Римская рулетка - Ярвет Петр - Страница 30
- Предыдущая
- 30/77
- Следующая
– Ты – моя пантера, – удивляясь механической монотонности собственного голоса, произнес новообращенный философ, – ты моя зубастая, когтистая, полосатая пантера.
Он снова сидел на подоконнике, только здесь подоконник был сделан из какого-то чудного камня вороного цвета, а за окном светилась не гриппозная питерская зима, а слепящее средиземноморское небо. Брюки застегивать не требовалось, тога в данном отношении – весьма удобная одежда. И колени Дмитрия обнимала мечта мужчин всего Рима, тонкая и страстная Феминистия-Пульхерия.
Услышав слова только что завоеванного любовника, она поглядела на него снизу вверх и театрально замурлыкала:
– О чем ты сейчас думаешь?
«Она будет это повторять, пока я не придумаю что-нибудь очень важное, очень значительное, такое же значительное, как только что пережитое неземное блаженство. В противном случае, она разочарованно протянет: „А я-то думала!" Как бы то ни было, ответ нужен срочно, пока этот престарелый бунтарь в глубине мраморных покоев не закончит умащать себя благовониями».
– Меня тревожит предстоящее выступление на Форуме, – проговорил философ Дмитрий, с непринужденным видом поднимаясь с подоконника, чтобы восстановить кровообращение в ягодицах. Хвала богам, это прозвучало убедительно и серьезно.
Феминистия еще раз поглядела на него томно, словно лев на только что обглоданную груду костей, и принялась одеваться и укладывать сбившиеся волосы. Теперь Геварий, по крайней мере, не обнаружит свою даму сердца голой в объятиях гостя. Для поддержания дружеских отношений этого уже немало.
– Геварий считает, что их нужно поразить, – медленно проговорила Феминистия, с немалым усилием расчесывая густую каштановую гриву драгоценным гребнем.
– Дело хорошее, – согласился Хромин. – Так что же он медлит, твой Геварий?
– Погляди на этот Город, – вместо ответа предложила она.
Город за окном громоздился холмами, желтыми стенами, мраморными колоннами. Солнце на каждой крыше, на каждом свинцовом переплете окна, на каждой общественной скамеечке. Кривая улица сменялась ровной мощеной дорогой, рассыпалась в утоптанной пыли на Марсовом поле и появлялась вновь уже на соседнем холме, видном отсюда, как на голографическом макете.
– Этот Город, – говорила Феминистия, и каждое движение гребня обдавало его сладковатым ароматом ее волос, – стоит – только Боги знают, сколько лет. И он будет стоять вечно, и вечно будет маячить дворец диктатора на том холме, и общественный Форум на соседнем. Конечно, хозяева будут меняться. Те, кто сегодня во дворце, переселятся на Форум, и обратно, но Город этого даже не заметит. Эти стены стоят вечно, ты согласен со мной?
Хромин припомнил политическую обстановку в Италии начала третьего тысячелетия и решил, что на две тысячи лет вперед вполне может согласиться с собеседницей.
– Мой дорогой Геварий постарел в борьбе за свободу, – продолжала гордая римлянка. – Когда я была еще юна, он, обучаясь по твоим работам, зарабатывал себе славу оратора и убеждал оппозицию, что из многих, обещающих светлые пути в будущее, он единственный владеет истиной, возможно, наряду с тобой, но ты в изгнании. Теперь он добился почти всего, ему беспрекословно верит оппозиция, и правящие кланы, считаясь с его мнением, наперебой приглашают в свои ложи в Колизее. Помня о вечности нашего Города, этим можно удовлетвориться, ведь так?
– Так, – кивнул Хромин…
Она обернулась к нему с улыбкой, которая вполне сошла бы за оскал пантеры:
– Но я-то еще не постарела в борьбе! Да и тебе, похоже, дальние странствия пошли на пользу, по крайне ней мере, в определенном отношении ты явно моложе своего почтенного ученика. Так не встряхнуть ли это болото? Они каждый день собираются на своем Форуме и с рассвета до полудня спорят о необходимости немедленного свержения правящей диктатуры, спорят до хрипоты, до печеночной колики. После полудня они послушно освобождают Форум для заседания представителей правящих кругов, а сами отправляются к Дионисию или в термы. Я не знаю, что нужно им сказать, а Геварий догадывается, что это нечто простое, очевидное, такое, на что мы не обращаем внимания в наших повседневных спорах. Но он всего лишь твой ученик и не в состоянии заглянуть в сущность вещей столь, – она взглянула на него многозначительно, – столь глубоко. И вот появляешься ты.
