Наш человек на небе (СИ) - Дубчек Виктор Петрович - Страница 34

Теория, конечно, диковатая; хотя товарищ Сталин, — как начальство абсолютного уровня, — действительно наводил на мысли об искупителе... Но дело ведь не в том.

Просто не может такого быть, чтобы хорошее и плохое обязательно  уравновешивались. Иначе и смысла нет ничего делать, раз всё равно природа всех под один горшок пострижёт.

Поэтому Коля пришёл к логическому выводу, что Вселенная так кочевряжится лишь до тех пор, пока ещё коммунизм не построен. А уж при коммунизме всё будет иначе. Там, наверное, вообще не надо будет умирать даже.

- Вот уж нет, — сказал Судоплатов, со снайперской беспощадностью ломая Половинкину такое замечательно философское настроение, — вот уж умирать Вейдеру точно не надо. У себя в империи нехай помирает, а в стране Советов — дудки!

- Вообще говоря, мы здесь не Вейдера обсуждаем, — заметил Берия, постукивая карандашом. — Прошу сосредоточиться на текущем вопросе: что решаем по Половинкину.

- А что решаем, — ухмыльнулся Павел Анатольевич, разглядывая Половинкина настолько внимательно, что у того зачесался кончик носа. — Что решаем... Половинкин-то не дурак, небось всё уж и сам понял.

- Никак нет, — сказал Коля, хотя признаваться с собственной дурости ему и не хотелось.

Хитрый он, товарищ Судоплатов: вроде и похвалил, а как ни ответь — всяко в дураках окажешься. Хотя почему-то вот не обидно у него это выходит... С другой стороны, уровень принимаемых в этом кабинете решений явно превышал уровень его, Колиной, осведомлённости; «всяк солдат знай свой манёвр» — и Половинкин твёрдо понимал, что не существует иного способа дорасти до знания «манёвра» уровнем повыше.

Судоплатов хмыкнул. Меркулов посмотрел на часы. Берия кивнул. Меркулов отщёлкнул застёжки портфеля.

- Это... это что? — ошеломлённо прошептал Половинкин. Нет, он помнил, конечно, что ждёт его награда, и даже, наверное, не одна — но сперва, после налёта на Берлин, командование пребывало, прямо скажем, в большой растерянности. Затем пошли боевые будни, затем выдернули в Москву... собирались вручать вместе с новым званием, да не сложилось; в общем, Половинкин как-то и забыл про представление. Даже «Отличника РККА» не получил, потому что формально проходил по другому наркомату; только и было наград, что значок «Ворошиловский стрелок». Но такие значки в предвоенном СССР выдавались миллионами и означали не столько награду, сколько взятое на себя обязательство. Не сказать, будто орден его вовсе не интересовал — просто к этому времени Коля уже вполне уверовал, что завоюет ещё много-много орденов. И вот теперь он смотрел на разложенные на столе лакированные деревянные пеналы и не мог поверить своим глазам.

- Это всё... мне?

Берия негромко хмыкнул. Меркулов приятно улыбнулся. Судоплатов жизнерадостно заржал.

 - Ой, нет! — спохватился Коля. — Конечно: Кожедуб, Яша, товарищ Мясников... и Окто, да? как раз... а как же?..

Ему страшно, до ломоты в костях хотелось протянуть руки и потрогать награды. Желание было настолько сильным, что один из пеналов, самый близкий, словно бы вздрогнул и потянулся к Коле в ответ; конечно, почудилось.

- Всё Вам, товарищ Половинкин, — строго сказал Лаврентий Палыч.

- За Гитлера?

- Нет, Коля, за Вейдера, — сказал Судоплатов таким тоном, что у Коли где-то в районе затылка эхом отозвалось: «Половинкин, дятел! Включи голову!» Воображаемый окрик привёл его в чувство.

- По-хорошему, тебя наказывать надо, — сказал Судоплатов, разглаживая складки галифе. — А мы награждаем. Знаешь, почему? Вот и молодец. Потому что наказать — означает признать, что ты виноват. А, как ты думаешь, чем такое признание может обернуться потом, когда Вейдер выйдет из комы?..

- Если выйдет, — заметил Меркулов.

- Как зашёл, так и выйдет, — отмахнулся Судоплатов, — куды он денется.

- А... можно все посмотреть? — совсем тихо спросил Половинкин. Потому что чорт с ним, с Вейдером; а когда на тебя в один день падает сразу столько радости — это, прямо скажем, ну нет же сил терпеть!.. Всеволод Николаевич встал, обошёл стол. С невыносимо неторопливой торжественностью размял ладони. Аккуратно взялся за первый пенал, большими пальцами откинул крышку.

Медаль «За Отвагу».

Второй пенал.

«Красная Звезда».

Третий.

Орден Ленина.

Коля вдруг вспомнил слова товарища Сталина: «ничего ещё не кончилось!»

