Роли леди Рейвен. Том 2 (СИ) - Снежная Дарья - Страница 44

И даже несмотря на это, и на то, что от чар и лекарств я спала чуть ли не по двадцать часов в сутки, мне все равно хотелось выть и лезть на стену.

И вот сегодня, наконец, целитель пришел к выводу, что лечение перешло в завершающую фазу и его неусыпный контроль больше не требуется. Магия сделала свое дело.

Мне рекомендовано было все же в ближайшую пару недель еще следить за собой, не перенапрягаться, не нервничать, не нагружать зрение, и прочие, прочие «не», которые маменька тщательно законспектировала, но я все равно испытала огромное облегчение. Еще немного этого абсолютного бездействия, и меня бы из рук специалиста по травмам головы к специалисту по травмам психики передали бы!

Вопреки всеобщим опасениям, я не бросилась тут же прочь из дома, вынуждая родичей посадить меня под замок, но села за стол и написала два письма. Одно – сугубо деловое, другое – сугубо личное.

Ответ на сугубо деловое письмо пришел быстро, вечером того же дня.

Тарн Гейл, тот из коллег, в чьи руки, очевидно, угодило мое послание, адресованное отделу криминалистики, писал, что крайне рад новостям о моем грядущем окончательном выздоровлении. И сообщал, что кроме меня при нападении на департамент серьезно пострадал только Свен, на него упал горящий шкаф. Господин Трейт сломал руку, Ричи пару дней провалялся с дурнотой – острая реакция запечатанного на возмущения фона, остальные отделались синяками и ссадинами.

Артефакт не пострадал и был успешно применен при осмотре места убийства.

На этих строчках я вцепилась в листы бумаги с такой силой, что чуть не порвала их.

Убита женщина из трущоб, бывшая работница хлопкопрядильной фабрики, доживавшая свой недолгий век прошением подаяния. Ее нашел святой отец неподалеку от церкви, возле которой она часто стояла с протянутой рукой. Тело было сброшено в канаву и, если бы не собаки, то, возможно, это убийство и осталось бы незамеченным…

Я приложила пальцы к губам, будто это могло сдержать подступившую к горлу тошноту. Общая слабость давала о себе знать, и неожиданно я все же в глубине души порадовалась, что мне не пришлось туда ехать. Труп – это не страшно. Даже пролежавший несколько дней в воде труп – это не страшно, хоть и до отвращения противно. А вот истерзанный животными труп…

И все же вызванная на место полиция почти сразу оповестила департамент – было очевидно, что грудная клетка убитой была вскрыта отнюдь не собаками. И легкие отсутствовали. По показаниям священника убитая страдала от чахотки ещё со времен работы на фабрике.

На место происшествия прибыл как раз Тарн, и да, он увидел следы. Едва заметные, почти растворенные в фоне, если не приглядываться – можно и упустить. И это с десятикратным усилением! По его словам, отпечатки носили артефактный характер. Будто убийца просто был ходячим и при этом весьма слабеньким артефактом, и именно поэтому его следы не могли отследить запечатанные. Именно поэтому, его едва-едва улавливали амулеты.

Да, все правильно. Он же больше не маг. Он не контролирует ту магию, что просачивается в его тело. И изменения, которые происходят с ней – минимальны. Вот и получается, что ее не отследить. Как не отследить магию простенького бытового артефакта.

Я повернулась, и снова посмотрела на прихваченный у профессора шар, единожды уже послуживший для меня наглядным пособием.

Артефактный характер.

Артефакты излучают магические эманации постоянно, в отличие от самих магов. И раз Живодер на самом деле оставляет отпечатки, значит, теперь рано или поздно мы его найдем. Магические следы вымываются фоном, это верно, но если однажды нам удастся обнаружить труп достаточно быстро, то будет шанс их проследить. А еще у нас теперь есть однозначный и стопроцентный способ выяснить, является ли какой бы то ни было подозреваемый Живодером. Показания запечатанного расцениваются как свидетельские. И теперь хотя бы один человек из всего отдела может опознать убийцу если не в лицо, то по магии.

И, конечно, мне было обидно, что это не я, ужасно обидно. Но… жизнь вообще частенько несправедливая штука.

