Друг Наполеона (Рассказы) - Коннелл Ричард Эдуард - Страница 28

Если бы вы не знали, что такое «третья степень», я рассказал бы вам. Она помогает нам развязать любые языки…

— Позвольте мне сказать… Я вас не боюсь! Если человек приговорен к смерти, он уже неуязвим — ведь он знает, что это самая сильная кара нашей дикарской цивилизации. Теперь вы мне обещаете то, что для меня хуже смерти, — боль и неправду… Все равно скажу, что я о вас думаю… Начинайте же, бейте меня, ну?.. Я же вижу вас насквозь, вы для меня совсем прозрачны, капитан…

— Да, несчастная крыса, я вас сейчас для начала стукну, да не один раз! — взвыл полицейский. — Но… подожду немного…

— Благодарю вас. Тогда мне нечего беспокоиться. Сбить меня с ног нетрудно… Вы фунтов на пятьдесят тяжелее меня, и я не умею драться… Не приучен, знаете… Но помните: вы бьете невиновного, и вам это прекрасно известно!

— Что-о?.. — Деннетт поднял руку, защищаясь от удара, но удара не последовало. — Что вы этим хотите сказать, Деннетт?

— Вот что: вы хотите взять меня на испуг. Я бедный человек, у меня мало друзей, в этом городе я чужак. Я рядовой учитель в захолустном колледже; странный малый со странными привычками, вроде одиноких ночных прогулок. У меня бессонница, понимаете? Вообще я идеальный экземпляр, которому легче всего приклеить «дело», когда начальник полиции должен раскрыть преступление, чтобы спасти свое лицо…

— Хватит, Деннетт! — прогремел капитан.

— Не останавливайте меня. Вам же самому интересно знать, что мне известно. Так слушайте. Зверски убитую Эстер Хексли нашли двенадцать дней тому назад. Вы никого не задержали. Тогда через три дня «Вечерняя трибуна» напечатала статью, обвиняя вас в ротозействе и некомпетентности. Она назвала вас «Беррэджем-мясником» и заявила, что если вы не найдете убийцу, то вам лучше перейти работать на городскую бойню, где для ваших способностей открывается широкий простор. На следующий день меня арестовали… Не прерывайте меня! Вам нужно было создать «дело». И вы создали типично полицейское дело. Могу сказать точно, как вы рассуждали: «Вот убитая. Кто она? Студентка. А вот учитель, чудак со странными привычками. Девушка училась у него по классу психологии. Что-то болтали насчет того, что он беседовал с ней в кабинете с глазу на глаз… Вот-вот! С глазу на глаз, да еще, наверно, за запертой дверью! Говорят, что беседовали тихо, но девушка всхлипывала. Ого! Нет ничего проще, как убедить суд, что учитель затеял роман с хорошенькой ученицей, а когда она ему отказала — он старше ее и некрасив, — он заманил ее в лес и убил в припадке ревности». Конечно, суд не поверил бы рассказу учителя, что беседовал он со студенткой о ее большом отставании по его предмету, она плакала, обещала подтянуться и сдать, наконец, зачет. Этой правде трудно поверить, когда не хочешь ей верить. А вам нужно было состряпать «дело», и вы его состряпали. Но у вас не было никаких доказательств. И вы создали доказательство, правда слабенькое… Пригодилась моя старая шляпа… Она висела в шкафу в кабинете психологии, висела там несколько месяцев, я о ней совсем забыл. Вы уверяете, что нашли ее в лесу недалеко от места преступления. Как она туда попала? Я не знаю… А вы?

— Не знаете и не сможете объяснить суду! — торжествовал Беррэдж. — Лучше молчите и берегите свою шкуру! Вот вам перо и чернила. Пишите:

«Я, Джон Деннетт, сознаюсь, что второго марта убил…»

Деннетт скрестил руки на груди.

— Никогда!

— Вы понимаете, что последует за вашим отказом?

— Вы любезно объяснили мне: «третья степень».

— Да-с, именно «третья степень», когда все дозволено!

Деннетт горько усмехнулся:

— Детский прием!.. Вы плохой полицейский и никудышный психолог. Все ваши методы — ерунда.

— Увидим.

— Это доисторические методы: угрозы и физическая боль. Метод дураков и негодяев.

— Я этого не забуду, Деннетт!

— Я тоже!

— Вы мне грозите? Мне?

— Да, — ответил Деннетт. — Вам. Я предупреждаю вас, капитан Беррэдж: если вы примените ко мне так называемую «третью степень» допроса, то я применю к вам «четвертую степень».

