Робин Гуд - Дюма Александр - Страница 33
- Предыдущая
- 33/137
- Следующая
По мере того как Робин задавал себе все эти вопросы, а также и другие (ответы на них были отнюдь не и его пользу), шансы Мод увеличивались.
Мод была красива, столь же красива, как Марианна и Кристабель, но не была благородной крови, среди ее поклонников не было дворян, и простой лесник вполне мог соперничать с любым из них; Мод тоже бросала на Робина нежные взгляды, и эти взгляды были вызваны не признательностью; напротив, это Робину следовало быть признательным Мод.
Так раздумывал Робин, испытывая незнакомые ему чувства и переходя в своих мечтах от счастья к тревогам, как вдруг он услышал в коридоре тяжелые шаги, ничем не похожие на легкую походку Мод; шаги приблизились к двери, и при первом громком стуке Робин сразу же погасил свет.
— Эй, Мод! — окликнул снаружи голос. — Почему вы гасите свет?
Робин предусмотрительно ничего не ответил и забился между кроватью и стеной.
— Мод, отвори!
Устав ожидать ответа, гость отворил дверь и вошел. Если бы было не так темно, Робин увидел бы, что вошедший — высокий, статный мужчина.
— Мод, Мод, скажи же что-нибудь. Я уверен, что ты здесь. Я видел свет сквозь щели в двери.
И человек, у которого был низкий хриплый голос, ощупью стал передвигаться по комнате.
Робин для большей надежности скользнул под кровать.
— Дурацкая мебель! — пробурчал пришедший, ударившись лбом о шкаф и налетев на стул. — Нет, истинное слово, уж лучше я поберегусь и сяду на пол.
Наступило долгое молчание. Робин старался затаить дыхание.
— Но где же она может быть? — снова заговорил незнакомец, протягивая руку и ощупывая кровать. — Она не ложилась; душой своей клянусь, похоже, что Гаспар Стейнкоф мне правду сказал, а я его за эту правду кулаком двинул; он сказал мне: «Твоей дочери, мастер Герберт Линдсей, кого-нибудь поцеловать, что мне кружку эля выпить». Негодяй этот Гаспар! Посметь мне сказать, что мое дитя, мое собственное, которому я отец родной, целует узников!.. Вот негодяй!.. И все же странно мне, что в такой поздний час Мод не у себя в комнате. Не может же она быть у леди Кристабель, где же тогда она? О Боже, у меня ад в голове! Где же моя маленькая Мод, где она? Пресвятая Матерь Божья! Если Мод оступится, я… Ба! Я такой же жалкий негодяй, как Гаспар Стейнкоф, я оскорбляю свою кровь, спою жизнь, снос сердце, снос дитя, мою любимую Мод. Ах я старый безумец! Я и забыл, что Хэлберт уехал из замка за врачом, так как миледи заболела и Мод около нее. Ох, как хорошо, как хорошо-то, что я это вспомнил. Меня колесовать стоило бы за то, что я дурно подумал о своей любимой дочери!
Робин под кроватью не шевелился, но и ему в голову сначала пришли дурные мысли, и он даже дрожал от ревности, пока не узнал в ночном госте привратника замка, Герберта Линдсея, почтенного отца Мод.
Речь Герберта прервали легкие торопливые шаги и шуршание платья; засветилась лампа, и Герберт встал на ноги.
При виде его Мод вскрикнула от ужаса и с беспокойством спросила:
— Почему вы здесь, отец?
— Чтобы поговорить с тобой, Мод.
— Завтра поговорим, отец; сейчас очень поздно, я устала, и мне нужно отдохнуть.
— Да мне нужно всего пару слов тебе сказать.
— И слушать ничего не хочу, отец, я вас поцелую и считайте, что я оглохла. Доброй ночи.
— У меня к тебе только один вопрос, ты ответишь, и я уйду.
— Говорю вам, я оглохла, а теперь я еще и онемела. Доброй ночи, доброй ночи, — добавила Мод, подставляя для поцелуя свой лоб старику.
— Мне не до доброй ночи, дочка, — серьезно сказал Герберт, — я хочу знать, откуда вы пришли и почему еще не спите.
— Я пришла из покоев миледи: она очень нездорова.
— Хорошо. Другой вопрос: почему вы так щедры на поцелуи некоторым узникам? Почему вы целуете чужого мужчину как родного брата? Нехорошо так поступать, Мод.
— Это я целовала чужих мужчин?! Я?! Да кто же меня так оклеветал?
— Гас пар Стейнкоф.
