Hospital for Souls (СИ) - "Анна Элис" - Страница 31

Юнги облизывает обсохшие губы, приоткрывает глаза и разом выдыхает всю ту ярость, которой его недавно накрыло. А потом, сосредоточившись на звуках, слышит, как Чонгук сдаётся, рухнув перед ним на колени. Как он медленно ползёт на них к Юнги, расцарапывая о камни ладони, как ложится рядом, на бок, обвив его за талию слабой рукой и утянув на себя, как прислоняется губами к его волосам на макушке. И Юнги хочется разреветься. Закричать во весь голос, как же он устал, как же умирает без него, как дышать не может. Но вместо этого он цепляется пальцами за ткань его рубашки, утыкается носом в его шею и прикрывает глаза. И несмотря на все побои, все до одной царапины, кровоподтёки и свежие ссадины, не чувствует никакой душевной боли. Только спокойствие и тепло. У Чонгука неровное дыхание и сбившийся сердечный ритм, у него сухие губы и большие ладони, которыми он держит Юнги крепко-крепко. И у Чонгука нет к Юнги никаких вопросов и нет объяснений. Лишь голые чувства, которые он пытается доказать, лёжа с ним на холодном асфальте, позволяя дышать себе в шею и пытаясь хоть немного согреть своими объятиями.

Юнги ощущает, как немеет правая половина лица, по которой не раз проезжался кулаком Чонгук, и старается спастись от головной боли, аккуратно пробуя сомкнуть губы на чонгуковой шее. Она напряжена до выступивших вен, Чонгук сейчас весь, как комок нервов, и Юнги не знает, как теперь, после того, что он сам с ним сотворил, забрать хотя бы часть его страданий себе. Чонгук тихо терпит каждый ранящий вдох, каждое касание губ Юнги к своей коже, каждое непроизнесённое слово, и это просто невероятно – как он держит себя в руках, как справляется с желаниями, от воплощения в жизнь которых Юнги удерживают только адская мигрень и абсолютное отсутствие сил. Юнги очень хотел бы повторить этот миг в будущем, только с парой условий: если бы они были здоровыми и свободными от всех окружающих их проблем. И если бы Чонгук признался Юнги, что для него их чувства тоже важны.

Чонгук точно не должен был поверить в те слова. Юнги ведь соврал. И Сокджину, и Намджуну. И себе тоже.

Это не ненависть.

— Чонгук, — шепчет Юнги, сильнее сжимая его рубашку в своих кулаках. — Я тебя…

— Не надо, — перебивает охрипшим голосом Чонгук. — Пожалуйста, Юнги.

У Юнги на лице расцветает несчастная улыбка. Лёгкая, почти незаметная, но наверняка не упущенная Чонгуком, который чувствует на своей коже любое движение его губ. Чонгук еле вынес их «спарринг», позволил выбить всю дурь из головы, а потом молча лёг рядом, притянул к себе и напрочь отказался отпускать. И теперь Юнги лежит, греясь от него, вдыхает его запах и понимает, что сам его никуда отпускать не хочет. Для Юнги нет и, он уверен, никогда не будет ничего важнее и интимнее этого момента. Чонгук практически целиком занял мысли Юнги, и отрицать это теперь смешно и глупо.

Юнги влюбился в него. Отчаянно, по-настоящему.

И он устал об этом молчать.

— …люблю, — еле слышно заканчивает Юнги, пододвигаясь ещё ближе.

И отчётливо чувствует своими горящими ладонями, как бешено начинает колотиться у Чонгука сердце.

Комментарий к Part 17

Потрясающий арт к этой главе: https://twitter.com/annabelle_elis/status/1011192030524067841?s=21

В моей голове этот момент был намного ярче, чем я смогла его описать.

Может показаться, что искалеченные друг другом Чонгук и Юнги, которые буквально слетели с катушек из-за невозможности быть вместе, — это кульминация, но нет, у меня есть для вас кое-что посильнее.

Но эта сцена с их объятиями на асфальте…

>Как же больно, боже.

========== Part 18 ==========

Юнги медленно открывает глаза и щурится от тусклого света. Виски пронзает зверской болью, стоит только привстать на локтях и попытаться оглядеться вокруг. Да, он определённо находится в спальне Намджуна, в его огромной кровати. И нет, он не помнит, как здесь оказался. Последнее, что засело в памяти, – Чонгук, обнимающий сильно, практически больно, его горячее дыхание прямо в макушку, его бьющееся под ладонями сердце. А дальше ничего, будто Юнги вмиг отключился. Будто упустил самое главное. Ответил ли ему Чонгук? Признался ли, что его чувства взаимны? Или попросил никогда больше не произносить таких громких слов?

