Корейский вариант (СИ) - Поселягин Владимир Геннадьевич - Страница 71

- Поехали, тебя уже жду. Ты даже не представляешь, как тебя ждут.

Одиннадцать лет спустя. Конец весны 1949 года. Южная Корея, окрестности Пусана. Вечер.

Уже привычно перекатываясь, стараясь не получить травм от многочисленных камней вросших в склон, я мягко встал на ноги, и осмотрелся, зажимая рану на голове. Жаль, что я прихожу в себя в этом теле раз за разом только после того как её получал. Учёные Союза, изучая эту особенность, предположили, что травма и является причиной духовной смерти Муна и вселением меня в это тело. Я был склонен с этим согласится, хотя были выдвинуты и другие версии, тоже вполне логичные, но эта мне показалась более правдоподобной.

Да уж, в четвёртом эпизоде я прожил аж одиннадцать лет, но не скажу, что меня там всё устраивало, хотя плюсов было не меньше. Я не был таким оракулом которого слушали все с открытыми ртами. Выслушивали, анализировали, и делали так как сами считали. История стала меняться, этого не отнять, но не совсем так как я думал, хотя общая жизнь в Советском Союзе и стала лучше, причём заметно. Сталин в тот первый день, помниться, долго со мной разговаривал, до самого утра, а потом меня отвезли на служебную квартиру под охрану, где я жил почти неделю. Особо не нервничал что меня забыли, тем более мои просьбы выполнили и учителя были предоставлены. Меня к ним на машине возили. А тренировался я с людьми Власика, возвращаясь с синяками. Отметелили меня там не раз. За револьвер, коим угрожал генералу, мстили. Потом отошли, отвели душу, но тренировки от этого легче не стали, да и не нужны были. Сами парни были чисто самбистами и было интересно с ними позаниматься. Я кстати, тренировки потом не забросил и перешёл на самбо, в последствии получив второй разряд по нему. Учили-то меня боевому самбо, а сдавал по-спортивному, оттого и второе, не всё применять мог. Кстати, по фехтованию был первый разряд, как и по шашкам. Выиграл всё же чемпионат Москвы по ним. Да, на гитаре я теперь играю отлично, сам это вижу, на пианино играю хорошо, выше среднего, но каких-либо вершин не достиг. Да и играю чисто для себя, для души. Сядешь бывало, проведешь по клавишам, и отдыхаешь, отдаваясь музыке. Я в такие моменты вообще из действительности выпадаю, живу музыкой. Многие говорят, что у меня талант, но я так не считаю. Ещё на аккордеоне научился играть, но это так, можно сказать побочный интерес, сторонний. Да, по моей просьбе меня почти год тренировали на базе роты осназа дивизии Дзержинского, на будущее, так сказать. Особенно ножом хорошо научили пользоваться, а также стрелять из пистолета. Тут нужен особый навык. Он в Союзе не особо развит, но нашёлся специалист по пистолетной стрельбе. Результат, взял второе место по спортивной стрельбе из пистолета по городу. Четыре года учили по нему, не шутки. Почти мастером стал, хотя инструктор считал, что без почти, своим учеником тот гордился.

Из навыков что я приобрёл за эти годы жизни в Союзе, можно ещё вспомнить про морское дело, про которое я не забыл и не отложил. Учителя из старых шкиперов торгового флота мне нашли, тот особенно хорошо давал знания по акваториям ВосточноАзиатской части морей, учил как высчитывать координаты, от древних навигационных приборов до современных. На карте курсы прокладывать, высчитывать дрейф и сход с маршрута при боковом ветре. Да всё. Эти знания я получил в Москве где прожил первые три года. Практику получил уже после смерти Сталина, после пятьдесят седьмого года, когда переехал в Севастополь. Там вступил в клуб любителей парусного спорта, устроился туда же работать, и изредка ходил под парусом. Но под охраной, даже после смерти Хозяина я оставался секретоносителем высшей категории, поэтому охрана была. Да, в Севастополе я прожил чуть больше трёх лет, по приезду сразу поступив в медицинское училище, на сельского фельдшера учился. Учёба должна была продлится четыре года. Не успел закончить, хотя многое получил за это время, память-то у меня идеальная. Хотел экстерном училище закончить, да решил не спешить, и вот как получилось.

Меня не убивали, если вы об этом, был самый обычный несчастный случай при дорожно-транспортном происшествии. Хотя нет, всё же не самый обычный. Однако то, что это было случайностью, я могу гарантировать. Если проще, то я стоял у входа в магазин, где купил продукты, жена попросила, и да, я был женат, как раздался рёв мотора и удар. Обернувшись, я увидел, как водитель грузовика пытаясь остановить свою «хлебовозку» со спуска, с явно отказавшими тормозами, и въехал тот не в людей, впереди был затор, светофор горел красным, а в столб. Вот этот столб и стал падать, причём на меня. Я успел отпрыгнуть в сторону, но провода хлестнули, и помню лишь боль в шее и хруст позвонков. Видимо резко натянувшийся и сыгравший провод перерубил мне шейные позвонки. И такое бывает. Одно хорошо, квартира неплохая жене останется, детей у нас не было, солидная сумма на сберкнижке позволит ей прожить достаточно долго ни в чём себе не отказывая. Да та и сама работает, пусть старшей операционной медсестрой, но работа вполне неплохая.

