Семейные обязательства (СИ) - Келин Алекс - Страница 12

- Вам не нужно жениться на мне, Пьер! - быстро говорила Элиза. - Это повредит вашей карьере! Союз с семьей преступника... - ее голос сорвался, но Элиза постаралась взять себя в руки. - Откажитесь от брака! Никто вас не осудит, наоборот! Вы были помолвлены с дочерью одного из самых древних родов Империи, а не с отпрыском несостоявшегося убийцы. То, что я не под арестом - странное упущение, но его, скорее всего, исправят в ближайшие дни. Зачем вам этот скандал?

Пьер мельком глянул на искрящийся камень кольца. Взял ее за руку - Элиза попыталась вырваться, дернулась в сторону, налетела бедром на угол стола и покорно замерла. На ее глаза снова навернулись слезы, когда ободок из белого золота с проклятым бриллиантом снова оказался на пальце.

Пьер отпустил ее руку и отошел на пару шагов.

- Лизанька, избавьте меня от мелодрам. Да, я тоже не рад предстоящему браку. Еще больше меня огорчает то, что мои дети будут потомками семьи Луниных. Ваш папенька - идиот и бездарность. Он не только не понимал, насколько канцлер Воронцов полезен Империи, так еще и не сумел довести покушение до конца. Ничего, я обдумаю все вопросы правильного воспитания своих сыновей. Насчет ареста не переживайте, кавалергардский корпус оплошностей не допускает. Какую опасность может представлять для империи глупая девочка? Зальет слезами тронный зал?

- Это самая длинная фраза, которую вы мне сказали за все время нашего знакомства, - вздохнула Элиза.

- Сейчас скажу еще одну, и закончим на этом. Много лет назад я дал слово на вас жениться. Не в обычаях фамилии Румянцевых отказываться от обещаний. Завтра к полудню я пришлю за вами карету. Доброй ночи, сударыня.

- Но ведь вы меня даже не любите! - воскликнула Элиза ему в спину.

Пьер раздраженно покачал головой на ходу. Остановился. Обернулся к Элизе и сказал как о чем-то, само собой разумеющимся:

- Не люблю, и наши чувства взаимны. Это ничего не меняет.

Он вышел прежде, чем Элиза придумала хоть какой-то ответ.

Это стало последней каплей.

Элиза рухнула на диванчик и залилась слезами. Никого не стесняясь, она громко рыдала, обняв вышитую подушечку, пахнувшую родным домом, детством, счастьем - всем тем, чего она лишилась.

Элиза икала, было трудно дышать, но остановиться не получалось.

Рядом прошуршали юбки. Теплая, мягкая ладонь горничной Дарьи погладила ее по плечу.

- Ыыыыыыы! - взвыла Элиза еще громче и уткнулась лицом в ее фартук.

- Ты поплачь, девочка, поплачь, - приговаривала Дарья, проводя рукой по спутанным светлым волосам Элизы, - выплачь все, все будет хорошо...

- Не бууууудет, - рыдала Элиза, - мне замуж за Пьера, как в омуууууут!

- Ну что ты, милая, - ворковала Дарья, - он не плохой человек, из хорошей семьи, от злых языков тебя защитит... Ты еще будешь с ним счастлива, обязательно, поверь мне, старой... Вот, возьми платочек, да вытри слезки. Невесты перед свадьбой всегда плачут, но нельзя, чтоб глазки завтра опухшие были, у тебя такие красивые глазки...

- Сбегу, - решительно заявила Элиза, промокая лицо платком, - на край света сбегу. Кольцо продам, уеду в Заозерье, к магам... Пусть Пьер подавится своим честным словом!

Горничная вздохнула.

- Старушку Дарью с собой возьмете, барышня?

- Возьму, - кивнула Элиза, - только надо одеться попроще, чтоб не узнали. Пойдем пешком, как простолюдинки. Завтра с утра сбегай к ювелиру, продай этот перстень... Хотя нет. Перстень я все-таки ему верну. Вот, возьми серьги.

Дарья смотрела на нее грустно и участливо.

Элиза вскочила и кинулась в свою комнату. Отдала Дарье всю шкатулку с украшениями. Таких крупных бриллиантов, как в помолвочном кольце, там не было, но какие-то деньги за них можно выручить.

Дарья спрятала драгоценности и еще раз погладила Элизу по голове.

- Ложитесь спать, барышня, поздно уже. Утро вечера мудренее. А я позабочусь обо всем. Давайте я вам косу на ночь заплету. С утра шалфея заварю, умоетесь...

