Ярый Рай (СИ) - Серебро Гера - Страница 13

— Кхм, — он поперхнулся. — Да. Вам сильно плохо?

— Да, очень. А вам не хочется меня за то, что я сказала, осудить?

— Конечно, нет. Никто не в праве осуждать. Особенно, за чувства.

— Вы знаете, — Лиза выдвинула стул и встала. — Мне кажется, что я попала в Рай, — взметнула в воздухе косой и вышла прочь из кухни.

Следующую неделю Лиза вела себя тихо и скромно, присматривалась к местным обитателям и осваивалась в новой обстановке. И с каждым днем все больше убеждалась, что угодила в сказку. То, что рассказал Грэгор, оказалось правдой. В доме действительно все было по-другому. Спокойно. Хорошо. Легко и непринужденно.

И хотя сам дом был довольно скромный, с удобствами на улице, а по комнатам не сновала свора невольников и слуг, Лиза нигде еще не чувствовала себя настолько комфортно. Девушка не сразу заметила, что берет предметы с полок, не подпрыгивая; что в зеркалах видит нормальное отражение себя, а не только верхнюю часть лица. Что повесить вещи на вешалку отныне не проблема, а обычное действие. Что не она приспосабливается к дому, а дом приспособлен для людей. Почему-то это удивляло.

Здесь царила радушная и мирная обстановка. Здесь не кричали друг на друга, разговаривали тихо и спокойно, и девушка долго привыкала к непривычной тишине. В первые дни она еще собирала волосы, укладывала их красиво, сидела прямо за столом и пользовалась вилкой и ножом, а потом поняла, что можно расслабиться, что не надо это никому, ей-то уж в первую очередь. Небрежная коса, удобная одежда, ложка, поджатая под себя нога за завтраком и за обедом — мелочи, но как же они нравились Лизе!

Новая жизнь и новые люди увлекли ее с головой. Порой она ловила себя на мысли, что не вспоминает ни отца, ни Тима, не вспоминает и не хочет вспоминать, оставила их в прошлом, забыла, как страшный сон, и испытывала искреннюю радость от того, что щека, напоминание о прежнем доме, заживает постепенно, а ребенок, напоминание о Тиме, родится мертвым. Следы прошлой жизни исчезнут, полностью, совсем, а она останется в новой, одна, без груза прошлого.

Все обитатели вились вокруг Лизы так, что девушке часто делалось неловко.

Стоило протянуть руку за салфеткой во время обеда — кто-нибудь обязательно подскакивал с места и подавал ее.

Стоило выйти во двор, чтобы погулять по саду — кто-нибудь предлагал зонтик от солнца.

Стоило ненароком обронить, что клубника на заднем дворе на удивление вкусная — как через час ей принесли целое ведерко клубники и поставили у комнаты.

Куда бы Лиза не пошла, ей приходилось отбиваться от вопросов. Нет, она не хочет чай, спасибо. Спасибо, я не голодна. Нет, благодарю, и книгу выберу сама. Большое спасибо, но налить воду в стакан я и сама могу. Нет, мне не жарко. Не холодно. И в комнате не душно.

Ярый сближался с девушкой очень деликатно и осторожно: если в первый день он заходил в дом только ради того, чтобы унести с собой еды — и внутри девушки тогда все замерло от страха — то на второй задержался на подольше, а на третий и вовсе остался, присоединившись за обедом к общему столу. В промежутках между его заходами Грэгор так уверенно и часто повторял фразу «Не бойтесь Ярого!», и так хорошо о нем отзывался — под поддакивание Рональда — что, когда тот присел рядом и пододвинул к себе тарелку, Лиза с удивлением отметила, что совсем не боится. И не только не боится, но и думает о нем не как о монстре, а как о человеке. Странном, своеобразном, но человеке. Она почти не ела и с любопытством разглядывала его. Ей стало интересно, что же с ним не так, почему у него такая кожа, что с ним могло произойти. Откуда он. Почему так странно двигается. Почему очень редко говорит. Что ему от нее нужно. Его глаза больше не пугали. Большие, черные. Не страшные. Просто другие. А волосы и вовсе очаровали Лизу. Тонкие, мягкие, блестящие, как шерстка у кота. Она их потрогала украдкой. Ярый смотрел не на Лизу, а куда-то в никуда, но девушку не покидало ощущение, что весь обед он наблюдал за ней, но не глазами, а со стороны.

