Возрождение Зверя. Любовь за гранью 12 (СИ) - Соболева Ульяна "ramzena" - Страница 43

— Это какое-то безумие, — прошептал Сэм, отшатнувшись от меня.

— Возможно. Но это мое безумие. И никто не имеет права меня судить, потому что никто и никогда не будет мной и не поймет, ЧТО я чувствую и ЧТО он чувствует ко мне.

— Но он тебя бросил. Нас бросил в который раз.

— Это мы его бросили… а он до последней секунды будет с нами.

— Я не понимаю тебя.

— И не поймешь… хотя, может быть, когда-нибудь. Ты даже не осознаешь сам, насколько ты похож на своего отца.

— Нам пора ехать. Нейтралы начали прочесывать лес, — сказал Зорич, но я даже не посмотрела в его сторону.

Я оперлась на руку Сэма, вставая с земли и чувствуя, как постепенно отпускает боль в груди, прижимая руку к этому месту и оглядываясь на макушки деревьев, как будто они скрывают от меня Ника живой стеной лжи и предательства, шелестя сухой листвой на ветру.

Мы приехали в закрытое поместье Рино, которое он отстроил прямо в катакомбах носферату и где мы были в безопасности. Довольно относительной. Учитывая, что у Нолду об этой войне было свое мнение, и он не принимал ничью сторону, он увидел для себя возможность выйти из-под контроля, и лишь страх перед Рино сдерживал его от того, чтобы не стать нашим врагом.

Я поднялась по ступеням, поддерживаемая Сэмом, который шел позади меня. Помню, как распахнула дверь в залу, где сидели Рино, Габриэль и мой отец.

— Как вы смели? Как вы смели использовать меня?

— Разве ты не за этим туда поехала? — спросил отец, приподняв одну бровь. И в этот раз его невозмутимость вызвала во мне волну ярости.

— За чем за этим?

— Отвлечь своего мужа, чтоб мы могли спасти твоего сына. Или я чего-то не понимаю?

Он налил себе виски, а я подошла и смахнула бутылку со стола вместе с бокалом. Раздался звон, и брызги стекла вместе с алкоголем разлетелись в разные стороны.

— Убить его с моей помощью. Вот на что вы пошли. Своего брата. Моего мужа. Отца моих детей.

— Он удерживал тебя у себя, и мы всего лишь хотели отвлечь его, чтобы ты могла сбежать с Серафимом.

Я истерически расхохоталась.

— Ложь. Ты правда думаешь, что ему нужно было держать меня насильно? Я сама хотела там остаться до утра.

— Избавь меня от подробностей и причин, по которым ты там осталась.

— Он мой муж, и эти подробности естественны, как дышать воздухом и пить воду, когда мучит жажда, которую утолить может только он.

Отец раздраженно встал из-за стола и отошел к окну, из которого было видно, как по проезжай части города ездят машины и грязь из луж расплескивается на стекло нашего окна в подземелье.

— Вы пришли его убивать? Вы действительно это сделали? Напали, когда он был почти один, потому что оставил охрану со мной? Потому что доверился мне и пришел в этот дом?

— Мы пришли освободить тебя из лап нейтрала. И на войне все способы хороши. Этот был идеальным.

— Не нейтрала, а твоего брата.

— Нейтрала. Это не мой брат. Мой брат никогда бы не сделал то, что сделал он с нами со всеми. Хотя, чего это я? Он уже поступал так, верно? Играл в свои долбаные игры, подвергая риску нас всех.

— Именно. Он спас нам тогда жизни. И вы сейчас в это верите? Верите, что Ник воюет против нас? Верите, что он способен на это? На предательство?

Отец медленно выдохнул и снова подошел к столу, дернул ящик и швырнул на стол фотографии выпотрошенных тел, подвешенных на колючей проволоке вампиров со вскрытой грудиной и выколотыми глазами, расчлененных ликанов. Женщин, детей, мужчин. Десятки жутких снимков, от которых меня чуть не скрутило пополам.

— Посмотри на них… меня тошнит от того, что творит твой муж, — ткнул туда пальцем, — Это способ спасти нас? Ты в это веришь сама?

— Сотни жизней за жизнь его близких? Да, я в это верю. На такое он способен. За это вы пошли его убивать. Трусливо. Мерзко. Как-то жалко. Вас целый отряд, а он один.

— Он был там не один, и каждый нейтрал стоит десятерых наших солдат.

— Ты считал, сколько солдат понадобится, чтобы убить твоего брата? Я не верю, что слышу это.

