Модификаты (СИ) - Чередий Галина - Страница 69

Как далеко? Понятия не имею. Разве все границы и понятия "далеко", "близко", "глубоко" или "на поверхности" не сгорели только что дотла между нами?

— Перевернись, — осипшим голосом попросила я, упираясь ладонями ему в грудь, отчего Рисве застонал, запрокидывая голову, будто изнемогал, — перевернись, и мы узнаем вместе, насколько далеко.

Усилий мне не понадобилось. Несмотря на то, что выглядел Рисве практически отчаянно потерянным в своем возбуждении, стоило мне лишь только чуть надавить ладонями на его грудь, как он тут же покорно перевернулся, падая на спину, правда, с тяжелым стоном, в котором сквозили нотки обреченности, и поднял могучую руку, вытянув ее над головой так, чтобы уткнуться лбом в собственный бицепс и прикрыть глаза. Все еще ощущая тягучую истому в каждой клетке, я поднялась, успев отметить, что весь пол нашего убежища покрыт чем-то пушистым, серым, приятным и мягким на ощупь, и переключила внимание на своего мужчину, ведь он в нем уже очень-очень нуждался. Его и без того необхватная грудь блестела испариной и расширялась еще больше из-за рваных, торопливых вдохов. Над верхней губой крупные капли пота, извилистые дорожки той же влаги на скулах, висках и шее. Вторая рука вытянута вдоль тела, кисти обеих сжимались в громадные кулачищи, и тут же разжимались, посылая волну напряжения по мускулам от предплечий до верхней части пресса. Бесстыдно скользнув глазами дальше, увидела сквозь неплотный материал четкие очертания его эрекции, а пятно обильной влаги у вершины, сделало ткань почти прозрачной, запуская в моем разуме сотни весьма порочных сценариев, через какие я хотела провести Рисве. Хотя чего уж тут бесстыдного и порочного, на свое ведь смотрю, не на чужое зарюсь, свое хочу, на другое не претендую. А смотреть ведь тут можно почти бесконечно, особенно когда по всему громадному жаждущему телу моего мужчины прокатывалась волна дрожи от макушки до центра тела, порождая серию резких рывков прижатой одеждой к его бедру плоти, и на них все мое сокровенное отзывалось голодными спазмами, и до самых босых стоп, заставляя в эти моменты вздуваться абсолютно каждую мышцу Рисве и выдавливая из него негромкий, но какой-то глубинный, рокочущий, пробирающий меня до печенок стон. Он был так похож в эти мгновения на потрясающего самца самой что ни на есть хищной породы, что почти совсем потерялся в своем вожделении, и только гигантская, нерушимая воля удерживала его на месте, отдавая все происходящее в мою власть. Мужчину на грани умопомрачения от плотского желания — вот кого видели мои глаза, мужчину, охваченного таким внутренним напряжением, что на секунду почудилось: коснусь его, и он сдетонирует. Рисве боролся сейчас за хотя бы каплю успокоения, я это читала с легкостью по выражению его будто одномоментно осунувшегося, частично скрытого от меня лица и яростно-откровенному языку изнемогающего тела, боролся что есть сил, но проигрывал, добиваясь от себя лишь единственного — хранить неподвижность. Предел, высшая степень, за которой может быть только бесконтрольное падение в наслаждение. Еще раз взглянув на очертания его размеров под штанами и оценив, какой мощью налито это распростертое тело передо мной, я пришла к выводу, что бесконтрольность нам совсем не подойдет. Не в первый раз уж точно. И-и-и, ладно, для окончательной честности, я сама нуждалась в полном контроле. Интуиция четко и громко вещала мне, что Рисве скорее загнется от неудовлетворенности, чем навредит мне или к чему-то принудит, но упертый разум желал верховодить, угрожая выключить мое возбуждение начисто в самый неподходящий момент.

Очередная волна дрожи пробежала рябью по живому сокровищу, над которым я чахла, словно Кощей, напоминая о необходимости сделать хоть что-то — ну не садистка же я, в конце концов. Потом еще досыта налюбуюсь, если такой роскошью вообще можно насытиться. Приподнявшись, я сдернула с себя через голову платье, оставаясь обнаженной, и тихо попросила:

— Рисве, посмотри на меня.

