Выбор (СИ) - Черникова Любовь - Страница 32

Тин Хорвейг криво усмехнулся.

— Тут другое, — выражение холодных глаз стало бархатным. Он словно бы погладил взглядом, и Кира была готова поклясться, что почувствовала это кожей. Пасита не скрывал мыслей: — Знаешь, сейчас мне хочется подольше не выздоравливать…

Пытаясь успокоиться, охотница принялась разглядывать носы своих сапог. Решившись, подняла голову:

— Почему? — тин Хорвейг не успел ответить, как она уточнила: — В Орешках ты мог взять меня в любой момент. Ведь даже пытался, но каждый раз останавливался, хотя тогда мне совсем нечего было противопоставить? — тугой комок предательски подкатил к горлу. — Что изменилось? Или это еще один способ добиться своего?

— Прости.

— Что? — пальцы стиснули бедный учебник, и тот жалобно зашуршал переплетом, грозя рассыпаться на отдельные страницы. Бороться со слезами стало невозможно. Сидящая глубоко внутри обида выплеснулась, словно вскрытый нарыв. Две мокрые дорожки расчертили щеки. Зло утеревшись рукавом, Кира снова взглянула на Защитника. Едва слышным шепотом спросила: — Ты просишь прощения?!

— Не хочу оправдываться, но, кажется, без этого не обойтись. Я выбрал неправильный подход, пытаясь пробудить в тебе дар. Был неправ. Признаю. Не стану отрицать, мне было сложно остановиться. Особенно когда попал под воздействие силы.

Охотница, вспомнив, как все начиналось, не сдержала нервный смешок. Любопытство пересилило неловкость, и, обхватив себя руками, она все же задала непростой вопрос:

— «Те самые сны». Этого ты хочешь?

Пасита прикрыл глаза, не то вспоминая, не то думая над ответом.

— Кира, скажи, ты всегда во сне ведешь себя как наяву?

— Нет, но…

— Тогда, я сильно злился. Не на тебя. По разным причинам. Хотя все-таки и на тебя тоже. Это отразилось в наших общих снах. Я никогда не был послушным мальчикам, и твой дед частенько спускал с меня шкуру, — он хохотнул, а Кира вздрогнула, вспомнив, как своими глазами видела, что это означает. — То, что было во сне… Я делал подобные вещи, но никогда никого не принуждал и хорошо платил.

— Хочешь сказать, что не брал женщин насильно? Мне показалось, у тебя хватает опыта.

— Не стану отрицать, такое бывало. Но мы сейчас говорили об иной стороне моей жизни. Кира, — Защитник приподнялся на локте, — у меня нет желания надевать на тебя ошейник и все такое. Я бы мог долго распинаться и сыпать обещаниями, но зачем? — он снова расслабился и подложил под голову руки. Ее присутствие явно придало Пасите сил. — Ты — другая. Для тебя это все не имеет значения. Не надо сейчас ничего решать. Не надо отвечать мне взаимностью, я вряд ли заслужил подобной чести. Лучше продолжай меня и дальше ненавидеть, так будет легче нам обоим. Привычней…

— Пасита, ты, часом, головой не ударялся? — Кира даже привстала, всматриваясь в лицо Защитника. — Может, когда я тебя с кровати скинула?

Тин Хорвейг не ответил, а его улыбка показалась совсем невеселой.

Дымка над Изломом зловеще клубилась, темный туман складывался в жуткие морды, которые то и дело меняли очертания. От распростершегося до горизонта стойбища в сторону пустоши двигались две фигуры. Одна, закутанная с ног до головы в овечьи шкуры, сгибалась под порывами ледяного ветра и прижимала к груди какой-то сверток. Вторая, укрытая лишь легкими, развевающимися одеждами и босая, словно не замечала холода, горделиво вышагивая впереди.

Вскоре устланная снегом земля, потемнела. На смену сияющей белизне пришла грязно-бурая промерзшая равнина, ощетинившаяся сухой травой, а еще через некоторое время и вовсе захлюпала вязкой жижей.

Кира, раскинув крылья, пролетела над стойбищем и, заложив широкий виток, понеслась вслед за путницами. В нос ударили запахи дыма, жирной пищи, прелых шкуры и каких-то трав. Сартоги, задравшие головы вверх, замечая ее, что-то выкрикивали.

— Хаанас-Маалун! — один старик, произнес это особенно отчетливо, прежде чем спешно скрыться в своей юрте.