Девушке страстно хотелось узнать о нем больше, но Грэгор ничего не говорил. И Лизе оставалось только смириться и ждать дальнейшего развития событий.

Бессонными ночами она подкрадывалась к окну, распахивала его настежь, садилась на подоконник и смотрела в лес, туда, где предположительно скрывался он. Иногда Лизе казалось, что она что-то видит — мелькающие тени, отблеск огня; слышит чарующий шепот голосов — а, возможно, ей просто казалось. Но каждый раз девушке становилось не по себе, она возвращалась в кровать и накрывалась одеялом с головой.

Грэгора девушка полюбила сразу. Вдовец, взрослый, умный и мудрый; она его считала идеалом. Лиза не верила, что такие люди могут существовать. Он был старше отца, но, несмотря на это, общий язык у них нашелся быстро. Она как будто всегда его знала. Грэгор не скупился на Лизу, всегда интересовался, что привезти из города, и вскоре у девушки появился шкаф, который быстро заполнился одеждой, зеркало на стене и кружевные занавески, много разных мелочей — гребни, ленты и заколки.

Как доктор, Грегор был прилично обеспечен. Он мог бы позволить себе лучший дом, он мог бы содержать больше невольников, он все еще считался завидным женихом и мог бы выгодно жениться, но предпочитал вести затворный образ жизни. Грэгор с удовольствием возился в огороде, любил варить компот из ягод, сидеть в одиночестве перед камином и что-нибудь читать. Он был простой, и девушка его за это уважала.

Рональд. То, что к нему не просто хорошо, а очень и очень хорошо относятся, настолько хорошо, что даже и нормально — она заметила сразу. Он с утра до вечера крутился, как волчок, выполнял все бытовые обязанности — от дойки козы до мытья полов доме — то есть, делал все то, что и положено делать невольникам; но ни разу девушка не слышала, чтобы к нему обращались на повышенном тоне. Он был полноправный член семьи. Доктор оживленно обсуждал с Роном текущие дела, делился впечатлениями от очередной поездки; иногда они готовили вместе, играли в карты или уходили куда-то вдвоем, а вечерами из гостиной доносились их тихие разговоры. В такое время девушка приоткрывала дверь комнаты и пыталась расслышать, о чем же они говорят, но звуки почти не долетали до нее.

Рональд был довольно общительный, очень вежливый, всегда спокойный, обходительный. Внимательный. Это он собрал ведро клубники. Он выносил вечером плед во двор, где Лиза допоздна читала, потому что начинало холодать. Он даже с Биззи вежливо общался и каждый день расчесывал ей шерсть. Настолько ухоженной и избалованной козы девушка ни разу не встречала. Лиза не понимала, где Грэгор раздобыл его, а спросить стеснялась. Но она была уверена, что Рона не могли просто купить. Таких, как он, не продают. Их берегут и ценят.

Лиза любила наблюдать за ним из окна, когда он, скинув рубашку, бесконечно долго и с упоением возился с клумбами. Ей безумно нравилось разглядывать слипшиеся от пота светлые волосы; миниатюрное, но ладное и пропорциональное тело; загорелую до цвета бронзы кожу. Она находила Рона красивым. Цветы меркли на фоне его глаз. Девушке очень хотелось познакомиться с ним поближе, пообщаться, подружиться, но тут всплывала, пожалуй, единственная проблема, с которой она столкнулась в новом доме.

Он сам с ней общаться не хотел.

Нет, он подробно отвечал на задаваемые вопросы, всегда учтиво интересовался, не желает ли она чего-нибудь, но — в рамках положенного. В полном соответствии с установленными правилами и все по этикету, так, как принято там, за воротами. Ни больше, ни меньше. Но Лиза же видела, что он может и по-другому, и ее задевало такое отношение. Она была умной девушкой, и прекрасно понимала, почему Рон так себя ведет.

«Шавка» — обидное слово.

«Ты слишком разговорчивый для своего положения, не находишь?» — слишком красноречивая фраза, расставляющая акценты.

Лизе было стыдно за свои слова. Она находила тысячу оправданий, что не знала, какой Рон на самом деле, что боялась, что привыкла пренебрежительно относиться к таким, как он; но все равно чувствовала себя виноватой. Хотелось спрятаться и закрыться, нырнуть под одеяло с головой, когда в памяти в очередной раз прокручивалось то холодное утро, когда он, выслушав оскорбительную тираду, просто протянул рубашку. Потому что разглядел на ее плечах мурашки. Чтобы ей теплее стало.