Дама Пик - Мах Макс - Страница 3

Август стоял, упершись ладонями в широкий подоконник открытого в ночь окна. Волчья луна заливала близкий лес зловещим серебром. Где-то поблизости ухала сова. Легкий ветерок дул прямо в лицо, но, хотя к ночи сильно похолодало, даже ночные заморозки оказались бессильны остудить пылавший в Августе огонь. Ничто, казалось, уже не могло быть, как прежде. Впрочем, не казалось. Так и обстояли дела. Весь его мир рухнул, похоронив под обломками того человека, каким он был еще накануне.

«Эти люди! Эти треклятые двуличные подлецы! В пекло их всех!» — Август отвернулся от окна, подошел к столу и налил себе в серебряную чарку новую порцию бренди. Алкоголь должен был, по крайней мере, утишить его боль!

Посольство Российской империи располагалось в просторном особняке на улице Добрых душ, и в распоряжении графа Новосильцева, посла великого гиперборейского царства, имелся целый штат слуг. Был у него, разумеется, и свой повар, и, говорят, весьма неплохой. Тем не менее, по давно заведенному обычаю, завтракал посол в расположенном неподалеку от особняка трактире «Межевой камень». Еще одной странностью графа было то, что утреннюю трапезу он вкушал в одиночестве. Гости появлялись за его столом во всех прочих случаях, но не в «Межевом камне». Не странно поэтому, что едва Август вознамерился приблизиться к читавшему газету графу Новосильцеву, как дорогу ему заступил один из слуг посла.

— Прошу прощения, сударь! — вежливо остановил Августа здоровенный детина, больше похожий на кабацкого вышибалу, чем на камердинера или комнатного лакея. По-французски он говорил почти без акцента. Одним словом, безупречный нукер.

— Василий Петрович! — окликнул Август посла. — Знаю, что не вовремя, но нужда велит!

— Ну, раз велит, — оторвал взгляд от газеты Новосильцев, — присоединяйтесь, Август! Прохор, пропусти!

Слуга посторонился, и Август подошел к столу.

— Dobrogo dnia! — сказал он по-русски и присел на стул напротив посла.

— И Вам не хворать! — усмехнулся в ответ собеседник. — Вы, Август, к слову, единственный в этой стране, кто не кличет меня Базилем, и по русскому обычаю поминаете при обращении моего батюшку. Закусите со мной?

— Благодарю, — покачал головой Август, — но я сыт.

— Даже не выпьете?

— Пожалуй, откажусь, — снова покачал головой Август. — Я и так уже с раннего утра ne prosyxaiu.

Этим, собственно, исчерпывались познания Август в великорусском наречии, поэтому говорили они с русским послом по-французски.

— Я настаиваю! — в глазах Новосильцева появилось какое-то странное выражение, которое Август никак не мог ухватить.

Что это было? Сожаление? Сочувствие? С чего вдруг? Но, как на грех, думалось ему сейчас плохо, так что возникшую, было, мысль Август благополучно упустил. Слишком был занят своими чувствами, а зря.

— Граф, мне нужна въездная виза, — сразу взял он быка за рога. — Я…

— Увы, Август, — граф смотрел едва ли не с жалостью, но уж точно, что не был равнодушен, — но я не могу вам помочь.

— Что?! — опешил Август, ни разу в жизни не встретивший отказа в такой безделице. — Я…

— Извините, Август, — тяжело вздохнул Новосильцев. — Мне действительно неловко вам отказывать, но въезд в Российскую империю вам запрещен.

— Ничего не понимаю… — Август был обескуражен. Такого не могло быть, потому что не могло быть никогда. И тем не менее…

— Это просьба его величества Максимилиана, — с явной неохотой объяснил посол. — Как вы понимаете, Август, я не могу ему отказать. Ее императорское величество, к слову, тоже не сможет.

«Максимилиан? — удивился Август. — Но как он мог узнать, что я захочу поехать в Петербург?!»

Состояние Августа в тот момент было таково, что он был совершенно дезориентирован. Как говорится, затмение нашло. Иначе такую тупость не объяснить. Ведь обычно мысли его не «текли», а «стремительно летели». Логика была холодна и безупречна. При том, что интуиция тоже не дремала. И все-таки, он справился. Пусть и с опозданием и только отчасти, но, в конце концов, натура взяла верх, и Август начал соображать.

