Бешеный прапорщик. Части 1-20 (СИ) - Зурков Дмитрий - Страница 75

Отец Александр после окончания воскресной службы остался побеседовать с несколькими бойцами, а мы с капитаном Бойко ждали его в канцелярии. Блин, до этого ни разу так не волновался, когда рассказывал о себе. Наверное, потому, что собеседники были другие — Валерий Антонович, Анатоль, доктор… А тут — особа духовного звания. Что-то такое непонятное простым смертным. Хотя в своем будущем успел насмотреться на новых русских бизнесменов от религии. Но то — там, а я теперь — здесь. Вот и маюсь будто школьник, которого застали за исправлением оценок в дневнике.

Батюшка наконец-то появился, но разговор начался все же не так, как я рассчитывал.

— Порадовали меня Ваши солдаты, Денис Анатольевич. Оживленные, разговорчивые… В других местах куда как похуже настроение будет. Озлобились воины православные, ожесточились сердцем. Да кабы злоба их против врага была направлена… Трудно стало с ними иной раз даже разговаривать. Или вовсе не слушают, или вопросы разные ехидные, да насмешливые задают. Мол, ты, поп, к Богу поближе будешь, спроси, когда землю раздавать будут? А мне и ответить им нечего. Всего-то я Вам, господа офицеры, рассказать не вправе, — тайна исповеди, сами понимаете. Но мне солдат один даже германскую листовку принес. И спрашивает, — правда ли то, что там написано? Вот, посмотрите сами…

Читаю текст, отпечатанный на небольшом оранжевом листочке. И слегка охреневаю! Потому, как там чуть ли не слово в слово отпечатана программа небезызвестной «группы товарищей» по превращению войны империалистической в войну гражданскую:

«Солдаты! Православные!

Правительство, которое всегда и всюду обманывало вас, оно обмануло вас и теперь. В угоду Англии, которая подкупила правительство, царь погнал вас на войну против Германии и Австрии.

Чтобы не дать вам необходимых внутренних реформ и, главным образом, чтобы не наделить крестьян землею — царь и правительство затеяли эту войну.

Как во время Японской войны, так и теперь в России происходит истребление народа.

В то время когда вы сражаетесь, в городах козаки бьют рабочих, в селах стражники избивают крестьян! Опять тысячи невинных ссылают в Сибирь!

Вспомните 1905 год!»

— Отец Александр, а Вы уверены, что это — германская листовка? Уж больно грамотно напечатано. Такое ощущение, что писал ее человек, чей родной язык — русский.

— Тот воин, что мне ее отдал, врать не станет. Их германцы с аэропланов разбрасывают над нашими окопами.

— Валерий Антонович, помните наш разговор насчет агитации? Вот тому явное доказательство. Или все же соврал солдат, или господа социал-демократы работают «на заказ». Ну, не бывает таких совпадений!

— Денис Анатольевич, я с Вами согласен, но сейчас все-таки нужно поговорить о другом…

Ну, что ж, начнем наши «откровения от Дениса»…

— Отче, Вы как-то сказали, что я смогу поговорить и исповедаться, когда буду к этому готов. Похоже, этот момент наступил. Только исповедь моя будет довольно необычной. И чтобы Вы не подумали, что я сошел с ума, пусть капитан Бойко поприсутствует здесь, поскольку мне верит…

Все рассказанное отец Александр воспринял с удивлением, но достаточно спокойно. По окончании «исповеди» сотворил короткую молитву, прикрыв глаза, и осенил себя крестом. Затем, помолчав немного, сказал, что пути Господни неисповедимы, и Он знает, что делает. Заинтересовало его другое:

— Скажите мне, Денис Анатольевич, какова была судьба Церкви в Вашей истории?

— Деталей, отче, я не знаю, но в общих чертах рассказать могу. Во время Февральской революции Церковь отказалась от царя, поддержала Временное правительство в обмен на невмешательство в свои дела, и тут же ввела патриаршество, отмененное Петром I. После октября, когда к власти пришли большевики, патриарх Тихон призвал всех верующих поддерживать белогвардейцев. Вроде как даже монашеские подразделения где-то воевали, наплевав на все каноны и правила. Большевики не остались в долгу, массовые расстрелы священников, устройство складов, овощехранилищ и клубов в храмах, конфискация церковных ценностей, — это далеко не полный список. Забегая вперед, скажу, что в тридцать первом году взорвали даже Храм Христа-Спасителя, который якобы мешал перепланировке Москвы. После окончания Гражданской войны Советская власть провоцировала и поддерживала расколы среди священников, оставшихся в России, с целью уничтожить религию как явление, а потом, когда это не получилось, тайная полиция ГПУ подмяла их под себя и даже руководила кадровыми перестановками. А в эмиграции образовалась Заграничная Русская Православная Церковь для тех, кто успел уехать.

— А что было потом? Гонения продолжались?

— В тридцатых годах, с перерывом в один год, священники подвергались массовым репрессиям, и только тяжелейшая война с Германией остановила этот процесс. Во время войны Церковь, как могла, помогала стране. На собранные деньги строились колонны броневиков, эскадрильи аэропланов, во всех приходах шла агитация за борьбу с германцами. Во время обороны Москвы даже аэроплан с иконой Казанской Божьей матери вокруг города летал, творя обережный круг.