Я отложила письмо и задумалась, кусая губы, о том, под какой все же маской срывается безжалостный убийца. Он ведь был самым обычным человеком, жизнь которого рухнула в один миг с легкой руки совершившего ошибку артефактора…

Мне долго не спалось этой ночью – организм, пресытившийся отдыхом, требовал деятельности, голова, не одурманенная заклинаниями и настойками, наконец-то могла думать, чем и пользовалась. Весь дом уже уснул, а я все крутилась с боку на бок и никак не могла угомониться.

И вот тогда-то и пришел ответ на сугубо личное письмо.

Сначала мне показалось, что шорох под окном мне мерещится. Я села на кровати, прислушалась, но больше ничего не услышала. И уже собиралась улечься обратно, как с еле слышным скрипом запор на окне сам по себе выехал из пазов, и створки бесшумно распахнулись, впуская в комнату порыв холодного влажного, пахнущего грозой воздуха.

С интересом подперев щеку я пронаблюдала, как массивная черная фигура с ловкостью циркового медведя ввалилась в окно, встряхнулась, и закрыла его, двигаясь совершенно бесшумно.

– Что-то вы зачастили, ваша светлость, – не сдержалась я, пряча смех в одеяле.

Кьер вздрогнул, будто вор, застуканный на месте преступления, и тут же мне на миг знакомо заложило уши.

– Если вам так пришелся по душе наш розарий, ваша светлость, – продолжила глумиться я уже вслух, – то я вам надергаю букет и пришлю с посыльным, не стоит настолько себя утруждать!

– Да я уже… надергал, – хмыкнул Кьер, делая вид, будто стряхивает с себя колючки вперемешку с лепестками.

Я снова рассмеялась. И даже не столько на шутку, сколько от радости его видеть. Когда я писала в письме, что меня выпустили из кровати и освободили из-под ареста сиделки, я предполагала, что герцог захочет увидеться, но никак не подумала о повторном проникновении со взломом.

Кьер и в самом деле вел себя как мальчишка, и, судя по ухмыляющейся физиономии, ему это доставляло не меньше удовольствия, чем мне.

Он быстрым шагом пересек комнату, сел на кровать и, обхватив ладонями мое лицо, внимательно посмотрел мне в глаза.

– Ты до смерти меня напугала, – сообщил он, посерьезнев.

– Обманываете, ваша светлость, – я поджала губы и в ответ на недоуменный взгляд пояснила, ткнув его в грудь: – Ничего не до смерти! Ты посмотри на себя – живее всех живых!

– Эрилин! Не смешно!

Если он и хотел сказать еще что-то, то у него не вышло. Я соскучилась, а он вместо того, чтобы поцеловать лезет с нотациями. Опять бедной девушке все приходится делать самой!

И я целовала его, обнимала, чувствовала, как широкие ладони скользят по спине, как сильные руки обвивают, заключая в капкан, из которого не вырваться. И знала – он тоже соскучился, и правда перепугался, и места себе не находил все это время, и будь его воля – примчался бы ко мне, наплевав на все на свете, но он думал обо мне, и о моей репутации, и о том, что сейчас она даже ещё важнее, чем раньше. И мне совершенно не нужно было, чтобы он мне это рассказывал – только драгоценное время терять!

Я прижалась еще теснее, желая ощутить больше… и между нашими телами что-то сдавленно пискнуло.

Вздрогнув, я отстранилась, недоуменно воззрившись на Кьера. Примерещилось? Вроде бы галлюцинаций у меня не наблюдалось, ни зрительных, ни слуховых. Разве что на фоне прекращения лечения… «Вы знаете, доктор, когда я обнимаюсь с любовником, мне мерещатся чьи-то писки…»

Все это промелькнуло в голове за долю секунды, а герцог, хлопнул себя по лбу и со словами «Чуть не забыл!» сунул руку за отворот сюртука и выудил оттуда котенка.

Комок белой шерсти с вытаращенными голубыми глазенками на широкой ладони умещался целиком, ещё и места для прогулок хватало.

– Это что? – глупо спросила я, переводя взгляд с котенка на герцога, понимая, что даже ставить слова «котенок» и «герцог» в одном предложении мне странно.

– Бриллианты, – невозмутимо ответил Кьер. – Я знаю, что ты предпочитаешь мальчиков или девочек, но они, к сожалению, никак не влезли бы в карман.