Колония "Дельфин" (СИ) - Прай Кэрри - Страница 33

Я не стала дожидаться ответа Саввы и пошагала в домик Германа. По пути, я думала лишь о том, что как не хочу сидеть со старухой, которая породила на свет безжалостное чудовище. О том, что насколько нужно быть аккуратной, чтобы не влететь на новое наказание, как случилось с Волковой. И даже не догадывалась, что история, которая там произойдет, зацепит меня за самое живое. Эта бабушка запомниться мне навсегда.

В домике Германа, мы были совершенно одни. Мать Германа сидела в инвалидном кресле и, слегка склонив голову на плечо, тихонечко сопела. Она дремала. Бабушка была очень худой, от чего на руках виднелись глубокие морщины. Седые, полупрозрачные волосы спадали на плечи, а веки печально закрыты. Она не вызывала ощущение отвращения, как было с Германом и не казалось злой ведьмой. Типичный Божий одуванчик, сломленный возрастным недугом.

Пока бабушка спала, а Герман с другими вожатыми ошивались на поле, я решила не терять время даром. Отчаянно, я полезла капаться в столе директора. В шкафчиках лежало много документаций, сигары, фотографии маленькой Евы и других детей в младенческом возрасте, но меня это не интересовало. Я хотела найти хоть какое-нибудь доказательство того, что он психопат. Полки шкафа, были наполнены ненужным барахлом и странными книгами:

Организованы, чтобы исполнять волю.

Священное писание.

Верный и благоразумный раб.

Осуждены за веру.

Пленники идеи. И прочая чушь. Но привлекла мое внимание, маленький ежедневник с подписью: Сико.

Открыв его, я поняла, что это личный дневник Германа. Это было понятно, по недавним датам и страшным записям. Каждый день, он придумывал и описывал формы пыток. Мои ладони вспотели, когда я читала, что творилось с остальными ребятами. Как глупо было предполагать, что достается только мне. Безумец писал красиво и красочно, описывая каждую деталь. Мне хотелось выронить эту безобразную вещь, но я хотела найти себя. Мне были интересны его мысли касательно меня.

Перелистывая каждую страницу, я старательно искала глазами свое имя. Но задержалась совсем на другом. Это было отельное письмо. Доклад, адресованный государственной власти. Это была некая идея, относительно колонии «Дельфин», там он представлял свои размышлении о религии и воспитании. Он уверял, что нашел метод решения проблемы, с которой сам столкнулся в своем уголовном прошлом, чтобы помочь детям избежать его ошибок.

Что за уголовное прошлое, о котором он пишет? Господи, какой идиот, смог одобрить ему этот проект? Они вообще знают, что тут твориться? Или хорошо присмотреться, им мешают купюры Сико? Очевидно же, что он псих! Он возомнил себя мессией, несущим особое знание свыше. Только он не предполагает, что создал настоящий ад, на маленьком клочке земли.

Меня отвлек кашель пожилой женщины, и я, вырвав несколько страниц с пытками, незаметно засунула их в карман.

Я медленно подошла к проснувшемуся телу и села на табурет около нее. Она открыла глаза и одарила меня теплой улыбкой. Я ответила ей тем же.

- Здравствуйте, - тихо и робко поздоровалась, но та лишь покивала в ответ. Майка говорила, что бабушка не разговаривает, а только временами мычит.

Я растерялась, так как совершенно не имела опыта в общении с больными людьми. И мне так было страшно сделать что-то не так и получить от Германа, что в голову не приходило ни одной здравой мысли.

- Меня зовут Соня, - представилась я. – Я буду за вами присматривать. Я знаю, что вас зовут Рут. Значит, будем теперь знакомы.

Потускневшие глаза сверкнули теплом и добротой. Мне даже показалось, что слегка заслезились.

- Чем я могу вам помочь? Может, вы хотите кушать? Или может, почитать вам?

Рут в отказе покачала головой. Она сжала одну руку на своей тонкой ночнушке и ткань смялась. Сначала, я расценила это как раздражение на свою чрезмерную навязчивость, но это было не совсем так.

В комнате, у самого порога, я увидела ведро. Я решила, что оно предназначено для Рут, потому что в общий туалет ее никогда не вывозили. Я бы заметила. А потом, я вспомнила, что именно такие же ведра, стояли возле Марата. Только я сильно сомневалась, что он выносил именно их. Наш господин, никогда бы не снизошел до такого поручения. Да и моя куртка, было точно облита водой.

