Пират - Большаков Валерий Петрович - Страница 25

— Вот, значит, как… — медленно проговорил Генри. Глаза его вспыхнули. — Спасибо, Том, выручил. Ты вот что… Побудь пока в порту, тут у нас поход намечается…

— Хоть сейчас! — горячо заверил его Томас.

Выпроводив контрабандиста, Морган потёр руки.

— Круг сузился! — радостно воскликнул он. — Пуэрто-дель-Принсипе отпадает, мои молодцы проверили, пересчитали и даже прощупали всех тамошних женщин. Те или стары, или слишком юны, а молодые… Ну не верю я, что дебелая торговка рыбой и есть Прекрасная Испанка!

— Стало быть, Пуэрто-Бельо… — проговорил Сухов. — Или Маракайбо.

— Да! — энергично кивнул Генри. — Начнём с Пуэрто-Бельо! Заявимся в это испанское логовище и хорошенько всё там перетрясём! Ты со мной, капитан Драй?

— А у тебя были сомнения? — ухмыльнулся Олег.

Покинув — на время! — «генерала пиратов», Сухов решил «прошвырнуться» по городу, осмотреть достопримечательности Порт-Ройала, «чтобы было весело и ни о чём не думать».

Будущая Ямайка явно проигрывала семнадцатому столетию — даже на окраинах за Хай-стрит было довольно чисто и опрятно.

И никаких пьяных негров, ленивых и нищих, — все местные «афроамериканцы» резво бегали, исполняя мелкие поручения белых хозяёв, или припахивали на плантациях за городом.

Это потом, триста лет тому вперёд, потомкам чернокожих невольников предоставят «самостийность та незалежность», и они употребят дарёную свободу по «целевому назначению» — лодырничать будут да упражняться в песнях-плясках.

Пройдясь по узкой Лайми-стрит, Олег вышел к рынку, где в садках держали огромных черепах, отловленных на Каймановых островах, — их мясо в Порт-Ройале считалось деликатесом.

Садки были обширные — десять шагов на двадцать. Настоящие бассейны, ограждённые деревянными столбиками.

По торговым рядам сновали негритянки-поварихи, торговавшиеся визгливыми голосами. Мужички же увивались, в основном, вокруг лотков, заставленных бутылками луковичной формы — в такие разливали ром.

Неспешно прогуливаясь, Сухов углубился в жилой район, занятый купечеством, — на Йорк-стрит. Дома здесь стояли основательные, добротные — расскажи тут кому, что и тридцати лет не пройдёт, как все они уйдут на дно, разваленные землетрясением, не поверят же…

Поколебавшись чуток, Олег свернул в проулок, выходя к церкви Св. Павла, почитаемой флибустьерами.

Мужчина, шагавший впереди, оглянулся — и споткнулся будто, побледнел, растерялся, но лицо его тут же осветилось робкой, неуверенной, ребяческой улыбкой.

«Надо же, — подумал Сухов, будто вчуже, — совсем не изменился…»

Волосы прохожего щедро посеребрили годы, и морщины прорезали некогда юное лицо.

У Олега мурашки пошли. Это нелегко — увидеть, что творит с человеком время.

Когда они расстались? Для Сухова и двух месяцев не прошло, а для Кэриба Уорнера сорок лет минуло. Господи, да бывший юнга уже шестой десяток разменял…

— Нет, Кэриб, — проговорил Олег вслух, — ты не обознался. Это я…

— Капитан Эш! — воскликнул Уорнер, рванувшись навстречу. — Не может быть!

— Может, Кэриб, — вздохнул Сухов, — ещё как может… Это для тебя вся жизнь позади, а я будто вчера только вас покинул. И опять я здесь! Случайно совершенно, не хотел обратно, да вот… Вышло так.

— Капитан Эш… — пробормотал Кэриб. — И верю, и не верю… Нет, нет, — спохватился он, — я верю, конечно! Просто… всё так необычно, так странно…

— Всё гораздо страньше, Кэриб, нежели ты себе представить можешь, — усмехнулся Олег. — Я и то плохо себе представляю, как все эти чудеса происходят. А они всё чудесатее и чудесатее… Да что мы стоим-то? Пошли, посидим, как белые люди! Айда, мистер Уорнер!

Тот покачал головой.

— Для капитана Эша я всегда Кэриб, — серьёзно и даже несколько торжественно выразился Уорнер и тут же добавил: — Айда!

Таверну в Порт-Ройале найти недолго. Вскоре капитан с юнгой уединились в кабачке «Три бочки» и глотнули рома за встречу.

— Когда «Синяя чайка» пропала в той радуге, — негромко повествовал Уорнер, — я поверил во всё окончательно. И как? Нашли вы своих?

