Ильюшин - Чуев Феликс Иванович - Страница 44
- Предыдущая
- 44/76
- Следующая
– Земли, – поправил его Александр Евгеньевич.
Мы тогда летели пассажирами, попали в грозу. Что это такое, знает летчик, ибо другой, даже побывав в такой ситуации, может ничего не понять. Мы сидели в салоне с Головановым рядом. За иллюминатором темное пространство скребли молнии, самолет швыряло, как лодку без руля. «Я тебе скажу следующее дело, – спокойно начал Голованов со своей фразы-присказки, – если пилот будет продолжать набирать высоту, мы разобьемся. Скажи ему, пусть снижается, а то, если я пойду, он как увидит мои погоны...» Ил-14 пошел пониже, мы благополучно вышли из болтанки и долетели.
Когда в Кишиневе провожали последний отработавший свой срок Ил-14, летчики целовали ему крылья. Это не придумка. Так было. Такую награду заслужил конструктор Ильюшин.
С 1950 года и поныне летает эта замечательная машина.
12-ю и 14-ю Ильюшин назвал классической схемой пассажирского самолета...
В конце войны, в 1945-м, Ильюшин задумал и начал проектировать огромный по тем временам четырехмоторный пассажирский самолет Ил-18. Да, да, Ил-18, только не тот, который появился более чем через десяток лет, а еще с поршневыми двигателями, но уже берущий на борт до 66 пассажиров. А какие были кресла в салоне! Массивные, роскошные, установленные на значительном расстоянии друг от друга, – приятно было сидеть, не то что сейчас.
Ильюшин всегда строил машины с запасом, с учетом их развития. Поставили 66 кресел, но можно их сдвинуть поближе и установить 90. Как потом на турбовинтовом Ил-18 сперва было 75 мест, шаг сдвинули – сделали 90 и 100, и даже 120 мест было на недлинных трассах, скажем, Москва – Рига.
Поршневой Ил-18 построили в 1946 году – впервые в нашей стране герметический фюзеляж! 17 августа 1946 года Владимир Коккинаки начал летные испытания необычного самолета, как позже бы сказали, лайнера. А правое сиденье второго пилота занял его брат Константин. Когда пошли самолеты с двумя летчиками, пришлось приглашать и второго пилота. Таким вторым на Ил-12, Ил-14 и вот на Ил-18 стал Константин. А бортмехаником с ними летал еще один Коккинаки – Павел...
Константин Константинович Коккинаки – личность удивительная, человек яркий, моторный, залихватский, неутомимый рассказчик, по телефону всегда гремел своим грубым хрипловато-прокуренным голосом: «Костя Коккинаки звонит!»
Разные люди бывали у него в квартире на площади Восстания, и каждый раз он рассказывал, как перед войной был в кабинете у Сталина, и как тот задавал такие специфические вопросы, какие под силу только очень знающему авиационному специалисту.
– Он сильно нас готовил! – восклицал Константиныч. – И вот из его кабинета мы с Петькой Стефановским (тоже заслуженный летчик-испытатель и тоже Герой Советского Союза. – Ф.Ч.) выходим на Красную площадь...
– И сразу – в Исторический музей! – нарочно продолжает один из гостей, наперед зная, что Константиныч тут же оборвет, не воспринимая шутку:
– В какой Исторический музей? В «Арагви» мы пошли! Как дали там! Мы у Сталина были! Сейчас у бога побывать не то бы значило, что тогда у Сталина!
Когда заговорили об Ильюшине, Константиныч сказал то, что уже можно было слышать от других: «Он настроил свой коллектив делать такие самолеты, которые будут и сегодня, и завтра, и послезавтра». Но вот такое мог рассказать только летчик:
«Испытывали с братом самолет. Я вторым пилотом, на подхвате. Отчет пишем. И кое-что посчитали неправильным, нехорошим – в аэродинамике, в устойчивости... Ильюшин прочел и говорит брату:
– Я не согласен, Вова.
– Серж, ну это твое дело, ты генеральный, а мы летчики, прав я, Костя?
– Я не подпишу, – не соглашается Ильюшин.
– Твое дело, а мы написали вот так.
Разошлись, три дня не разговаривали. А потом он, видимо, все снова продумал, просчитал, проверил и согласился с нами. Если б мы были не правы, ни за что б не согласился!