В комнате, да и в коридоре тихо настолько, что у Юнги закрадываются сомнения в том, что он находится в доме один. Никто не сидит около его кровати и не караулит, пока он проснётся, и это даже к лучшему, потому что единственное, что Юнги хочет сейчас сделать, пока Намджун не задал ему вопрос в лоб, – это собрать все свои мысли в кучу и придумать оправдание. Хотя какие тут могут быть оправдания, если всё и так очевидно. У них с Чонгуком разбиты костяшки и лица. Только дебил не поймёт, что между ними произошло.

— Просто потрясающе, — тяжело выдыхает Юнги, падая обратно на подушку.

Надо просто встать и уйти отсюда, раз никто не следит и не пытается удержать в кровати. Юнги поворачивает голову и видит на прикроватном столике, заваленном десятком книг, стакан с чистой водой и блестящий блистер какого-то препарата с неизвестным наименованием, а на вешалке, стоящей в углу, – чужие джинсы и чью-то чистую рубашку. Юнги нехотя приподнимает одеяло и обнаруживает, что лежит в одних трусах. Он понятия не имеет, кто его раздел и уложил под тёплое одеяло, и всё больше и больше хочет узнать, что же случилось на той дороге и как он здесь вообще очутился.

— Проснулся? — в проёме появляется Сокджин, одетый в домашние серые штаны и белую футболку, и там же останавливается, прислонившись плечом к открытой двери.

— Только не говори, что мы здесь вдвоём, — морщится Юнги и, высунув руку из-под одеяла, начинает расчёсывать пальцами волосы.

— Намджун уехал за твоими вещами, — тот, осознав, что Юнги на него не агрессирует, направляется к столику: берёт в руки блистер, извлекает таблетку и протягивает Юнги вместе со стаканом воды. — Чонгук – за своими.

— Я думал, мы обсудили этот вопрос, — Юнги мотает головой, отказываясь от сокджиновой помощи, и указывает рукой на висящую на плечиках рубашку. — Нам не ужиться вчетвером.

— Послушай, — Сокджин подходит к вешалке и, взяв всё сразу, возвращается к Юнги. — Мы с Намджуном ненавидим друг друга уже пятнадцать лет. И тоже не раз дрались. Но это, как видишь, не мешает нам сожительствовать.

— Допустим, ты не располагаешь средствами, чтобы приобрести жильё и проживать отдельно, — Юнги просовывает руки в рукава и начинает застёгивать пуговицы. — Но у Намджуна дохрена денег. Он что, не может купить себе свой собственный дом?

— У нас строгий отец, — поджимает губы Сокджин, присаживаясь на край кровати. — Либо мы живём вместе, как самые настоящие братья, и он обеспечивает нас всем, либо мы разъезжаемся, и он прекращает нас спонсировать.

— Вот же меркантильные суки, — растирая виски, произносит Юнги и усмехается, увидев на лице Сокджина улыбку.

— Пусть будет так, — пожимает плечами тот. — Я долгое время жил совсем без денег, и это полный отстой, Юнги. Не хочу обратно.

Сокджин не такой уж и мудак, рассуждает Юнги и чувствует лёгкий стыд за то, что вчера наезжал на него, да ещё и в таком тоне. Сокджин, очевидно, просто борется за то, что ему дорого – за Чонгука, за стабильную жизнь, в которой есть свой угол, еда и деньги, за внутреннее спокойствие. И это абсолютно нормальные желания, Сокджина можно понять. Другое дело – понять Намджуна, у которого всё это было с детства.

— Извини за вчера, — Юнги опускает голову, начиная чесать затылок, и медленно поднимается на ноги, протягивая руки к лежащим на кровати джинсам. — Я натворил много глупостей, о которых очень жалею.

— Ничего, — Сокджин дёргает уголком губ и, встав с кровати, начинает шагать на выход. — Просто забудь об этом.

— Подожди, — Юнги запрыгивает в джинсы, которые ему велики, и, застёгивая их по пути, подходит к Сокджину. — У меня пара вопросов, — тот согласно кивает, повернувшись к нему, и выжидающе смотрит. — Я немного не помню, что вчера…