Роли леди Рейвен. Том 2 (СИ) - Снежная Дарья - Страница 53

– Но почему вы не обратились к властям? – вырвалось у меня против воли. – К артефакторам? Вас же запечатали неправильно, незаконно! Я уверена, что…

– К властям? – перебил меня Грайнем, криво ухмыльнувшись. – При всей вашей профессиональной хватке, леди Эрилин, вы на диво наивны. Я обратился. Я пошел к тому артефактору, который поставил мне печать. Но сукин сын (тварь? Сволочь? Тут прямо напрашивается что-то грубее, но я не уверена, что оно не слишком грубо для текста) сделал вид, что впервые видит меня. «Я не знаю, что вас беспокоит, лорд Грайнем, но печать поставлена по всем правилам. Тот, кто ставил вам ее – настоящий профессионал!»

Он передразнил голос неведомого артефактора с такой ненавистью, что мне окончательно стало дурно.

– Меня настолько разъярили слова этого урода, что вместо того, чтобы обратиться к другому официальному магу, я пошел на черный рынок – и был прав. Печать нельзя снять, а ее дефекты неискоренимы. Я покопался в литературе, леди Эрилин, поверьте, в теории работы печати я теперь разбираюсь, и получше некоторых артефакторов. С единожды поставленной печатью ничего нельзя сделать. Ни-че-го. Так что ждало бы меня, обратись я к властям? Комната с мягкими стенами и окончательное сумасшествие? Срыв? Смерть, когда меня пристрелят, как собаку, чтобы не кидался на людей?

Стивенсон сделал шаг вперед, и почти вскочивший с дивана граф опомнился и снова сник. На несколько мгновений в гостиной повисла тяжелая тишина. Я посмотрела на часы. Сколько прошло времени? Сколько еще потребуется Трейту, чтобы прибыть сюда с боевыми магами?

Я перевела взгляд на Грайнема и произнесла недрогнувшим голосом:

– Вы говорили про что-то покрепче.

– Да… – после короткой паузы отозвался мужчина, глянув на меня с недоверием.

– Где?

Граф дернул подбородком в угол, где на узком круглом столике стоял хрустальный графин и несколько бокалов. Я поднялась, подошла к нему и щедро плеснула в два из них ароматного темно-янтарного напитка черт-те какой выдержки. Я бы и Стивенсону предложила, да он на службе.

С трудом сдержав истерический смешок, вызванный этой мыслью, я вернулась и непререкаемо сунула в ладони Грайнема коньяк.

– Значит, вы предпочли убивать?

– Я предпочел выжить, – мой выпад не произвел на графа особенного впечатления. – Все это время я искал решение, проводил исследования. Я быстро понял, что приступы происходят вместе с сильными колебаниями фона, когда печать, и без того пропускающая магию, словно расшатывается, сила прибывает резкими всплесками и… наверное, последующее сумасшествие – очень своеобразная защитная реакция организма сбросить излишки, чтобы не допустить срыва и смерти. Какая-то очень извращенная техника стравливания, неподконтрольная разуму. Впрочем, я не ученый. Я пытался себя запирать, и мое счастье, что запер плохо и смог выбить дверь, потому что, если бы я остался в этой комнате, я бы окончательно сбрендил. Я пробовал накачивать себя снотворным, но, просыпаясь, испытывал ещё более острую, уже практически неподконтрольную потребность. Я много чего пробовал, леди Эрилин. Все бесполезно. Но я честно старался выбирать тех, чья смерть не станет большой потерей для человечества. За исключением одного раза.

– Герцогский бал.

– Да. Всплеск был слишком внезапным и слишком сильным. Я едва не попался.

– Почему в тот раз вы сбросили труп в реку, а в остальное время оставляли их нетронутыми.

– Тогда я слишком торопился, слишком боялся быть замеченным, поэтому попытался избавиться от того мужчины, как в первый раз от бродяги. Жаль, не вышло. Я просто понял, что если я всякий раз буду еще и пытаться избавиться от трупа, то возрастают шансы быть обнаруженным, поэтому я делал то, что мне нужно было сделать и исчезал.

То ли коньяк так на него подействовал (лично на меня – очень даже, привел в чувство!), то ли Грайнем выдохся, угасла первая яркая эмоциональная вспышка, но теперь он говорил спокойно и сухо, даже с некоторой неохотой.

– И зачем вам больные органы?

– Абсолютно незачем. Я заворачивал их в тряпицу и выкидывал на ближайшей помойке. Надеялся таким образом сбить с толку полицию и криминалистов.