— Гаспар Стейнкоф вам солгал, отец; вот если бы он рассказал о своих попытках соблазнить меня и о том, как я возмутилась и разгневалась, тогда бы он не солгал.
— И он посмел! — в гневе прорычал Герберт.
— Посмел, посмел, — решительно подтвердила девушка. И, разразившись слезами, она добавила:
— Я сопротивлялась и убежала от него, и он пригрозил мне отомстить.
Герберт прижал дочь к своей груди и, помолчав, сказал спокойно, но в спокойствии его сквозило хладнокровие неумолимого гнева:
— Если Господь прощает Гаспару Стейнкофу, путь пошлет ему мир на Небесах, а у меня не будет мира на земле, пока я не накажу этого подлеца… Поцелуй меня, моя девочка, поцелуй старого отца, который тебя любит, верит тебе и просит Небо охранять твою честь.
И Герберт Линдсей ушел на свой пост.
— Робин, — тотчас же спросила девушка, — где вы?
— Здесь, Мод, — ответил Робин, уже успевший вылезти из укрытия.
— Если мой отец заметил, что вы здесь, я погибла.
— Нет, дорогая Мод, — ответил юноша с восхитительным чистосердечием, — нет, напротив, я бы засвидетельствовал вашу невинность. Но скажите, кто такой этот Гаспар Стейнкоф? Я его уже видел?
— Да, он сторожил вашу камеру, когда вы первый раз попали в тюрьму.
— Тот самый, который застал нас, когда мы… беседовали?
— Он самый, — ответила Мод, невольно покраснев.
— Я отомщу за вас; я помню его лицо, и если он встретится мне…
— Не тратьте силы на этого человека, он того не стоит, его следует презирать, как его презираю я… Леди Кристабель желает видеть вас. Но, прежде чем отвести вас к ней, я хочу вам кое-что сказать, Робин… Я очень несчастна, и…
Тут Мод замолчала: ее душили рыдания.
— Опять слезы! — ласково воскликнул Робин. — Ну, не надо так плакать. Чем я могу быть вам полезен? Чем могу помочь вашему горю? Скажите, и душой и телом я готов вам служить; не бойтесь доверить мне свое горе; брат все должен сделать для своей сестры, а я ваш брат.
— Я плачу, Робин, потому что вынуждена жить в таком ужасном замке, где, кроме леди Кристабель и меня, нет женщин, только кухарки и птичницы; я выросла вместе с миледи, и, несмотря на разницу в положении, мы любим друг друга как сестры. Я поверенная ее горестей, я делю с ней ее радости, но, невзирая на усилия моей доброй госпожи, я чувствую и понимаю, что я только ее служанка и не смею просить ее совета и утешения. Мой отец — человек добрый, честный и храбрый, но он может только издали охранять меня, а я, признаюсь, нуждаюсь в постоянной защите… Каждый день солдаты барона увиваются за мной и оскорбляют меня, неправильно истолковывая мой легкий от природы характер, веселость, смех и пение… Нет у меня больше сил терпеть это унизительное существование! Оно должно измениться, или я умру. Вот что я хотела вам сказать, Робин, и если леди Кристабель покинет замок, я прошу вас забрать меня вместе с ней.
На нее это юный лесник мог ответить только удивленным восклицанием.
— Не отталкивайте меня, возьмите меня с собой, заклинаю вас! — снова страстно заговорила Мод. — Я умру, руки на себя наложу, да, наложу на себя руки, если вы без меня перейдете через ров по подъемному мосту!
— Вы забываете, Мод, что я сам еще ребенок и не имею права ввести вас в дом моего отца. А вдруг мой отец вас выгонит?
— Ребенок?! — презрительно воскликнула девушка. — Хорош ребенок, который еще сегодня утром пил за любовь!
— А еще вы забыли о своем старом отце… Он умрет от горя… Я только что слышал его: он благословил вас и поклялся отомстить клеветнику.
— Он простит мне, вспомнив, что я последовала за своей госпожой.
— Но ваша госпожа как раз может бежать! Ведь сэр Аллан — ее жених.
— Да, вы правы, Робин, а я бедная, всеми покинутая девушка.
— Но мне все же казалось, что брат Тук мог бы вас…
— О, это дурно, очень дурно с вашей стороны так говорить! — в негодовании воскликнула Мод. — Да, я смеялась, пела, болтала с монахом о разных глупостях, но я невинна, слышите, я невинна! Боже мой, Боже мой! Они все меня обвиняют, для всех я пропащая девушка! Ах, я чувствую, что с ума схожу!
- Предыдущая
- 33/137
- Следующая