— Германцы дошли до Первопрестольной?! Как такое стало возможно?

— Да. Тому есть много причин, и это — тема отдельного разговора… После Победы новых репрессий не последовало. Власти делали вид, что не замечают Церкви, хотя управление ею осталось в их руках. Ну, а после развала Советского Союза быть религиозным стало модно, и все кинулись в храмы. К тому же сами священники этому способствовали, переведя служение Господу на коммерческие рельсы. Освящали бандюкам машины, квартиры, дачи, даже публичные дома. — только плати. На Украине возникла своя Украинская Православная Церковь Киевского Патриархата, которая провозгласила себя наследницей Константинопольской.

— То, что Вы рассказываете — страшно! Если служители Божьи стали вершить такие дела, значит этим… большевикам, почти удалось уничтожить Церковь! От нее осталась только внешняя оболочка, а внутри — ничего. Внешняя благообразность и одновременная внутренняя гниль — это же заклейменное Евангелием фарисейство. Теперь понятно и Ваше поведение, и отношение к церкви. Я, признаться, считал Вас, Денис Анатольевич, атеистом, человеком, которому при рождении была дана частичка благодати Божьей, но он от нее отказался по каким-то причинам. А получается, что Вы ее и не знали совсем.

— Ну, «Отче наш» я знаю, и креститься умею…

— Вы, сын мой, сейчас тоже говорите о внешнем. А главное — не это. Главное — это сама вера и образ жизни. Внешний образ изменится по мере прихода к истокам, но не наоборот. Истоки как раз от внешнего подражания не обретаются. Борода до пупа ничего не прибавит к невежеству, и ничего не отнимет от хамства и самолюбия. Скорее — наоборот. А сейчас для Вас самое важное — в вере назидаться, и в ней же укрепляться. Все же остальное добавится и приложится… Если позволите, я буду помогать в учении воинов грамоте, а заодно и с Вами, Денис Анатольевич, буду беседовать и, если получится, наставлять на путь истинный…

В течение следующих двух недель рота училась и потихоньку втягивалась в боевую работу. Каждые два-три дня опытные группы из казаков с новичками-стажерами уходили в немецкий тыл поразведывать и поиздеваться над знаменитым немецким орднунгом. И им это вполне удавалось. За это время бойцы записали в актив роты уничтожение обоза с фуражом и походной хлебопекарни, не считая мелких пакостей типа снятия часовых, ликвидации патрулей и минирования германских блиндажей их же гранатами. Принцип срабатывания запала от рывка в свободном падении, отработанный на полковнике из штаба фронта, оказался достаточно эффективным. Гансы, наверное, в полосе фронта верст на двадцать теперь не выбегают по тревоге из своих норок, а тихонечко приоткрывают дверь, глядя, не свалится ли что-нибудь смертельно-опасное сверху. Почти все мои бойцы уже вооружены трофейными маузерами, которые добыли в немецких окопах. И все они прошли через неписанный обряд принятия в боевое братство, когда по возвращении новеньким перед строем торжественно подносили чарку. А еще Ганна по своей личной инициативе стала выпекать для каждой вернувшейся группы сладкие коврижки, за что, к неудовольствию Федора, вся рота была готова носить ее на руках в прямом и переносном смысле. Но самое главное — у нас не было потерь. Вывихнутая нога и несколько синяков у одного из погранцов — не в счет, да и с лихвой компенсируются добычей. Одна из групп, возвращаясь «домой», наткнулась в окопах второй линии на блиндажик, служивший пунктом боепитания. Помня о том, что патронов бывает или мало, или очень мало, командир группы принял решение о приватизации запасов, то есть, взять сколько можно унести, а остальное — «Шо ни зьим, тое попыднадкусваю». Спавший на патронных ящиках ганс, не приходя в сознание, переселился в лучший из миров, бойцы быстренько навьючились полудюжиной ящиков и оттащили их в безопасную темноту. Все остальное было посыпано бумажными накладными, найденными тут же, полито керосином из стоявшей рядом «летучей мыши» и подожжено. Дождавшись, когда гансы проснутся и побегут посмотреть на внеплановый салют, диверсанты-поджигатели спокойно переползли в наши окопы, попутно придавив двух немецких часовых, вдруг захотевших поднять тревогу. При этом один из погранцов, из природной жадности схвативший аж два ящика, вывихнул ногу, попав в темноте в рытвину. Остальным пришлось тащить и его, и ящики, за что виновник торжества узнал о себе много нового и интересного, преимущественно в ненормативных выражениях. Как бы то ни было, теперь почти весь личный состав имел и боевой опыт, и личное оружие. Исключение составляли полтора десятка пулеметчиков, которым надо было где-то найти пистолеты и вольноопределяющиеся-студенты, которые вместе с бомбардиром Савелием Малышевым составили группу подрывников. Пока что они на нашем «тактическом полигоне» отрабатывали различные способы подрывов и поджогов, опытным путем подбирая состав «коктейля Молотова» и варианты инициации имеющихся пироксилиновых шашек электрическим и химическим путем помимо бикфордова шнура.