— Что это такое? Такой и не бывает!..

— Бывает.

— Нет, вы меня не одурачите! Я, знаете ли, служу в полиции двадцать лет и никогда не слышал о такой «четвертой степени».

— Вы о многом не слышали. Но еще услышите.

— Объясните мне, Деннетт, что это такое?

— Вот что: «четвертая степень» применяется тогда, когда отказывает ваша хваленая «третья степень» — средневековье, дикое полицейское изобретение. А «четвертая степень» — новый научный метод, изобретен учеными. В ней применяются мучения, куда более страшные, чем ваши побои и выкручивание суставов. Подумайте об этом, капитан Беррэдж…

— Вздор! Мне уже не раз грозили. Каждая тюремная крыса визжит: «Я тебе припомню!», но не осмеливается мстить.

— А я посмею, — заявил Деннетт.

— Хватит с меня! — вскочил Беррэдж. — Хватит этих штучек! Еще раз спрашиваю: вы убили Эстер Хексли?

— Нет.

…Деннетт лежал на полу, изо рта струилась кровь. Потом с трудом поднялся на ноги.

— Отвечайте! Вы убили ее?

— Нет… Осторожно, капитан, вы сломаете мне руку!..

— Я развяжу твой язык! — выл Беррэдж. — Я буду вывертывать тебе руки, пока ты не скажешь «да»!

Деннетт стонал, кричал, но не произносил «да». Беррэдж швырнул его об стенку и нажал кнопку звонка. Вошли два детектива с мрачными лицами.

— Карсон! Раф! Тащите сюда резиновый шланг! Слышите, Деннетт? Резиновый шланг, тот самый!

— Слышу, — пробормотал Деннетт. — Что же, бейте, я готов.

— Признавайтесь! Вы убили ее?

— Нет.

От удара кулаком Деннетт снова упал. Беррэдж стоял над ним:

— Говорите «да».

— Нет.

Тяжелая подошва Беррэджа опустилась на пальцы учителя. Тот вскочил и бросился на своего мучителя, но его перехватили вернувшиеся детективы. Один схватил его за руки, другой сильно вытянул шлангом вдоль спины. Деннетт вскрикнул.

— Теперь каленое железо, Карсон! — скомандовал Беррэдж.

— Бесполезно, капитан, — возразил Карсон, — он без сознания. Сегодня он не сознается. Лучше помаять его несколько дней без сна, ослабнет парень…

— Приходит в себя, — сказал Раф, наклоняясь над лежащим. — Губы шевелятся. Что-то хочет сказать.

— Что он там шепчет?

— Не разберу. Что-то насчет четвертой степени… Что это значит?

— Не знаю, — буркнул Беррэдж. — Заберите его. Держите всю ночь без сна и скажите, что завтра утром, ровно в десять, он снова получит такую же порцию.

Джон Деннетт пришел в себя.

— Спасибо, капитан, — произнес он. — Рад узнать, что меня ожидает.

Наутро, ровно в десять, Деннетта доставили к Беррэджу.

— Готовы сознаться? — встретил его капитан.

— Нет.

С первого же удара Деннетт потерял сознание.

— Пожалуй, надо дать ему передышку, — посоветовал Карсон. — Не следует оставлять на его теле много следов. Это производит на суд неважное впечатление, знаете…

Деннетта снесли обратно в камеру. Он тщетно пытался заснуть: специально приставленный полисмен тряс его и будил, когда в камеру вошел тюремный надзиратель.

— Деннетт!

— Да?

— Уматывайте отсюда, — усмехнулся тюремщик.

— Куда?

— Куда хотите. Вы свободны.

— Свободен?

— Я же вам говорю: свободны, — повторил тюремщик и усмехнулся, вспомнив услышанные забавные новости. — Н-да, сэр, вам здорово повезло! Они бы вас совсем захлопали, как вдруг им удалось вырвать признание у парня, ну, который действительно убил. Он батрак из округа Лагранжвилль, Джэк Тарвер, по-моему, немного того… не в себе… Его два дня продержали в одиночке, потом капитан с двумя ребятами мило побеседовал с ним в конторе, и он через полчаса сломался и подписал признание. Так что вы свободны… Вы, понятно, обижаетесь… Только они бы с вами так не обращались, если не думали бы, что вы и есть преступник. Все мы делаем ошибки в жизни, я вам скажу, но капитан Беррэдж еще гуманный парень, а вот есть другие…