Дама Пик - Мах Макс - Страница 1

Весь путь от палаццо Феарина до виллы Аури Август проделал бешеным галопом, то и дело переводя Жафрея в карьер. Черный, как ворон, злой и выносливый, конь мчался сквозь ночь так, словно уходил от погони. Но преследовали Августа не люди, а горькие сожаления, бессильный гнев и кровавая ярость, убежать от которых не смог бы ни один, даже самый быстрый конь. Время не обогнать и не повернуть вспять. Единственное, что оставалось теперь Августу, это просто бежать без цели и надежды. Скакать что есть силы по залитой светом волчьей луны лесной дороге. Нестись сквозь ночь и пытаться остудить свой гнев потоком бьющего в лицо холодного воздуха. Но, ни ветер, вызванный бешеной скачкой, ни фляга с крепкой марсалой, опустевшая уже на полпути, не могли заглушить отчаяния, овладевшего Августом, не в силах были погасить сжигавшую его изнутри ярость.

Обычно Август не был склонен к резким перепадам настроения и сильным эмоциям, — будь то любовь или ненависть, — и практически никогда не испытывал приступов ярости. Однако сегодня все было по-другому, и список причин, сделавших этот день особенным, включал, увы, больше одной. Это был скверный день. Худший день в его жизни…

Все началось прошедшим утром, когда Август проснулся в постели Агаты ван Коттен. Агата невероятно красивая женщина. Умная и образованная, что отнюдь не мешало ей быть замечательной любовницей. И отношения, связывавшие ее и Августа, были давними и, в известном смысле, устоявшимися. Почти любовь, а, возможно, и «не почти», а «уже и долго» любовь, хотя говорить о своих чувствах не любили ни он, ни она. Однако этим утром Август готов был нарушить существовавшее между ними негласное соглашение и заговорить о своих чувствах. И причина для этого была более чем очевидна.

Накануне, подъезжая в карете к особняку на Таможенной набережной, Август неожиданно вспомнил, что за суетой насущных и, как всегда, не терпящих отлагательства дел забыл купить Агате цветы. Обычно он дарил ей пунцовые розы или недавно вошедшие в моду фламандские тюльпаны. Сейчас же готов был принести женщине все, что угодно, — любой цветок — лишь бы не прийти к ней с пустыми руками. Скромный букетик фиалок, может быть, даже незабудки или еще что, но ни того, ни другого, ни третьего у него попросту не было, а возвращаться — плохая примета.

«Фиалки… — подумал он в отчаянии. — Незабудки, подснежники, веточка сирени…»

Август представил себе куст персидской сирени в цвету. Махровая пурпурного цвета кисть… Капельки росы на листьях и соцветиях… Характерный медовый аромат…

Талант визионера является необходимым условием для овладения высшей магией, в которой Август был, как минимум, хорош. Но кроме того, Август Агд граф де Ламар являлся выдающимся «поэтом» и умел, как мало кто еще, придавать форму интуитивным образам. И сейчас именно эта способность к безотчетному постижению тонких сущностей помогла ему совершить настоящее чудо для женщины, от страсти к которой у него едва не вскипала кровь. Желание придало необходимую силу инстинктивному порыву. В воображении возник мгновенный детализированный образ ветки персидской сирени. Пахнуло свежестью утра и ароматом цветов. И Август, резко вышедший из короткого, но глубокого транса, вплел в свою волшбу вербальную формулу «factum»,[1] пожертвовав ради такого случая собственным кружевным платком. Тихий хлопок. Дуновение жаркого ветра, и в руке Августа возникла ветка сирени, о которой он случайно подумал буквально несколько мгновений назад.

«Вот что значит, подняться над толпой!» — подумал он с удовлетворением, любуясь на свое творение. И был прав, разумеется. Немногие маги способны создавать материальные объекты, не используя при этом сложных инсталляций,[2] редких, а значит и дорогих, магических ингредиентов, и многоуровневых заклинаний. Что же касается, «живых сущностей», к каковым, собственно, и относятся растения, большинству практикующих колдунов и волшебников такое не под силу, даже если в их распоряжении находятся Великие Арканы[3] Древних. Однако Август проделал «этот фокус» почти бессознательно, быстро, эффективно и «не запыхавшись», даже при том, что оперировал одними лишь приемами высшей магии.

