По законам Дикого Запада (СИ) - Топоровский Евгений Александрович - Страница 26

— Иди дорогой, — с улыбкой произнесла мать, — поговори с доктором. И спроси, когда меня выпишут. Я прихожу в ужас от мысли, какая гора бумаг ждет меня в приемной мистера Харрисона.

Доктор Райли ждал Тэдда, стоя в небольшом закутке между фонтанчиком с питьевой водой и телефонным аппаратом внутренней связи.

— Мне тяжело говорить это, молодой человек, — начал он, едва Тэдд подошел. — Ваша мать смертельно больна. — Райли выпалил эту ужасную новость не поднимая глаз, словно в случившемся с Мари Абрахем была и его вина.

Несколько мгновений Тэдд стоял, не в силах осознать услышанное. Его мать умирает! Нет, нет, это какая то ошибка! Мысли проносились в голове, не позволяя сосредоточиться. Невидимый кулак нанес мощный удар в живот, вышибая воздух из легких.

— Как, доктор? — едва слышный шепот сорвался с его губ. — Она хорошо выглядит и прекрасно себя чувствует! Я только что читал ей…

— Обезболивающее и питательный раствор. Ее печень почти полностью разрушена. Через месяц она не сможет принимать обычную пищу. А затем… — Райли по-прежнему не отрывал взгляда от носков своих туфель.

— Но что случилось?! — теперь голос Тэдда почти срывался на крик.

Врач поднял на него глаза и успокаивающе дотронулся до плеча.

— Тише, молодой человек. Двери в палатах тонкие, она может услышать. — Райли сокрушенно покачал головой. — У миссис Абрахем очень редкий случай вирусного гепатита. Симптомов болезни нет, пока не становиться слишком поздно. Вы говорили, она жаловалась на боли в правом подреберье?

Тэдд кивнул. Доктор глубоко вздохнул и продолжил:

— Мы можем побороться за пол года, максимум, за год. Вашей матери придется быть тут, под капельницами, все это время. Но решение, безусловно, остается за ней. А теперь идите. Прочитайте Мари еще несколько глав, а потом сошлитесь на дела. Я поговорю с ней во второй половине дня, и лучше, чтоб вас рядом не было.

Тэдд открыл рот, готовясь возразить, но врач повторил:

— Поверьте, так будет лучше для нее, — и мягко подтолкнул Тэдда в сторону палаты. — Идите, и постарайтесь улыбаться.

В больнице Мари не осталась.

— Тэдд, дорогой, пойми, — ее рука гладила светлые волосы сына, стоящего на коленях у изголовья больничной кровати, — я не хочу продлевать страдания. Доктор Райли сказал, что через несколько дней наступит резкое ухудшение.

— Мам, — тихо всхлипывал Тэдд, уткнувшись мокрым от слез лицом в плечо Мари Абрахем. — Если бы я заставил тебя обратиться к врачу! Если б доктор Райли… — его голос сорвался на приглушенные рыдания.

Пальцы Мари, еще почти такие же сильные, как раньше, ухватили Тэдда за подбородок и слегка приподняли вверх. Он поднял красные, полные отчаяния глаза и посмотрел в лицо матери. Всегда белая кожа отдавала болезненной желтизной, широкие скулы теперь выдавались двумя высокими холмами, но взгляд чуть выпуклых глаз был полон любви и нежности.

— Если бы, да кабы, — произнесла Мари сильным, чуть хрипловатым голосом, — не имеют никакого значения, сынок. — «Не две ли малые птицы продаются за ассарий? И ни одна из них не упадет на землю без воли Отца вашего; у вас же и волосы на голове все сочтены», — чуть на распев прочла она строки Святого писания.

Домой Мари Абрахем привезли в медицинском автомобиле, где она, одетая в свое любимое платье, полулежала на протяжении всего недолгого пути. Но когда санитары взялись за ручки каталки, Мари отрицательно покачала головой.

— Я еще могу пройти несколько ярдов, — сказала она и аккуратно опустила ноги на покрытый резиной пол автомобиля. Тэдд осторожно обнял мать за талию и помог подняться. Мари Абрахем вышла на улицу и в последний раз поднялась на крыльцо своего дома.

