Выбор (СИ) - Черникова Любовь - Страница 36

— Только рискни поздравить, и я оторву тебе голову, — ледяное шипение вкупе с бешеным выражением стальных глаз заставили Нааррона инстинктивно отступить на пару шагов. Парень, едва не упал, запутавшись в длинных полах хламиды, но тин Хорвейг поймал его, сграбастав за грудки.

— Я только…

— Что ты? Небось, сейчас заявишь, что та девка из Орешков разродилась, и что от меня дитенок?

— Ну… да, а…

— Я не могу иметь детей! — рык Защитника отразился от высокого, украшенного картинами битв потолка.

— Чего? — теперь уже пришла очередь Нааррона удивляться.

Увидев полезшие из орбит глаза, Пасита все понял и внезапно развеселился:

— Того! Ты, что ли, не знал? От этого дети бывают! Советую, собираться в дорогу — ребенок твой.

Оставив ошеломленного тин Даррена, Защитник свернул к лестнице, нужно было обсудить недоразумение с Настоятелем.

Кира наткнулась на брата, как только переступила порог Северной Башни.

— Нааррон, меня ждешь? Эй! Спишь, что ли?

Тот не откликался, блуждая безумным взглядом по плитам пола. Наконец, поднял голову:

— Кира… Кира! — Хранитель вцепился в плечи сестре. — Боги!

— Да что с тобой такое? Говори толком! Случилось еще что? — охотница насторожилась, потому как внутренне постоянно ожидала дурных вестей. — Излом? Орда? Не молчи же!

Она схватила брата за грудки и как следует встряхнула. Даже задумалась, не отвесить ли оплеуху, но Нааррон, наконец, взял себя в руки:

— У меня родился сын.

— Чего?! Но… Постой. Это у Глашки, что ли? — сообразила Кира.

Охотница не замечала, чтобы загруженный по уши делами Ордена брат, уделял время женщинам.

Нааррон, сглотнув, закивал.

— У Глафиры. Прилетел голубь с посланием из Орешков. Правда, там сказано, отец тин Хорвейг, но… Наверное, напутали. Пасита же не может иметь детей. Значит, ребенок, скорее всего, мой. И по срокам все сходится…

— Уверен? А откуда знаешь, что Пасита не может? — не удержалась Кира от любопытства.

— Так, у него же пунктик. Не знала? Он и в Орешки-то сослан был по этой причине.

— Сослан? За бесплодие?! — удивилась охотница.

— Нет! Там с дочкой посла история вышла нехорошая. Не бери в голову. Добровольно тин Хорвейг столицу бы точно не покинул. А про его… беду столько слухов ходило по Ордену, даже смешные байки народ рисковал сочинять.

— Любопытно. Расскажешь?

Нааррон недоуменно глянул на сестру:

— Конечно, нет! Они же все непристойные! Не для ушей невинной девки, — он вдруг отчего-то покраснел.

Кира, смутившись, вернулась к прежнему разговору:

— И что теперь будешь делать?

— Поеду за сыном. Все равно кто-то должен дать имя младенцу. Заодно хочу убедиться…

— Знаешь, ты с Глашкой-то поосторожней, — охотница наморщила нос. — Соврет — недорого возьмет.

— За ложь в этом случае полагается суровое наказание, — нахмурился адепт. — Потому и решил самолично проверить. Жаль ее…

— Ладно, некогда мне болтать. Тренировка все жилы вытянула. Есть хочу как волк, и переодеться надо.

— Получается?

Кира кивнула просияв.

— Еще как! — улыбка стала шире. — Раэк сказал, скоро смогу переплюнуть даже Паситу.

На Малом Совете решили, что большую часть времени курсантка тин Даррен теперь должна постигать силу. А потому отменили почти все предметы, кроме самых необходимых вроде «Теории потоков». С тех пор с утра до ночи Кира тренировалась с Раэком. Позже к ее обучению должен был приложить руку и Пасита.

После занятий, когда часы на башне показали четыре, и до вечерней тренировки еще оставалось время, охотница ощутила знакомый озноб, не имеющий ничего общего с усталостью. Это как по расписанию одолевало нетерпение, с которым она ежедневно проверяла семнадцатое стойло. То, что оно оказалось соседним с тем, где обитала Полночь, было большой удачей. Не пришлось выдумывать оправдания для друзей. Даже если внезапно проснувшаяся любовь к собственной лошадке могла кому показаться странной, то и это поддавалось простому объяснению. Курсанты, начавшие всерьез работать с силой, порой и не такие штуки отмачивали. К тому же охотница не забывала отнести кобылке угощение, причесать и почистить, если хватало времени.