Ил-12 мы с Володей испытывали, первый такой большой самолет. В фюзеляже протянули веревку, чтобы в случае чего сразу добраться до двери и выпрыгнуть... Испытывали двухмоторный дизельный бомбардировщик Ил-6. Он был больше Ил-4, имел более мощное вооружение. Включили моторы, слушаем потроха, взлетаем. Летим, чувствуем – сесть не сможем. Володя говорит мне:
– Ты прыгай, а я подумаю.
– Ты подумай, а я покурю, – ответил я.
– Интересно, чего она хочет, эта машина? – говорит Володя.
Была ровная облачность, и мы решили сымитировать посадку на облака. Получилось.
– Она любит большую скорость, – понял Володя. Мы полетели в Жуковский и сели там на очень большой скорости. Еле сели.
– Ну его к черту! – прямоломно охарактеризовал самолет Володя. Ильюшин сразу же зарубил эту машину:
– Согласен. Такой самолет не нужен. Не годится.
Вот его принципиальность. А сколько ума, труда вложено, сколько ночей потерянных!»
«Он не шел на неоправданный риск, – подтверждает и старший брат Владимир. – Он неторопкий был при выходе самолета в жизнь».
«Ты подумай, а я покурю» – такие жили на земле братья Коккинаки.
А их технику пилотирования проверял Сергей Николаевич Анохин:
– Я был инспектором и записал: «Отмечаю исключительно высокую технику пилотирования», – и ничего больше.
– Не беру своего брата, но из моего периода самый талантливый летчик – Сережа Анохин, – высказывает свое мнение Константин Коккинаки.
«Не беру своего брата»...
Несколько десятилетий, начиная с 1935 года, Владимир Коккинаки был ведущим и единственным летчиком-испытателем на ильюшинской фирме. Рачительный хозяин, Ильюшин будет держать у себя только одного летчика, но зато этот летчик – Коккинаки, и можно уверенно сказать, что Владимир Константинович, приучивший к небу все Илы, по праву был их соавтором. Так сложилось в 30-е годы, что ведущими летчиками-испытателями были: у Туполева – Громов, у Поликарпова – Чкалов, у Яковлева – Пионтковский, у Ильюшина – Коккинаки. Великие конструкторы, великие летчики, и такие разные...
Много легенд ходило о Владимире Коккинаки. В темном переулке у забора ильюшинской фирмы пристал к нему некий субъект: «Снимай пальто кожаное!»
Владимир Константинович перебросил субъекта через забор на территорию фирмы, где его подобрали охранники.
Когда перестали выпускать его любимые сигареты «Памир», «Кокки», как называли летчика на фирме, поехал на табачную фабрику. Смотрит – на полу столько табаку рассыпано, уборщица подметает.
– Да ведь хороший табак! Сделайте из него 500 пачек «Памира», мне надолго хватит!
Сделали. Летчиков любили.
С «Кокки» Ильюшин дружил до последних дней жизни. Их отношения можно назвать своеобразными. Ругались часто. Коккинаки сделает полет в Жуковском и сразу звонит Ильюшину:
– Трясло... Сваливало на бок... Задирало... Шумело...
– Ты врешь, Вова! Этого не может быть, не заливай, – отвечает Ильюшин. Положит трубку и говорит: – А может, не врет?
И на следующее утро, не заезжая на работу, Ильюшин уже в Жуковском. Записывающая техника не ахти какая – осциллографы, царапающие бумагу. К Коккинаки полное доверие, и тот, конечно, гордился этим, но у Ильюшина всегда было «доверяй, но проверяй», ибо и Коккинаки допускал ошибки. Но Ильюшин считал, что коль он избрал его испытателем на свою фирму, то менять не следует, хотя кое-кто думал по-иному. Бывало, на работе Ильюшин «подсовывал» под руководителя более сильного конкурента, но под Коккинаки – никогда...
И вот 17 августа 1946 года, накануне Дня Воздушного Флота, Владимир Коккинаки в своей неизменной кепке докуривает и занимает командирское место в очередной, как всегда, новой машине, которых в его жизни будет за 70. На этот раз – Ил-18, поршневой.
Многие конструкторы первый вылет обставляют торжественно, приглашают высокое начальство. Обычно Ильюшин этого не делал, но на сей раз получилось исключение из правил. Торопил Московский комитет партии, и на первый вылет прибыл секретарь МК Фирюбин, из министерства – Дементьев, от ГВФ – маршал авиации Астахов, все со свитами. Много народу собралось на аэродроме.
- Предыдущая
- 44/76
- Следующая