Я немного помолчала, глядя себе под ноги. В голове была каша и – ни малейшего торжества. Вот он этот Живодер, нашла, поймала. А на душе противно. Так противно, как, наверное, мне еще не было никогда.

– А… – я подняла голову. Грайнем смотрел на меня слегка прищурившись, будто знал наперед, что я сейчас спрошу. – А как же Арчи?

Губы графа исказила кривая, очень недобрая ухмылка.

– Вот только не говорите мне, леди Эрилин, что вам его было до безумия жаль.

– Нет, но…

– Он не отстал бы. Он не заткнулся бы. И герцог, при всей своей власти, ничего не смог бы сделать, если, конечно, он не намеревался пойти моим путем. Не думайте, леди Эрилин, какие бы отношения нас ни связывали, я прекрасно понимал всю ничтожность этого человека. И мы были хорошей парочкой – два ничтожества, два потерянных для общества человека: наркоман и убийца. Но вы спасли мне жизнь. И мне не хотелось, чтобы он разрушил вашу.

Верно. Спасла. Тогда, в ночь крушения Лестренжского состава я собственными руками спасла Живодера.

«Мы сочтемся, если вы пообещаете, что я больше о вас никогда не услышу».

«А вот это – вряд ли».

Что ж, он, по крайней мере, был предельно честен.

Я чувствовала себя плохо. Вернулась головная боль, дышалось с трудом. Мне отчаянно хотелось убежать, но я сидела, сложив ладони на коленях, и ждала в гнетущей тишине с мерным отсчетом утекающего времени.

И я испытала неимоверное облегчение, когда дверь распахнулась, и в гостиную ворвались боевые маги, господин Трейт, Тарн Гейл, ещё кто-то. Завертевшаяся протокольная кутерьма оттеснила меня в сторону, к окну, под прикрытие господина Стивенсона, в чьем присмотре Грайнем больше не нуждался. Я стояла там молча, прибито, все глубже погружаясь в ощущение абсолютной неправильности всего.

Грайнема увели.

А Трейт, выходивший последним, вдруг повернулся ко мне.

– Леди Рейвен…

Это был странный взгляд. Долгий, внимательный. Не брезгливый, не презрительный, не раздраженный. Но – непонятный.

– Да, господин Трейт? – отозвалась я, не дождавшись продолжения.

Первый криминалист помолчал еще несколько мгновений и отрывисто бросил:

– Не забудьте вернуть артефакт.

И вышел, оставив ощущение, что произнес он совсем не то, что хотел.

Артефакт я вернула, но с работы отпросилась, и начальство на удивление не сказало на это ни слова.

Как-то совсем иначе я представляла себе финал этого расследования.

Триумф. Ликование. Опаснейший злодей упечен за решетку!

Я не ощущала даже крохотного отголоска этих чувств. И все последующие дни чувствовала себя какой-то эмоционально выгоревшей. Слишком потрясла меня эта история. Эта трагедия.

Родители, как и практически все родители, убежденные, что знают, что лучше для их ребенка. Артефактор, махнувший рукой на правила – да что может случиться, обыденная процедура. А в результате одна сломленная жизнь и бог знает сколько оборванных.

Я больше не лезла в дело Живодера, самоотстранилась. Занималась тем, что ездила по местам мелких облав и туда, где неосторожно применялась магия, выносила вердикты о степени нарушений, помогала правовому отделу устанавливать правых и виноватых в разборе жалоб на магические услуги. Краем уха я слышала, что был арестован артефактор, запечатавший Грайнема, взяты под стражу его родители.

Моей отдушиной был Кьер. И главным образом тем, что он не тряс меня, не расспрашивал, не заставлял выворачивать душу наизнанку, а наоборот – с ним я отвлекалась. С ним отступала эта непроходящая тяжесть. И он даже ни разу не выговорил мне за безрассудное явление в дом убийцы с одним единственным охранником.

И меня потихоньку начало отпускать.

А потом…

Это был праздник. День основания Карванона. Пышное торжество, парад, гуляния… все то, что я благополучно пересидела дома, рассудив, что из сахарных леденцов и орехов в карамели я уже выросла, а до наблюдения за марширующими полками со слезами на глазах ещё не доросла. На Грея в парадной форме, вышагивающего, высоко поднимая ногу, я и дома насмотрелась, так что составлять компанию родителям, отправившимся гордиться единственным сыном и наследником титула, я тоже отказалась.