«Просто великолепно! — признал он без неуместной в такого рода делах скромности. — Я Август, и я достоин любви!»

Так, собственно, и обстояли дела. Даже не будучи сагой,[4] Агата ван Коттен жест Августа оценила по достоинству — ведь сирень отцвела еще два месяца назад — и подарила ему незабываемую ночь любви. Возможно, одну из лучших за все время их знакомства. Однако насладиться этой удачей сполна Август не смог. Едва он покинул постель и начал одеваться, — ему следовало уйти раньше, чем городские улицы наполнятся нежелательными свидетелями, — как Агата сообщила ему что уезжает. Далеко и надолго. В сущности, навсегда. Потому что три-четыре года разлуки означали для них двоих не просто долгое расставание, но и конец отношений, длившихся уже не первый год.

Оказалось, что барон ван Коттен получил назначение полномочным послом в Петербург — столицу далекой северной империи и по такому случаю захотел, чтобы супруга составила ему компанию. При этом ослушаться мужа Агата на этот раз не могла. Речь шла о крайне важной дипломатической миссии, и король, заинтересованный в успехе своего посольства, настоятельно рекомендовал ей «не дурить и ехать с мужем сразу и без задержек». По-видимому, его величество, вполне осведомленный о «ветреном нраве» Агаты, хотел усилить бесспорный дипломатический талант своего кабинет-министра красотой и обаянием баронессы ван Коттен.

Вот такие печальные новости. Можно сказать, драма. Возможно даже, трагедия, ибо вдохновленный наколдованной им веточкой сирени, Август готов был произнести вслух то, что, как оказалось, давно уже жило в его сердце. Но они с Агатой даже поговорить по-человечески не смогли, не то, что озвучить «великие клятвы любви». Август — как ни велико было желание объясниться — вынужден был все же уйти, и снова увиделся с женщиной только поздно вечером, на приеме у короля, когда и говорить, в сущности, было уже не о чем. Агата появилась в палаццо Феарина под руку с законным супругом, а за Августом к этому часу волочился длинный шлейф горьких разочарований и обид…

Коня Август бросил прямо посреди двора. Вылетел из седла и разом забыл и о Жафрейне, и обо всем вообще. Переживая острый приступ ярости, он в этот момент ни о чем не думал. Просто не мог. Однако подсознательно, наверняка, знал, что никуда его кохелайн[5] не денется, потому что, во-первых, правильно воспитан, а во-вторых давным-давно защищен и заговором, и оберегом. Ну а для всего прочего на вилле имелись конюх и мальчик-грум. Они и позаботятся о коне. Сам же Август едва ли не бегом пересек мощеный торцами двор, взбежал по полукруглым ступеням парадного входа, с силой распахнул тяжелые створки резных дубовых дверей и, не сбавляя скорости, направился в свой кабинет. По пути он лишь приказал выбежавшей навстречу служанке принести «наверх» кувшин яблочного бренди и более хозяина не беспокоить.

— Когда понадобитесь, — рявкнул он, оставляя оторопевшую служанку за спиной, — я сам позову!

Наверное, будь он хоть чуть более «в себе», Август дополнил бы приказ указанием «не мешать» и вообще сделать вид, что их, то есть слуг, в доме попросту нет. Но дверь кабинета уже захлопнулась за ним, и он остался один. Резкое движение левой рукой, щелчок пальцев, и в камине вспыхнул огонь. Свечи в двух серебряных канделябрах зажечь оказалось еще легче. Желание воплотилось в формулу «accеndunt lucеrnam»,[6] движение правой брови задало направление, и дело сделано! Сегодня, сейчас, все получалось у него с такой легкостью, словно обрушившиеся на него несчастья, вознесли Августа на новый уровень Могущества. Возможно, что и так, но об этом он даже не подумал. Не до того было!