— А то! — хмыкнул Сухов, плеснув в кружки немного хмельного напитка. — Сразу, они нас ждали — с Той Стороны. А Альберт провалился в допотопные времена, когда не то что людей, мух не существовало. Однако рыба плавала, так что с голоду фон Горн не помрёт. Это самое… Чокнется быстрей — это не всякий выдержит, чтоб одному в целом мире обитать!

— Сие за гранью моего скудного разумения, — витиевато сказал Кэриб.

— Моего — тоже. Просто таков мир, в котором мы живём. Ты мне лучше расскажи, что с вами дальше сталось! Как барон? Как Шанго? Как все?

— Да по-всякому было… Сперва-то все вместе держались. На Кюрасао напали, общипали голландский флейт. Голландцы на нас обиделись… Мы в Кампече нагрянули, много дерева ценного вывезли. Ну и так, по мелочи… На Рио-де-ла-Ачу наведались, разжились жемчугом. А потом высадились на Гонаве, долго судили да рядили и порешили разойтись, чтобы не спорить зря. А то одни зовут в Картахену, другие на Эспаньолу, третьи и вовсе к бразильским берегам предлагают идти. «Эль-Тигре» было самым удачливым — капитан ихний рисковать зря не любил, всё рассчитывал наперёд. Года через три убыл в Роттердам с весьма увесистым сундучком! Да-а… А «Симургу» не повезло — за ним как-то пара галеонов испанских увязалась. Наши уходить — и на рифы напоролись! Это где-то рядом с Грасиас-а-Дьос произошло. Многие тогда погибли. И Мулат Диего, и барон де Сен-Клер… Из мушкетёров только Жак Террид уцелел. Испанцы-то ежели и спасали кого, то лишь для того, чтобы повесить. Так-то… А Шанго наш сговорился с Шекер-агой! Помните такого?

— Ещё бы!

— Во-от… Они вдвоём решили обратно в Европу податься. Ага наш разоделся в пух и прах, как богач какой, а Шанго при нём как слуга чёрный был. Так и уплыли на испанском нао! А уж, что дальше с ними приключилось, не ведаю. Знаю только, что ассанте наш хотел к себе на родину вернуться. А уж вернулся ли, бог весть…

— Ну а ты-то как?

— Да что я… — отмахнулся Кэриб. — Через год к отцу вернулся. Он-то сам в Англию переселился, домик там себе купил, а я его плантацией занялся.

— А Эдвард?

— Убили Эдварда. Не поделили чего-то по пьянке, ну и — саданули ножом под сердце… А я с тех пор так и жил плантатором. Не скажу что жалею, нет. И жена у меня была, и дети взрослые уже. Роберт сейчас за меня на плантациях, а Сэлли замуж вышла, самого губернатора Барбадоса захомутала. Уже и внуков двое… — Кэриб вздохнул. — Вот вроде и есть всё для радости, а чего-то не хватает. Вспоминается постоянно, как мы на абордаж ходили, как в Мехико наведывались, как изумруды искали в заброшенном индейском городе… И такая тоска одолевает порой! Бывало, сижу ночью в развороченной постели, да себя ругаю. Ночь за окном, свеча еле теплится, а я знай себя костерю по-всякому! Чего, мол, тебе не хватает? Какого рожна? А сам же прекрасно всё понимаю, чего, да какого… Вот только самому пуститься во все тяжкие страшно, а капитана, подобного вам, нету. Ой, как сложно это — отказаться от тихой, спокойной жизни, от дома и семьи! Да и для чего? Опять нужду терпеть да по краешку ходить, не зная, доживёшь ли до завтра? Говоришь себе это, говоришь, вдалбливаешь в свою дурную голову, а всё равно — так тошно бывает…

— Кэриб, — усмехнулся Сухов, — это беда любого вояки. В бою он мечтает о тихом семейном счастье, а когда его, наконец, обретает, у него сразу иное желание появляется — ещё опасности изведать! Походить по тому самому краешку! Это неистребимо, и не о чем тут печалиться. Уверяю тебя: останься ты пиратом, тосковал бы по мирной домашней жизни! Уж таковы мы, люди.

— Ой, что это я всё о себе! — спохватился Уорнер. — А вы-то как же?

Олег усмехнулся.

— А всё по-старому, — сказал он, смакуя чёрную пахучую жидкость, обжигавшую пищевод. — Зовусь ныне капитаном Драем, и это моё настоящее имя. Вот ты — Уорнер, а я — Сухов.

— Су-кофф?

— Приблизительно. На моём родном языке это означает «dry». Приблизительно… У меня галиот, скоро мы с Генри Морганом затеем одно дельце кровавое, но золотом обильное.