От слез и негромкого, ласкового голоса Дарьи Элизу сильно клонило в сон.

"Последний раз я сплю в родном доме", - сказала она чуть слышно, сама себе.

В этих простых словах была и грусть, и надежда, и страшно было - что уж скрывать!

Подумать о том, какой будет ее новая жизнь - беглянки и простолюдинки - Элиза не успела. Заснула.

Архиепископ Гетенхельмский дышал неглубоко и трудно. Он полулежал в кресле, медленно перебирая четки. Отец Георгий следил за его пальцами в старческих пятнах, слушал методичные щелчки каменных бусин друг об друга и ждал.

В камине уютно потрескивали березовые дрова. На изящной маленькой жаровенке подогревался чайник. Пахло чабрецом, давленой клюквой и едва заметно - ладаном, за многие годы богослужений, казалось, въевшимся в одежду и кожу старого священника.

- Помру я скоро, Георгий, - негромко сказал архиепископ. - Врачи говорят, жидкость вокруг сердца... Откачивали уже, втыкали в меня длинные иголки, да только впустую все. Время пришло.

- Мне жаль, Ваше Святейшество.

- И мне жаль, - очень серьезно кивнул архиепископ. - Сейчас церкви защита нужна, как никогда. А я уже не смогу... Значит, придется тебе.

- Я... - отец Георгий замялся. Что сказать? "Я оперативник, а не интриган"? - а то Владыка не знает. "Мне бы с новым законом "О Магии" разобраться"? - так это твоя служба, охранитель. "Бог не выдаст - свинья не съест"? - уже хамство.

- Я не понимаю вас, Владыка. Что угрожает церкви? Разрешение на магию одобрено Святейшим Синодом, Император благословил...

Архиепископ вздохнул. Несколько раз кашлянул, держась за грудь. Потянулся трясущейся рукой к портьере, закрывающей нишу рядом с креслом.

Отец Георгий встал и отдернул тяжелую ткань. За ней обнаружился столик, заставленный коробочками, флаконами и баночками. На большой стеклянный графин с водой была приклеена бумага с расписанием времени приема лекарств.

- Послушник следит, да только сегодня я его по делам погнал... - выдохнул архиепископ.

Охранитель налил воды в стакан, сверился с расписанием и смешал микстуру. По покоям Владыки разлился запах мяты и пряных трав, смешался с чабрецом и ладаном, сплелся в новый аромат, как у лучших парфюмеров.

- Спасибо, - кивнул архиепископ, принимая лекарство. - Проскриплю еще сколько-то, вашими молитвами... Садись, отец Георгий, чайку себе налей, поговорим, пока могу.

Архиепископ пожевал губами, допил лекарство и снова принялся за четки. Охранитель ждал.

- Император... Благословил, - негромко начал архиепископ. - Благословил использование незловредной магии, благословил своих ищеек рыться в бухгалтерии Синода, благословил канцлера проработать изменения в земельный кодекс, чтобы монастыри и общины платили налоги с приносящих доход земель... дело вроде бы благое - искоренить мздоимство, пустить средства на богоугодные дела, а не в карманы иерархов... А то ишь, набили мы карманы, лопнут скоро.

Пока архиепископ говорил, то и дело прерываясь на судорожный вздох, охранитель смотрел на обстановку приемной. Простая мебель, никакого богатства. Потертый ковер на полу, на нижнем краю портьеры аккуратная штопка, столик слегка поцарапан, книжному шкафу уже лет двадцать сравнялось, но все еще крепкий. К чему менять?

Самый роскошный предмет здесь - кресло Владыки. Мягкое, обито вышитой тканью, пуховая перина, а не кресло. Так у архиепископа суставы ноют от старости. Кому лучше станет, если Владыка не сможет мессу отслужить из-за боли в костях?

Но отец Георгий видел и другие апартаменты служителей церкви. Даже его собственный кабинет, доставшийся от предшественника, был обставлен намного богаче кельи архиепископа. Пока предыдущего провинциал-охранителя Гетенхельмского не доконали старые раны, напряженная работа и не слишком подходящие для епископского сана виды отдыха, он превратил свои покои в нечто среднее между музеем и будуаром стареющей светской львицы. У отца Георгия пока руки не доходили избавиться от излишне мягкой кровати с балдахином, и каждое утро он маялся больной спиной, привыкшей к твердым соломенным матрасам, а то и голым лавкам.