Цепные псы пантеонов - Чубаха Игорь - Страница 41

• Предыдущая
• 41/56
• Следующая

Теперь по ранее пробитому протоколу черед вести встречу достался сыну алмазного родника. Он принял в рудиментные ладошки у свежеиспеченной Бритни картуш и перо, и, прежде чем оставить размашистый иероглиф, объявил:

– По доброй воле, при светлом сознании, и по соизволению тех, кто повелевает моим здравием, я, бригадный цинь-генерал Китайской Небесно-Народной Армии, кавалер Ордена Священной Горы Сычуань, первородный сын алмазного родника Чан-чинь-Чан, подписываю Договор о вечной и беззаветной дружбе со скандинаво-германским пантеоном, представленным здесь и сейчас в лице ост-кайзера, рожденного от норны иницианта высшей магии, гения геометрической красоты Гребахи Чучина, командарма цитадели «Старшая Эдда».

Мимолетные напряги остались в прошлом, консенсус удался. Представители сторон бурно зааплодировали. Выждав, пока овация не иссякнет, усатый дракон продолжил:

– Рамочным соглашением к договору прилагается пакт о том, что наша сторона берет на себя обязательства не размещать и бдительно содействовать неразмещению иероглифической символики на любых рекламоносителях в границах Северо-Западного региона России[26] . Со своей стороны наши новые друзья обещают приложить все силы для более широкомасштабного проникновения технологий беспроводной связи в пределах территорий, носящих у здешних варваров название Северо-Западный регион России[27] .

Суверенитетный парад понтов остался в мрачном прошлом. Последовал облегченно-истеричный шквал аплодисментов, низовые участники встречи были натурально счастливы, что проблемы рассосались в прах. Высокие стороны жизнеутверждающе окропили перья в кубках и подмахнули бумаги.

Но время неумолимо утекало, Гребаха витиевато извинился и вернулся в скованную пышной ореховой рамой картину, верные слуги водрузили ее на трон во главе длинного стола. Точно такой же трон по правую руку оседлал дракон. Потянулись рассаживаться остальные, китайцы налево, эддовцы – направо.

Жеребенка кобольды плюхнули в подоспевший кипяток котла и умаслили тремя литрами корейского соуса, пусть проникнется. Набежали официанты. Все сержант-вампиры, подобострастно поедающие рассевшихся глазами, профессионально ловящие малейший жест, облаченные в безукоризненные смокинги и белоснежные жабо. Зазвенели ножи и вилки, проворно защелкали палочки...

Почти у самого перрона, страховочно прижавшись к колонне, стоял тесный книжный ларек, совсем незаметный рядом с масштабным готическим тортом «Старшей Эдды». И именно его невзрачность привлекла секретарей договаривающихся сторон для согласования параграфов приватного, откровенней говоря, стократ более важного, чем официальная версия, приложения к Договору о вальхалло-даосской дружбе.

Сидели на глянцевых стопках книг, говорили притушено вполголоса, сиюминутно озираясь – специфика жанра. Но любые слова секретарь китайской делегации отцеживал, не снимая с лица блаженную просветленную улыбочку, иногда, куда деться, выглядящую издевательски.

– Я бы сразу хотел подчеркнуть, уважаемая статс-гарпия[28] Елена Доус, что мне свыше приказано настаивать об исключении из предмета торга душ, почивших или погибших на обсуждаемой территории вьетнамцев. – Секретарь был облачен только в оранжевую рясу, тусклый дежурный свет бликовал на безупречно выбритом темени. Из-под яркой тряпки торчали худые ноги в ципках.

От одного взгляда на рискованно легко одетого китайца, статс-гарпия хохлилась и топорщила пепельно-грязные перышки, а тому хоть бы хны. Прижимая ладонью к прилавку норовящий свернуться трубочкой свиток соглашения, секретарь только улыбался, но в противовес улыбке отпускаемые на волю его слова не содержали ничего забавного:

– Вообще, мне бы хотелось изначально согласовать официальное признание вашей стороной непреложного факта, что все души лиц восточной расы априори относятся к нашей прерогативе. В ином случае пятый мандарин посольства Фэн Мэнлун Беззвучные Пьесы откажется поставить на документе свою подпись.