— А он не верил в тебя, когда распорядился взорвать то здание вместе с тобой. Когда ты уже раскроешь глаза, дочь? Что еще он должен сделать? Убить нас всех? Твоих детей?

— НАШИХ с ним детей.

— Твоих. Прежде всего, твоих. Рано или поздно нейтралы придут сюда. Их приведет он. Ты готова за него поручиться, готова обещать, что никто из нас не пострадает, когда твой забывший свое прошлое муж придет убивать нас всех?

— Готова. Я готова за него поручиться. Жизнь свою поставить на то, что он никогда не причинит вреда своей семье.

Отец рассмеялся и ударил кулаком по столу.

— А я не готов так рисковать. Пятнадцать лет. Пятнадцать лет твоего кошмара, и ты все так же наивна, как в самом начале. Ничему тебя жизнь не научила.

— Научила, — Я подалась вперед, опираясь на стол ладонями, — Научила верить в него. И я ни разу не ошиблась. Ты сам говоришь, он нейтрал. До тех пор, пока Ник подчиняется приказам Курда, у него есть власть, есть возможность дать нам время… оградить. Я не знаю… спасти. Ты не можешь не понимать этого, отец.

— Это ты ничего не понимаешь, Марианна.

— А ты уверена, что это он? — тихо спросил Габриэль, — Уверена, что в нем ничего не изменилось? Ведь он не помнит никого из нас.

— Память живет не здесь, — я показала пальцем на висок, — она живет здесь, — приложила ладонь к груди, — И да, я уверена. Уверена, как в том, что я — это я. Как в том, что мой сын — его плоть и кровь, как в том, что ты, отец — его плоть и кровь. Как в том, что мы все — семья.

— Тогда какого дьявола его любимая семья здесь? Какого дьявола он загнал нас в ловушку и держит, как червей под землей?

— Ты лучше скажи мне, папа, почему все они, — я ткнула пальцем в фотографии, — мертвы, а мы до сих пор живы? Каким таким чудом спасся Сэм и Рино привез в Асфентус Фэй? — подалась вперед, глядя отцу в глаза, — Если бы Ник захотел, вы бы все уже здесь давно сдохли, и я вместе с вами.

Развернулась и пошла прочь из залы, сжимая руки в кулаки и чувствуя, как хочется закричать до боли в горле. Позвать его. Чтобы пришел. Чтобы доказал им всем, что я права. Что мой муж и отец моих детей прежде всего защищает свою семью… и он не предатель, как они.

Подняла глаза на кровавый закат, тяжело дыша и чувствуя, как слезы прожигают дорожки на ледяных щеках.

— Почему ты не слышишь меня больше? Откройся для меня, пожалуйста. Умоляю. Я чувствую твою боль… я с каждым днем чувствую ее сильнее и сильнее. Я дышать от нее не могу. Она мне в груди дыры прожигает, а ты… ты чувствуешь, как больно мне без тебя? По другую сторону нашей бездны. Больно одной против всех них. Если я буду падать, ты все еще прыгнешь вместе со мной? Ты поверил, что я могла?

Ветер взметнул мои волосы и швырнул мне в лицо, а я не могла отвести взгляд от кровавого неба. Мне казалось, что где-то там, за макушками деревьев, он точно так же смотрит на пурпурные разводы и думает обо мне.

— Я буду любить тебя вечно, Николас Мокану. Слышишь? Я буду любить тебя вечно, чтобы ты ни натворил и кем бы ты ни стал. Я не отдам тебя никому. Ты только мой… и я только об одном тебя молю: и ты никогда не отказывайся от меня. Ненавидь, презирай, проклинай, но не отдавай меня никому и никогда.

Камилла подскочила со своего места, нервно улыбнувшись брату, сидевшему на холодном полу возле импровизированного камина, представляющего собой самую обычную нишу в стене с костром, больше громко потрескивавшим, чем согревавшим. Она подошла к своему телефону, лежавшему на низеньком столе возле Сэма и, протянув изящную тонкую руку, схватила его. К слову, чем дальше, тем больше руки теряли изящность, щеки впадали от голода, в горле першило, а десны постоянно пекло. Камилла уже почти забыла, что бывает по-другому. Что когда-то она могла питаться в любое время дня и ночи. Когда-то, когда в их доме были в избытке и кровь, и человеческая еда. Но сейчас у них даже не было своего дома, и было кощунством жаловаться на чтобы то ни было в то время, как сотни других семей погибли, обратившись к нейтралам за едой.