Следующие несколько недель слились для Тэдда в один не прекращающийся ни на секунду кошмар. Он экстерном прошел курс ухода за лежачими больными, без ошибки попадал иглой в тонкие как нитки, вены на исхудавшей руке Мари. Кормил мать с ложечки, подложив под спину несколько взбитых подушек. Выносил судно и обтирал влажной марлей когда-то крепкое, а теперь словно высохшее тело.

В деньгах они не нуждались. Мистер Харрисон навестил Мари в конце первой недели ее пребывания дома и оставил пухлый конверт из оберточной бумаги, плотно набитый пятерками, десятками, даже двадцатками. Священник методистской церкви, чьими прихожанами были Абрахемы с дня приезда в Эдну, связался с доктором Райли, и теперь Тэдд два раза в неделю получал большой картонный ящик, доверху заполненный банками для внутривенного вливания, ампулами с обезболивающим и антисептической присыпкой от пролежней. А Рон Джонсон, хозяин маленького сувенирного магазинчика, в котором по пол дня работал Тэдд до болезни матери, обещал сохранить место до «успешного разрешения ситуации». Сообразив, что сказал, Рон залился пунцовой краской и отвел глаза.

Несколько раз к Мари приходили женщины, в том числе и Аннет, принося с собой плетеные корзинки с домашней снедью. Она вежливо благодарила подруг, а после их ухода Тэдд перекладывал домашние пироги, мясо и курицу в старый холодильник, занимавший большую часть места на их небольшой кухне. Мари уже не могла есть обычную пищу. Она питалась белесой безвкусной кашицей, составленной доктором Райли из сухой детской смеси и точно отмеренной дозы противорвотного.

Во время своих редких и кратких выходов в город Тэдд ловил на себе сочувствующие взгляды людей. «Бедный, бедный парень, туго же ему приходится» Или: «Мари была такой милой женщиной. Мы все ее любили.» Эти взгляды словно липли к нему, лишая способности думать и дышать. «Почему любили? Она еще жива!» — хотелось кричать в эти скорбные лица, в опущенные к земле глаза. Но самым страшным временем были ночные часы. Часы, когда он без сна лежал на застеленной кровати, прислушиваясь, как стонет во сне Мари. Тэдд чувствовал, что здравый рассудок, капля по капле покидает его.

И когда наступил конец, Тэдд встретил его с облегчением. Он ни за что не признался бы и самому себе, но в миг, когда понял, что лежащая среди смятых простыней женщина мертва, его обдала странная смесь ужаса, горя и… радости.

Мари умерла во сне. «Смерть праведника, дарованная Господом нашим в награду за достойно прожитую жизнь», — сказал высокий сухопарый мужчина, стоявший слева от Тэдда. Он сочувственно прикоснулся пальцами к рукаву промокшего под дождем плаща. Тэдд с трудом вспомнил, что фамилия мужчины — Райли. «Лечащий врач его матери. Лечащий врач. Лечащий кого?» — мысль эта крутилась в голове, как постепенно сбавляющий обороты волчок. Еще пара мгновений и он упадет на пол, где замрет в неподвижности. Тэдд чуть кивнул головой, не отрывая глаз от небольшого холмика свежей земли, окруженного пожухлой рыжей травой. Холодные капли дождя стекали по его лицу, и смешиваясь со слезами, падали на грудь.

Вереница призрачных фигур, затянутых в черное, проходила мимо, касаясь его рук, плеч, спины, шепча слова утешения. Тэдд молча кивал в ответ, раз или два ему даже удалось растянуть губы в неком подобии благодарной улыбки.

Сколько прошло времени, Тэдд не знал. Призрачные фигуры давно растаяли в тумане, окутывавшем сознание, оставив его один на один с невысоким земляным холмиком. Неожиданно чья-то маленькая, но сильная рука сжала его предплечье, теплые губы коснулись мокрой щеки. Беверли Джонсон стояла рядом, почти касаясь грудью его груди, и глядела в лицо серьезными карими глазами. Поймав ответный взгляд Тэдда, она осторожно потянула его за руку к узкой асфальтовой дорожке, где около темно-вишневого «бьюика» терпеливо мок под дождем Рон Джонсон.

Из сна Тедда вырвало пронзительное дребезжание допотопного дискового телефона. Он широко зевнул и зашаркал в направлении неугомонного куска пластмассы, когда на лестнице, ведущей в жилую часть дома, показалась смуглая мордашка Беверли младшей.

— Пап, пап, телефон! — громкостью голоса эта юная леди почти превзошла разрывавшийся в углу аппарат.