Сам я с женой жил без любви, мне была нужна женщина, для всего нужна, и в быту, и в постели, и я выбрал Настю. Та против тоже не была, одногодки мы с ней, шесть лет прожили душа в душу, больше уважая друг друга, на уважении семья и была построена. По остальному же, опишу сейчас, пока лежу ночью у костра, попив воды и поев риса с рыбой, и могу позволить себе подумать. А было о чём рассказать, хэ-хэ, и приятно основать что те изменения связны с моими действиями. Если бы я к Сталину тогда не пришёл… А ведь обиделся он на меня за то что я его мягкотелым назвал, описав к чему это привело. Да уж, и не знаю с чего начать. Думаю, лучше по порядку, чтобы не сбиваться с мысли. Когда меня забрали из коммуналки и отвезли на территорию Кремля, некоторая дрожь волнения всё же присутствовала, хотя я и был внешне совершенно спокоен. Говорили мы долго. Потом недельная заминка и следом десять дней я в подробностях описывал как свою жизнь, так и все эпизоды. Причём где-то через пару недель привели Анну, ту самую девушку с которой я уже встречался. Та подтвердила, что я предупредил их в ресторане. До этого та меня ни разу не видела. Анну звали на самом деле Юлией, и ей было девятнадцать, работала переводчиком с корейского во внешней разведке. Говорю же врали мне всё и про родственника генерала и остальное, обычная медовая ловушка для южнокорейских генералов. Да не важно, когда мне наконец поверили, уже всё, все проверки были проведены и всё подтвердилось, а это длилось больше двух месяцев, то меня передали учёным, и те стали создавать архив по всем моим воспоминаниям. Идеальная память, та что восстановилась при переселении, в этом помогала особенно. Кстати, память Муна их тоже интересовала, сделали архив. Я предложил написать пару книг про перемещенных во времени, но мне вежливо отказали, наложив гриф секретности на эту тему. А вот музыку и песни, всё что вспомнил, вытянули всё. Я за это разовый гонорар получил, и не как создатель, а как носитель.

Естественно меня как профессионального лётчика не могли оставить в стороне. Я уже летал на разных машинах, включая «Миг-15», показывая, что говорю правду. Ну и фигуры высшего пилотажа покрутил, тренировочный бой устроил. Впечатлил. Сталин, кстати, на аэродроме присутствовал, следил за ним. Бой на «Мигах» был, на поршневых до этого проводили. После того боя меня официально оформили работать на один из заводов специалистом, и лётчиком-испытателем с высокой зарплатой. Правда, я «испытывал» только те машины, которые уже в серию пошли, то есть, поддерживал свой лётный навык. Ну и учил, учил лётчиков летать на реактивных истребителях, и бить, бить противника. Всё же опыт изрядный у меня имелся, как-никак я сам учился по тому что наши накопили из опыта по Корее, а во Вьетнаме я лично был. Тут не только управление самого истребителя, но и управление соединениями, ввод в бой новых подразделений, перегруппировки и остальное на уровне полк, дивизия, корпус. Выше меня не учили. Реактивная авиация не поршневая, и тот множество своих нюансов, которые наше ВВС могут получить только в бою. Не зря же американцы через Корейскую войну провели почти все свои авианосцы, чтобы команды и лётный состав получили так необходимый им боевой опыт. Да и сами получили опыт таких локальных войн. Это был их первый, а потом последовали и последуют огромное множество остальных. Так что в плане реактивной авиации, в основном истребительной и штурмовой, я явился экспертом даже сейчас, хотя многие наши лётчики и прошли почти четыре года активных воздушных боёв Корейской войны. Но ведь на усовершенствованных машинах её встретили, с нормальными шлемами и забралами, встроенными локаторами и системами наведения, системой дыхания и противоперегрузочными костюмами. Уровень оснащения даже был выше чем у американцев. Учтено было всё, согласно методикам начала восьмидесятых. Тут эта война практически повторила тоже что помнил и я, разве что под конец появились «Миги-17», став хозяевами неба, а чуть позже их модернизированные версии, успев зацепить конец войны. То есть обе новейшие машины успели пройти боевые испытания и со всеми рекомендациями, были отправлены обратно на доработку. В этой войне счёт был шесть с половиной тысяч самолётов противника против две тысячи двухсот наших. Сюда включены и потери Северной Кореи в самом начале войны, да и Китая тоже. А так в этой войне снова наши боялись противокорабельные ракеты запускать, хотя корабельные группировки американцев были в зоне их действий. Боялись ядерного удара, которого так и не последовало, хотя войну американцы с треском проиграли, Корея стала неделимой, северяне правили. Однако опыт тут не только мы получили, но и американцы, что подтвердили их, развязав уже несколько локальных войн. Обычно наши там тоже участвовали, как противовес американской экспансии, но это не всегда было.