В синих квадратах моря (Повесть) - Золототрубов Александр Михайлович - Страница 58

— Кого бьешь? Эх ты, герой!..

Кирилл поднялся. В его глазах кипела злость.

— Ты, матросик, потише тут… Муж я. Законный. А ты?..

Игорь грустный возвращался на корабль.

Петр любил по вечерам сидеть у моря. Он даже место себе облюбовал — неподалеку от причала, у скалы, что гранитным картузом нависла над водой. Здесь тихо и уютно, как в каюте. Перед глазами — все как на ладони. Небо. Вода. И солнце. Вот оно сейчас рыжее, как пшеничный колос, опустилось над морем. Подожгло края лохматых туч, окрасило корабли и причалы. И почудилось вдруг Петру, что он в родном селе, сидит под кручей. И не море перед ним, а тихая, заросшая камышом речка. Во дворе на печи мать варит в чугунке картошку.

— Петрусь, может, не надо тебе на море? Уедешь, а каково мне тут? Шел бы в механики.

Он бросал в речку камешки, говорил:

— Маманя, а батя что завещал? Поеду учиться в Ленинград. Потом заберу тебя на Север.

Мать махала рукой:

— Куда уж мне? Вот женишься, так буду внуков нянчить.

«Женился, да горько на душе», — вздохнул Петр.

Он глянул в сторону причала. Спят корабли, прижавшись друг к другу бортами, как родные братья. Все спят, только вахтенные прохаживаются на палубе. А Петру спать не хочется — одолевают мысли. И одна из них настырно сверлила мозг — как дальше сложится его судьба? А тут еще этот поход… Сейчас море ласковое, спокойное, как уснувшее дитя. Но кто знает, каким оно будет завтра? На корабле пойдет и адмирал Журавлев. Испытание нового оружия потребует большого напряжения. Впрочем, ему уже все равно. Вот вернется с моря и уйдет с корабля. Куда-нибудь на берег…

У самых ног Петра упал камешек, другой плюхнулся в воду. Грачев обернулся. У валуна, поросшего сизым мхом, стояла Ира в зеленом шерстяном платье и белой кофточке.

— Добрый вечер, — весело сказала она и бросила в воду камешек.

Петр поднялся с земли, ответил ей дружеским приветствием и, не зная почему, спросил:

— Где же ваш Голубев?

Ира посерьезнела. Она подошла к нему совсем близко. Он даже успел разглядеть в ее глазах искорки.

— Что вам дался Голубев? — сердито спросила она. — Жить без него не можете? Скажите ему об этом. Ему, а не мне.

А про себя она подумала:

«Нет, видно, еще не отдал ему письмо Крылов».

Тон, с каким заговорила девушка, несколько обескуражил Петра, но он и не думал сдаваться. Ишь, как хитрит! Вчера сам видел, как Ира у этой самой скалы любезничала с флаг-связистом, а сейчас делает вид, что тот не интересует ее.

— Он просит вашей руки? — спросил Грачев.

В глазах Иры опять запрыгали огоньки.

— Вы ошиблись. Я прошу его руки. Я целовала Голубева. Ох и сладкий он. А вам что, завидно?

Ну это уж слишком. Петру захотелось резко ответить ей, но под ее укоризненным взглядом он вдруг сник, только и сказал:

— Извините…

Схватил с камня фуражку и зашагал к причалу.

Он не слышал, что сказала она ему вслед, не обернулся и тогда, когда трижды окликнула его. И только взойдя на палубу корабля, посмотрел на сопку. Там, на скале, стояла Ира. Она была похожа на вытесанную из камня статую…

Утром Голубев пришел на корабль веселый. На нем была новенькая тужурка, и весь он сверкал, словно в театр собрался. Любезно раскланялся с Грачевым. Поговорив о предстоящем экзамене на классность, он сказал:

— Просьба к тебе, Петр. Я уезжаю на учебу, так ты возьми у Иры мою фотокарточку. С ребятами в Гурзуфе снимался. Ты ведь вхож к Серебряковым? Кстати, Ира только о тебе и говорит. Лично я не советую с ней… Девочка с причудами. Нет, она вовсе не в моем вкусе. Так возьми фото, добро?

В его голосе Петр почуял скрытую издевку.

— Я, кажется, не состою при вас адъютантом?

Голубев небрежно подмигнул.

— Чего робеешь? Ира — кокетка, то одному глазки состроит, то другому. Она ищет выгодного мужа…

— Подло клеветать, товарищ капитан третьего ранга, — у Петра сжались пальцы в кулак.

Глаза у Голубева сузились:

— Побереги нервы, лейтенант. Петух… без золотого гребешка.

