас.

"Реома". Я поняла, что к своему стыду, впервые слышу, как местные называют родную планету и вообще-то не удосуживалась прежде этим интересоваться. Для меня этот мир звался Нью Хоуп. Как по-человечески, точнее, по земному, однако. Но остальное, сказанное Вали, затмило этот факт.