— Когда это случилось? — спросил Август.

— Вчера, — лаконично ответил Новосильцев.

— Вот так-так! — Август действительно не знал, что и думать. Что такого могло произойти вчера, что король решил вмешаться в его личные дела? В его планы, о которых вчера не знал и сам Август? Однако, очевидно, одно. Король знал еще вчера, что барон ван Коттен уезжает в Петербург, и тогда же приказал Агате ехать вместе с мужем. Разумеется, это более чем странно, но хотя бы объяснимо. Однако запрет на въезд в Российскую империю — это совсем другое дело. В этом случае, Максимилиан должен был знать не только о том, что баронесса является любовницей Августа, но и о том, какого рода отношения связывают этих двоих.

«Но это невозможно! — возразил себе Август, пытаясь осмыслить случившееся. — Он не мог этого знать! Я сам не знал…»

Получалась какая-то форменная бессмыслица, поскольку в основе действий Максимилиана лежали два совершенно невозможных обстоятельства. Во-первых, должно было случиться нечто настолько из ряда вон выходящее, что король вообще смог и захотел — или скорее наоборот, захотел и смог, — столь грубо, если не сказать оскорбительно вмешаться в личные дела графа де Ламара. А, во-вторых, откуда ему вообще было знать, что Август вознамерится ехать в Россию вслед за своей любовницей? Притом знать об этом заранее и наверняка!

«Чепуха какая-то!»

И в самом деле, чепуха. Такое не утаить. Уж кто-нибудь из приближенных Максимилиана, наверняка, шепнул бы Августу на ушко, что затевается в палаццо Феарина и почему. Но нет. Все было тихо и мирно. Вот разве что Агата… Но Агатой, скорее всего, двигала одна лишь любовь. Она хотела проститься с Августом в их обычной манере, и ей это удалось. Ночь любви, краткое прощание, и все, собственно. Занавес опускается.

— Август… — прервавший его размышления Новосильцев, словно бы колебался, сказать Августу нечто или нет, но, в конце концов, решил, по-видимому, озвучить это таинственное «нечто», которое по-прежнему вызывало у него сомнения.

— Не скрою, я заинтригован, — сказал он наконец. — Не знаю, что и думать, но полагаю, что случилось нечто из ряда вон выходящее. Вы, как мне кажется, об этом деле так же не осведомлены, что заставляет думать о странном…

Новосильцев помолчал, внимательно глядя Августу в глаза, и продолжил все тем же ровным голосом, каким стал бы рассказывать о рутинных делах.

— Мне, Август, отчего-то представилась забавная картина. Будто бы вы едете в Прагу к гросгерцогу Рудольфу. И в руках у вас подорожная, выписанная моим старым другом бароном Дризеном… Каково?

— Думаете? — нахмурился Август.

— Даже и не знаю, что сказать… Да, и вот еще что, но строго между нами. Позавчера баронесса ван Коттен посещала палаццо Феарина, но подробностей я, разумеется, не знаю.

«Позавчера? — удивился Август. — Отчего же я узнаю об этом только сегодня и не от нее самой, а от третьего лица?»

Ситуация представлялась Августу настолько абсурдной, что он даже рассмеялся…

Алкоголь не брал. Не туманил мозг. Не глушил боль. Голова оставалась ясной, хотя лучше бы ему впасть в забвение, потому что то, что испытывал в эти мгновения Август было попросту нестерпимо. Боль, гнев, ощущение бессилия и одновременно кристальная прозрачность мысли, нежданно-негаданно вернувшаяся к нему в самый неподходящий момент.

Сейчас, стоя с очередной чаркой бренди перед открытым в ночь окном, Август видел прошедший день совсем не так, как воспринимал его, находясь в живом потоке времени. Детали — вот в чем кроется присутствие божества. Иногда подробности кажутся лишними, но это ошибочное мнение. Частности способны дополнить приблизительное знание до полного, незавершенное до целого. Раскрыть подлинный смысл происходящего, связав его с прошлым и проследив в еще не наступившем будущем.