Статс-дама с гораздо большим удовольствием сейчас присутствовала бы не здесь, а за уютной стеной замка, откуда долетали свидетельства душевного банкета: гул здравиц и тостов, музычка, звон хрусталя. Но служба есть, как известно, почетная обязанность...

– Это совершенно не исполнимое требование, – снисходительно, но зябко, пожала открытыми плечами гарпия, – в случае утверждения данного постулата мне бы пришлось взаимообразно требовать, чтобы ваша сторона не пыталась претендовать на душу любой персоны, представляющей любую недальневосточную народность, обитающую по сию сторону Уральских гор. – Свободной от свитк рукой монах перебирал дюжину бобов, как четки.

– Ладно, я попробую уговорить Фэна Мэнлуна Беззвучные Пьесы отказаться от претензий. Но тогда и вы должны пойти мне навстречу, мы очень обеспокоены экологическим состоянием мировоззрения представителей вьетнамского народа, прозябающего на севере России.

– Я готова пойти на данную уступку, то есть, уступить оптом все астральные тела представителей славного вьетнамского народа, если с вашей стороны встречу согласие по следующему вопросу. Мы считаем, что особые условия секретного соглашения не должны касаться душ представителей малых народностей русского Севера – от Ингерманландии до Аляски. Эти души должны учитываться в общем пакете.

– Не слишком ли жирно? Боюсь, это жутко не понравится четвертому мандарину посольства Ли Юю Чаша, Мир Отражающая.

С обложки «Ночного дозора» на статс-секретаря смотрело украшенное окладистой бородой лицо, не имеющее к содержанию книги никакого касательства. Пока это лицо недовольства не выражало.

– У вас тоже прекрасный аппетит, уважаемый просветленный.

– Ладно, но предупреждаю, и Фэн Мэнлун Беззвучные Пьесы, и Ли Юй Чаша, Мир Отражающая покинут ваш гостеприимный чертог с чувством затаенной обиды. Если это вас не останавливает, я готов зафиксировать параграф.

Из ворот замка, пошатываясь, выбрался на мостик кобольд Титут, небдительно оглянулся и справил малую нужду через перила.

– Мне безмерно жаль, но я руководствуюсь заботой об вымирающих народностях. Не в нравственных нормах Западной цивилизации лишать кого бы то ни было права выбора.

– Ну что ж, я фиксирую? – оранжевый был вынужден сложить бобы себе в «юбку».

– Пожалуйста, на двух языках.

Бритоголовый монах не долго скрипел по пергаменту перышком:

– Также за рамки особых условий я настаиваю вывести местные персоны европейской расы, исповедывающие исконно восточные религии: буддизм, ламаизм, конфуцианство, особо хочу подчеркнуть – кришнаитство. Со своей стороны мы согласны не претендовать на души всех без исключения лиц, не зависимо от расовой принадлежности, исповедующие классические западные религии: католичество, протестанство... вплоть до западных вариантов язычества.

– Вы, уважаемый шестой мандарин посольства Лиин Мэнчу Двенадцать башен, забыли при перечислении все формы западного баптизма. Если вы приплюсуете к перечню и их, мы легко согласимся с вашими условиями.

– Но ведь это напрямую противоречит полученному мной от третьего мандарина посольства Байхуа Вэньяна Камень Склони-Голову директиве. – Поскреб голую ногу, будто блоха укусила, представитель Дальнего Востока.

– Не смею сомневаться, что просветленный шестой мандарин сумеет уговорить третьего мандарина. – Дама вскользь срисовала выражение лица на обложке «Ночного дозоры», ею были довольны.

– Записывать параграф, что ли? Не уверен, что столь жестокие требования лягут на бумагу каллиграфически красиво.

– Но ведь это пока черновик, потом вы перепишете документ набело.

По наклонившемуся темени монаха побежали блики, заскрипело перышко. Через стену замка перелетела пустая бутылка из-под рисовой водки и превратилась на мраморе в осколки.

• Предыдущая
• 41/56
• Следующая