- Выдыхай, Половинкин, — сказал Судоплатов, переглядываясь с откровенно довольным Лаврентием Палычем. Что поделать: Генеральному комиссару государственной безопасности СССР куда больше нравилось награждать людей, чем карать мерзавцев.

Четвёртый, последний...

«Золотая Звезда» Героя Советского Союза.

- А как же «Боевик»? — растерянно сказал Коля, не находя более умных слов. — То есть я не это хотел спросить... я хотел сказать — сколько же накопилось... Значит, мне теперь всего ещё двух Героев заслужить — и поставят бюст на родине, да?..

- Каков типаж, а! — засмеялся Меркулов. — Нет, ну каков типаж... За трёх Героев — у Дворца Советов поставят, товарищ Половинкин! Смеялись все, и Коля, прекрасно понимавший, что смеются не над ним, а от нервов, от общей напряжённости событий, — непредсказуемой, бесконечной  грозовой надсадности, — смеялся вместе со всеми. Эти люди, подобно древнегреческим атлантам, держали на своих плечах весь мир — потому что во всём мире не было ничего более достойного опоры, чем Советский Союз; Коле выпало великое счастье — оказаться с ними в одной шеренге, и теперь Советский Союз признал его своим Героем.

- Ну вот, казак, разнюнился!..

- Тише, тише... Совсем юношу затерзали.

- Мда. Ну, что же. Товарищ Половинкин!

Берия поднялся из-за стола, оправил китель. Улыбаясь тёплыми глазами, улыбаясь так умно и необидно, что неловкие и случайные Колины слёзы почти мгновенно высохли, Лаврентий Палыч шагнул к новоиспечённому Герою.

- По статуту — совсем иначе Звезду вручать положено. Да и по совести. Однако...

Нарком слегка замялся.

- Однако открытое ношение Звезды Героя в настоящее время настоятельно не рекомендуется, — вмешался Судоплатов, менее склонный щадить чувства подчинённых.

Коля молчал.

- До конца войны. А может быть — и дольше. Может быть, именно эту Звезду Вам не придётся носить никогда. Так что полежит она пока в сейфе у товарища наркома. Уверен, Вы понимаете ситуацию правильно, товарищ Половинкин.

- Я понимаю, — хрипловато сказал Коля. — Не за славу служим. Только вот как же вот... — он замялся, с трудом подбирая слова, — ну, там...

- А девушкам не ордена твои нужны будут, — мгновенно среагировал Павел Анатольевич; Меркулов согласно покивал, — а ты сам. Только ты сам. Ты, главное, девушек правильных выбирай. Хотя у тебя же с товарищем Эклипс, я так понимаю...

- Всё нормально, товарищ генерал-лейтенант, — спокойно выговорил Коля, официальностью обращения подчёркивая своё нежелание развивать тему. Лаврентий Палыч переглянулся со Всеволодом Николаевичем.

- Ну что, товарищи, — сказал Меркулов, — закончим формальности со вручением или сразу добьём юношу счастьем?

В общем-то, Двуул сегодня был почти счастлив. Ведь в его пищеварительном тракте прямо сейчас всасывались вот уже вторые двадцать пять

миллиграммов

N-(p-хлорбензила)-N',N'-диметил-N-2-пиридилэтилендиамин гидрохлорида! А пятьдесят миллиграммов N-(p- хлорбензила)-N',N'-диметил-N-2-пиридилэтилендиамин гидрохлорида, хорошая самка — что ещё нужно родианцу, чтобы спокойно встретить старость?.. Сиреневая твилекка словно услышала его мысли: повернулась ото входа, улыбнулась последний раз, — всё той же сладкой, покорной и зовущей улыбкой,  — и выпорхнула за порог тамбура. Эта захолустная планетка холодновата, — особенно по родианским меркам, — и без двойных дверей здесь пропадёшь быстро.

И всё же здесь хорошо... хорошо-хорошо. Да, здесь вполне можно осесть, завести дом, частную мастерскую... почему бы и нет: местная война скоро закончится, всё вернётся в норму, а хорошие механики нужны всем. Детёнышей с твилеккой завести не удастся, но кому они нужны, эти детёныши? Пусть дикари с отсталых фермерских мирков заводят семьи для размножения. А Двуул слишком умный, Двуул знает, что в детёнышах нет никакой выгоды. Не спать ночей, нервничать, наблюдать, как обвисают молочные железы твоих самок... И ведь состаришься — а никто из этих детёнышей-гадёнышей тебе и дыхательную трубу не ополоснёт! Не-ет, Двуул слишком умный. Он знает, что куда полезнее тратить жизнь на себя. Да и не для того ему нужна самка. Двуулу самка нужна для удовольствия. И, — что куда важнее, — для статуса. О, Кавила! Кто мог подумать, что на поверхности всё сложится так фантастически удачно? Вчера — всего лишь не-человеческий контрактник на Имперском корабле, и вдруг теперь — босс огромного ремонтного цеха. Да ещё и с собственной твилеккой впридачу!