Еще одна мысль, словно маленький мотылек, пролетела в голове. Порог этой комнаты – это отчетная точка всех событий, которые здесь происходили. Именно здесь, я получила первое, унизительное свое наказания. Это был ремень. Даже смешно, ведь это была самая гуманная демонстрация из всех.

Мое внимание, снова перешло на Рут.

- У вас парализована левая часть? – бестактно поинтересовалась я. – Это был инсульт?

Старушка поджала бледные губы и кивнула.

- У моей мама тоже был инсульт, - с грустью сказала я. – И теперь, ей тоже понадобиться инвалидное кресло. Ведь это не лечиться?

Рут помотала головой, и накрыла своей теплой ладонью мою руку. Она намекнула мне, что все поправимо.

В голову закралась не самая нравная мысль. Еве необычайно повезло с бабушкой. Ведь Рут никогда не сможет, доканывать внучку своими старческими разговорами, от которых нормальный человек старательно уходит. Интересно, а какая мать у Евы? Знает ли она, куда отпустила ребенка, и какой ее муж на самом деле тиран?

Неожиданно Рут начала показывать в окно пальцем и издавать непонятные звуки.

- Вы кого-то там увидели? – не понимала я. – Может, хотите погулять?

Но стоны Рут стали еще громче, она чего-то боялась. Взглянув на окно, я ничего не увидела. Подоконник был пуст, а шторки занавешены.

- Вас кто-то напугал? Там никого нет. Не бойтесь.

Старушка не успокаивалась. Тогда мне пришлось подойти к окну и сделать движение руками, будто разгоняю птиц.

- Кыш, кыш, - проговорила я и повернулась к ней. – Все чисто. Оно ушло.

По ее выражению лица и по глазам, я поняла, что она успокоилась. Да, задание оказалось не из легких.

- Наверное, это тяжело, быть прикованной к одному месту? – я села обратно на табурет. – В этом мы похожи. Мы с вами, заложники злой судьбы.

Рут потянулась за листком бумаги и ручкой, а потом, написав несколько слов, передала его мне.

Мне жаль, дочка. Жаль, что вы попали в эти руки.

Я подняла на нее взгляд.

- Получается, вы знаете, что творит ваш сын?

Рут кивнула мне, ее губы затряслись и из глаз покатились горючие слезы.

- Не плачьте, пожалуйста, - я погладила ее по плечу, но она попросила листок обратно, но на этот раз писала дольше.

Бабушка плакала, и я очень пожалела, что завела этот разговор. Листок, который она дала мне, уже стал влажным.

Он обижает меня. Наказывает. Не дает лекарства. А от таблеток, которыми он меня пичкает, мне становиться только хуже. Мои ночные хрипы, он заглушает подушкой, хотя знает, что мне нужен свежий воздух. Он устал от меня и хочет побыстрей избавиться.

Я прибывала в шоковом состоянии. Когда я читала эти короткие предложения, в моем горле образовался тяжелый ком. Я приложила кулак ко рта, чтобы подавить свои эмоции. Вот, кто на самом деле был беспомощен. И самое обидное, что я совершенно не знала, чем ей помочь. Я в принципе, не смогла бы этого сделать.

Бабушка прибывала в отчаянии, но льдом за шиворот оказался Герман, который неожиданно зашел в комнату. Может, именно об этом, меня хотела предупредить Рут.

- Что тут происходит? – спросил он, вытаращив на нас глаза. – Мама, тебе плохо?

Я быстро смяла записку в кулаке и спрятала в карман, который уже переполнился бумагой.

Рут замерла, стараясь сделать свое лицо обычным.

- Ты что, обидела ее? – прорычал Герман, обращаясь ко мне и осматривая старушку.

- Нет, ей приснился плохой сон, - лгала я. – Она начала рыдать еще во сне.

- А ну, пошла вон, - приказал он.

- Но я ничего не сделала!

- Я сказал, пошла вон! – он показал мне пальцем на дверь.

Я сидела на ступеньках, у входа в барак, глотая прохладный вечерний воздух. Как это тяжело, когда ты видишь аморальную ситуацию, но никак не можешь на нее повоздействовать. Мне было настолько тяжело дышать, будто в мою душу накидали тяжелых булыжников. Казалось, я могу смериться с издевками над дельфинятами, потому что больше ничего не оставалось делать, но когда трогают стариков, это ужасно и неприемлемо.