Убедившись, что ее никто не видит, Кира скользнула внутрь и заглянула в тайник, спрятанный за кормушкой. Там была только короткая записка, написанная ее же рукой еще две седмицы назад. Разочарованный вздох вырвался помимо воли, а вместе с тем зародилось беспокойство.

— Кто ты, Райхо? Почему не отвечаешь? Не забыл меня? Жив ли?

Вернув все на место, занялась лошадью, но и работа не могла отвлечь от мыслей. Загадочное письмо породило множество вопросов, но все же на многие Кира сама дала ответ и не сомневалась, что права.

«Он такой же, как тин Таллан, или как там на деле зовут ту девку?»

Охотница три дня медлила с ответом, и даже порывалась рассказать все деду, но так и не решилась. Только справилась, не было ли для нее писем. Дед ответил — нет, чем подтвердил подозрения.

«Тот, кто сумел проникнуть в Орден и тайно подбросить мне послание, очень опасен».

Но, несмотря ни на что, Кирране безумно хотелось взглянуть в сине-зеленые глаза. Хотелось и большего, но о том Кира и мечтать себе запретила.

«Боги! Если он, и правда, ассасин? Вдруг собирается убить кого-то?»

По этому поводу она тоже обращалась к Настоятелю. Издалека завела разговор о наемниках, и никак не могла понять, отчего Махаррон хитро на нее посматривает. Дед убедил, после нападений на Князя и Паситу, все бдят, и теперь в Орден мышь не проберется, так что опасения напрасны.

«Если все же встретимся, выясню. А если что, уверена, сумею с ним справиться».

Хоть Кира только начала тренировки, сила легко к ней приходила, чему удивлялись прочие курсанты. Да и Раэк сказал, к весне она переплюнет многих Защитников в ранге.

«Страшно представить, что же будет после Инициации! Ох… Киалана!»

— Слишком много неудач постигло наших людей.

— Среди нас предатель!

— Нужно вычислить шакала и покарать! — потрясал кулаком Хепт-тан четвертого клана.

— Пускай подохнет по закону! — вторил ему глава седьмого.

Хепт-таны галдели, словно новички в асс-хаферсе. Молчал глава второго клана Нашрат Веселый, только раз взглянувший на Райхо. Молчал Джангур Дерзкий — Тан девятого. Молчал, внимательно наблюдая за прочими, Альхамед Мудрый — Хепт-тан первого клана и глава суры — совета ассасинов. Молчал и сам Райхо Справедливый, сохраняя на лице невозмутимое выражение.

Наконец, Альхамед поднял руку. Пускай, не сразу, но стало тихо.

— Кажется, я знаю, кто тот шакал, который нечестно играет.

Присутствующие насторожились. Прищуренные взгляды заметались по лицам. Напряженные, или, наоборот, нарочито расслабленные, готовые сию минуту использовать тайное оружие или секретную технику боя ассасины пытались догадаться, кто портит им жизнь. Лучшие из лучших собрались в одном месте, и Райхо едва не поддался соблазну.

«Не время. Гибель всех Танов приведет к беззаконию. Борьба за власть среди тех, кто останется, превратится в кровавую резню. Погибнут не только наемники, но и множество невинных людей. Наложницы, слуги, дети…»

Но уж слишком часто стали поглядывать в его сторону, и Райхо накинул «темную ауру». Присутствующие тут же потеряли к нему интерес, инстинктивно отодвигаясь подальше. Райхо порадовался, что в сура-сарадик — большом шатре совета кланов все сидели на устланном циновками полу, иначе кто-нибудь мог свалиться со стула.

Один Альхамед Мудрый продолжал смотреть прямо на него.

— Ты знаешь, что полагается тем, кто нарушает клятвы? — произнес он негромко.

— Я всегда оставался верен данному слову, — в тон ответил Райхо.

Раздался тихий смех, словно перья посыпались из вспоротой подушки. Кого другого он бы испугал до икоты, но не бывшего Защитника. Он тоже усмехнулся, демонстрируя белоснежный оскал.