– Все это замечательно, – осторожно пробурчал Хромин, вглядываясь в хитросплетение улиц, где ему снова померещилась белая тень. Подсознание уже привычно отстранило страх, объяснив феномен жарой. Ну и что, что в доме прохладно. На улице камни потеют, следовательно, от раскаленной поверхности поднимаются горячие токи воздуха, способные породить любую оптическую иллюзию. – Все это чудно, но что означает практически?
– Ты вернулся после долгого путешествия, – спокойно пояснила она. – Ты говоришь, что был далеко на севере и далеко на западе. Я тебе верю, но не совсем. Это правда, но не вся правда, и я не прошу тебя рассказывать ее всю. Ты был далеко, очень далеко. Ты узнал что-то, что там, в отдалении от нас, кажется обычным, а здесь способно потрясти умы. Расскажи нам об этом. Расскажи и погляди сам, чем обернутся самые простые, самые заурядные твои слова. Не рассказывай нам о чудесах дальних стран. Расскажи нам о нас то, что знают только там, где ты был. Расскажи это нам, и мне чуть больше, чем остальным. И уверяю тебя, Семипедис, ты не пожалеешь.
Из глубины виллы послышалась легкая поступь и вскоре появился хозяин. Судя по всему, он тоже не терял времени даром, сменив не только одежду, а настроение, но даже, казалось, и лицо. Должно быть в запутанных внутренних, отделанных драгоценными камнями, тканями и деревом прохладных помещениях таился целый полк косметологов, массажистов, визажистов и, может быть, даже психотерапевтов, день и ночь радеющих только об одном: хорошо ли будет выглядеть гражданин Геварий, отправляясь сегодня на Форум.
– Ну что, голубки! – жизнерадостно вскричал он, окидывая острым взглядом парочку, пристроившуюся у окна. – Диспозиция ясна, дислокацию уточнили? Вопросы есть? Так, если вопросов нет, чего мы ждем? На Форум, граждане, и да помогут нам обитатели светлого Олимпа беспристрастно, но с гражданской страстностью продемонстрировать народу собственную позицию!
И, побрякивая бриллиантовыми украшениями на рукавах, он величественно двинулся к выходу.
На Форум заглянул Фагорий, однако стал настаивать, чтобы здесь его называли скромным именем Нодус. Адмир выступил против, ибо в недавно полученной инструкции рекомендовалось лицам неримского происхождения выступать на Форуме под собственными именами. Фагорий сослался на заслуги перед империей и наукой, отдельно указав, что ему неловко двадцать лет спустя все еще чувствовать себя военнопленным. Начитанный ухмылялся в сторонке:
– А не фиг было наши корабли топить.
Тем временем на Форум зашел грозный муж Помпонии и, поправ ногами гранитного дельфина, уставился на жену. Та, почувствовав кожей пристальный взгляд, обернулась с заготовленной улыбкой, которая тут же сползла с ее румяного лица. Короче, Помпония вылетела с Форума быстрее всех, кто сегодня покидал его.
Юлий оправил тогу:
– Итак, граждане, кто-нибудь будет слушать стихи, или я домой пойду?
Провожающий парочку полным грусти взором Коллагенус вздохнул:
– Ладно, давай свои стихи.
– Правильно! – поддержал пессимиста Начитанный. – А то чего-то совсем тоскливо! Валяй, парень.
Предусмотрительный осторожно кивнул. Не промолчал и Нодус, отстоявший в прениях право так именоваться и отныне торжествующе косящийся на адмиратора:
– Что ж, юноша! Долгие годы изучения точных наук сделали меня особенно чувствительным к хорошей поэзии, ибо ритм и рифма суть понятия физические, если не сказать геометрические.
Опять за спинами ценителей рифмы мелькнул Гражданин, похожий на хорька:
– Молчание! Внимание!
Юлий развернул пергамент с поспешностью, свойственной молодости:
- Предыдущая
- 30/77
- Следующая