Он гулко сглотнул, вынудив мой взгляд прилипнуть к дерганому движению его кадыка. Ох, впору мне уже самой себе ставить фатальный диагноз: нет ни единой части в этом мужчине, что не производила бы на меня неизгладимого впечатления и не приковывала бы мое внимание. Заключение: безнадежна. Рисве вынырнул из-под своего бицепса, но едва его глаза оказались на мне, его голова тут же запрокинулась, а спина прогнулась.

— Софи-и-и-и-и, — протянул он почти мученически, но снова покорно уставился на меня.

Я потянулась к шнурку на его штанах, и его темные, лихорадочно сверкающие глаза следили за мной с неверием и дикой надеждой.

— Ну-ка, помоги мне немного, большой мальчик, — попросила я, стараясь звучать деловито. Особого успеха в этом не достигла, потому что голос хрипел и выплясывал джигу.

Рисве послушно приподнял бедра и… О-о-о, ну здравствуй, сюрприз премиум-класса. Давай знакомиться, ты теперь весь мой.

— Софи-и-и?

Я вскинула глаза, встретив тревожный и вопросительный взгляд моего… энгсина. Я пялюсь, да, ну ничего уж тут не поделаешь, не нужно быть вот таким вот… Так, похоже, уровень моего интеллекта стремительно опускается к нулю, но у меня миллион и одно оправдание, и все они заключены в этом мужчине.

— Рисве, — пробормотала я, прочистив несколько раз горло, и коснулась его колена, прося дать мне место между его мускулистыми бедрами, — я хочу… э-э-эм… сделать кое-что.

Расположившись где надо, я снова зависла на пару секунд, оценивая свое жизненное везение с нового ракурса. Софи, тут как ни смотри, с любой стороны лучше и пожелать нельзя. Вернись к процессу, или мужик инфаркт заработает.

Подняв дрожащую совсем не от неуверенности, а, честнее будет сказать, от жадности руку, я обхватила твердый ствол Рисве у основания, и он тут же зашипел мое имя и взбрыкнул, едва не сбросив мои пальцы. Тут понадобятся обе руки.

— Софи… ты… — Рисве запнулся между вдохами, дрожь сотрясала его уже безостановочно, алчно захваченное орудие секса в моих ладонях твердостью напоминало скорее камень, нежели живую плоть, мошонка поджалась. До взрыва один вдох. Но вот глаза его смотрели на меня как-то почти несчастно, точно я отвергала его, а не собиралась подарить срочно требующуюся разрядку, чтобы потом продолжить все медленно и обстоятельно. Во имя Вселенной, Софи, ты реально идиотка. Он ведь и правда не знает ни о чем и думает, что ты отказываешь ему в полной близости, намереваясь заменить ее неким суррогатом.

— Эй, — улыбнулась я насколько могла ободряюще, когда у самой все нутро сводило от возбуждения, а сжимание подрагивающего и пульсирующего члена, что уже невыносимо хотела в себе, никак не способствовало хорошим коммуникативным данным. — Рисве, это лишь прелюдия. Обещаю, мы тут же двинемся дальше и не остановимся, пока ты сам не захочешь.

Мои слова, очевидно, подействовали как спусковой крючок, и бедра мужчины рванулись вверх, создавая трение между моими ладонями. Рисве опять конвульсивно выгнулся, оставляя в качестве опоры на земле лишь пятки и затылок, и бурно излился. Все именно так, как я и думала. Жарко, стремительно, безумно красиво и влажно. А влага нам ой как понадобится в самое ближайшее время, и, учитывая реалии, чем больше, тем лучше.

Мой энгсин еще продолжал постанывать и вздрагивать, а я уже оседлала его бедра и взяла его правую руку, прижимаясь к вздувшимся толстым венам на его запястье в благоговейном поцелуе.

— А вот сейчас мы и начнем все самое главное, — ласково и искушающе улыбнулась ему и накрыла его ладонью свою грудь. — Надеюсь, ты ничего не имеешь против женщины сверху?

— Женщины? — Рисве резко поднял голову и настороженно окинул быстрым взглядом наше убежище. А я едва не рассмеялась его непосредственной реакции и тут же слегка устыдилась.

— Против меня сверху.

Его облегчение было таким полным и откровенным, что мои глаза защипало от слез. Все в нем: каждое слово и движение — было открытым, совершенно простодушным, даже слегка чрезмерно наивным для меня, создания иного мира, где давно простодушие и наивность считались синонимами глупости, что ли, и рассматривались больше как недостаток, а не как неоспоримое достоинство. Но я изо всех сил постараюсь измениться, подумала, целуя его вторую ладонь. Изменюсь ради него и себя. Ради нас.