…Радисты во главе с мичманом Зубравиным тщательно готовили аппаратуру. Гончар возился у щитка, слушая Симакова, который рассказывал о молодом сигнальщике. Вчера новичок заступил на вахту. Когда Некрасов спросил, что видите, тот доложил: «Птичье перо». Старшина рассердился, полагая, что новичок шутит. Но матрос не шутил: справа по борту он действительно заметил перо. «А я прозевал», — подумал Некрасов и приказал новичку доложить дежурному по кораблю, что Жемчужный снялся с якоря. Матрос так и сделал. Кесарев удивленно посмотрел на него и тут же рассмеялся, показывая на небольшой островок, пятаком возвышающийся над водой. Это и есть остров Жемчужный.

— Шутник Некрасов, — вмешался в разговор мичман Зубравин. — Отомстил за птичье перо.

— Я бы послал этого салажонка на клотик чай пить, — заметил Крылов. Согнувшись, он копался в рации, потом включил приемник. В телефоны ударил водопад морзянки.

— За вас я боюсь, Крылов, как бы не зашился на передаче, — сказал Зубравин. — Весь день на шлюпке ходил. Рука, небось, дрожит?

Игорь молчал.

Квалификационная комиссия собралась в кормовой радиорубке. Голубев сидел за узким красным столом, наутюженный, гладко выбритый. На всех кораблях он принял экзамены, и никто не огорчил его. Три боевые части наблюдения и связи стали классными. Адмирал Журавлев высказал ему свое удовлетворение. Вот только Грачев остался. Вообще-то надо бы проучить лейтенанта, засыпать пару человек…

Старшина Русяев встал из-за стола, протянул Голубеву бланк. Чистая работа, первый класс!

— Кто следующий? — флаг-связист увидел Крылова. — Ах, это вы? Последний? Вот и хорошо.

Крылов сыпал в эфир точки и тире. Передав несколько групп текста, он вдруг почувствовал, как сильно напружинилась рука. Кисть стала словно деревянной и не прогибалась. Крылов помрачнел. Голубев сидел рядом, прижав к ушам черные колпачки телефонов. Пропуск, искажение, еще пропуск. Да что с ним? «Кажется, я был прав — шлюпка».

Крылов рукавом робы вытер бисеринки пота. «Погорел! Куда уж там первый, хоть бы второй…»

— Вместо «живете» даете «четверку». Ну-ка, начнем все сначала. — Голубев нажал секундомер.

Крылов, ускорил, темп передачи. Осталось совсем немного, но как тяжелеет рука! Только бы не напутать, только бы не напутать! Все-таки ошибся. Потом еще и еще…

— Плохо.

Это он сказал вслух, но флаг-связист, сверив текст, весело протянул:

— Первый класс!

«Смеется, что ли? Какой тут первый?» Но Голубев написал в журнале цифру 5 и положил ручку.

Ошеломленный и подавленный, Крылов вернулся в кубрик. Зубравин вопросительно уставился на него.

— Как?

— Первый, — пробурчал Крылов. Помолчал с минуту. — Таня стеснила вас?

— Отчего же? Всем места хватит. Да ты не волнуйся. Кирилл не явится.

— Прошу, лейтенанту ни слова. Потом. После похода.

— Понял, Игорь.

У башни орудия стоял Грачев. Крылов подошел к нему.

— Разрешите?

Матрос достал из кармана шинели письмо и протянул его лейтенанту:

— Ира просила отдать…

Ира? Вот еще…

Петр в каюте надорвал конверт. Перед глазами поплыли ровные строчки: «Петя. Я люблю вас. Пыталась это скрыть, но от себя не уйдешь. Я не знаю, что творится со мной. Мне кажется, что я сижу у подножия скалы, а на ее остром выступе — душистый цветок. Я карабкаюсь к нему, хочу сорвать, но достать не могу… Не смейтесь. Сегодня я видела вашу жену. В городе. Она стояла с Леденевым. Она очень красива. Очень…»

На этом записка обрывалась Петр свернул ее, неловко покосился на Крылова.

— Я забрал к себе Таню и сына, — не к месту вырвалось у матроса. — Пока они у Зубравиных, потом жилье найдем. Да, чуть не забыл, вас командир спрашивал.

Грачев молча зашагал по палубе.

В каюте Серебрякова вестовой делал приборку. Он сказал, что командир где-то на соседнем корабле.

— Посидите. — Матрос посторонился, пропуская лейтенанта к креслу, и несмело попросил: — Я тут радиоприемник мастерю. Сынишке доктора. Что-то не работает. Посмотрите?