Но Защитницу тянуло дальше. Туда, где изящные босые ступни оставляли цепочку следов в грязи. До Излома было уже рукой подать. Черные волосы развевались, сжатые в линию алые губы приоткрылись, когда красавица-сартожка повернулась к спутнице. Та протянула ей сверток, но в последний момент, отстранилась, прижав его к груди. Башлык слетел с головы. Перепуганные глаза блестели на еще юном, мокром от слез лице.

Кира подлетела достаточно близко, чтобы услыхать обреченные причитания на незнакомом языке. Короткий, загнутый, будто коготь, нож с легкостью оборвал поток слов. Сверток выпал из ослабших рук, раздался детский плач. Несчастная мать судорожно скребла пальцами землю, открывала рот, стараясь что-то сказать, но вместо звуков из перерезанного горла толчками выливалась кровь.

Перешагнув через умирающую, сартожка наклонилась и брезгливо размотала пеленки. Отбросив их в сторону, подняла ребенка, держа абы как за крохотное плечико. Обнаженное пузатенькое тельце судорожно задергалось, плач превратился в непрерывный ор. Кривой нож, примеряясь, двинулся вдоль животика. Кира, сложив крылья за спиной, камнем упала вниз, норовя когтями вцепиться в глаза чудовищу, заключенному в прекрасный облик.

В черных зрачках отразилось неподдельное удивление:

— Хаанас-Маалун?

Грудь прошила нестерпимая, резкая боль, и Кира закричала.

— Кира! Кира, что с тобой?

— Кира, проснись!

Не понимая, где находится, и что происходит, Киррана вцепилась мертвой хваткой в Защитника. Пасита гладил ее по волосам, по спине. Ласково шептал успокаивая. Наконец, осознав, что она во дворце, а рядом брат и тин Хорвейг, охотница осторожно отстранилась, вытирая льющиеся ручьем слезы.

— Опять? — Нааррон сразу все понял.

— Ага, — закивала Кира и потерла грудь. Боли больше не было, но в районе солнечного сплетения, словно застрял комок.

— Вы сейчас, о чем это? — Пасита, нахмурившись, переводил взгляд с брата на сестру.

— Просто кошмар. Не обращай внимания, — отмахнулась Кира.

— Это называется «просто кошмар»? — Защитник, усмехнувшись, указал себе на плечо. Там наливались краснотой следы, оставленные ее пальцами. — Ну да… Думал, кусок мяса вырвешь. Неужто, снова я приснился?

— Хуже, — Кира взяла из заботливых рук брата кружку, сделала несколько жадных глотков, не замечая, как вода течет мимо, оставляя мокрые пятна на рубахе.

Мужчины ушли досыпать, а она так и не смогла сомкнуть глаз, просидев до поры на постели в маленькой спальне, где ночевала с тех пор, как тин Хорвейг пришел в себя. Оставшиеся до отъезда дни Киррана с утра тренировалась, а потом проводила время с Паситой и учебниками. Защитник больше не заговаривал о чувствах, но помогал с учебой. Поведал много интересного про силу. Охотнице не терпелось испробовать кое-что на практике, это подогревало желание вернуться поскорее в Орден. Еще через день Защитник попросился на прогулку. Посоветовавшись, Нааррон с господином тин Сайтером решили, что он будет готов отправиться в дорогу к концу седмицы.

Выдвинулись с утра пораньше, надеясь добраться засветло. Защитник был еще слишком слаб, чтобы скакать верхом, потому поехали в карете, сопровождаемой двумя орденцами, направляющимися по делам в альма-матер.

Непривычные ласковые взгляды тин Хорвейга смущали Киру, но пока она не могла определиться, как теперь с ним себя вести.

— Полночь соскучилась. Проедусь, — не дожидаясь ответа, охотница на ходу легко выскочила наружу.

Ехали, неспешно поднимаясь в гору, и она без труда отвязала лошадку. Одним махом вскочив в седло, гикнула, посылая вперед. Сзади тотчас послышался топот. Киррана натянула поводья на гребне холма, там, где дорога становилась пологой, прежде чем снова забрать наверх.

— Случилось что? — спросил нагнавший ее Защитник в годах, имени которого Кира не знала. Разговаривая, он внимательно осматривал окрестности.

— Нет. Просто размяться захотелось. Надо было предупредить?

— Желательно, — согласился тот. — Добрая у тебя лошадь. Резвая, — вне дворца орденцы привычно общались между собой по-простому, и Кира решила, это хороший знак: «Вроде как за свою приняли».