Заноза Его Величества (СИ) - Лабрус Елена - Страница 25

Будет жив — нарожает себе наследников сколько хочет. Вырастит, воспитает. А я не позволю девчонке остаться без мужа, беременной или на руках с дитём, за которым только ленивый в этом мире не будет охотиться.

Вид слуги, с мокрым пятном на груди и поломанными цветами, чудом удержавшимися на его ливрее, пожалуй, красноречивее слов.

— Катарина, — рычит король, выгоняя слугу прочь. Но я успеваю остановить парнишку и снять эти цветы, явно собранные на соседней клумбе и явно пока Его Не Умеющее Ждать Величество томилось в ожидании и решило меня порадовать букетом.

— Они великолепны, мой король, — впихиваю я обратно в вазу невинно пострадавшие ромашки. — Я приношу свои глубочайшие извинения за опоздание, но я тоже готовила сюрприз. Тебе понравится, — шепчу я ему на ухо, а потом беззаботно занимаю место за столом.

Понятия не имею что это будет. Но неужели я да не придумаю чего-нибудь, что ему понравится.

В ответ только одна его красиво изогнутая бровь уползает на лоб, вторая, напротив, злобно опускается вниз. И эта борьба противоположностей на его лице, этот Инь и Ян его бешенства, когда он мучается убить меня или поцеловать и одинаково хочет и того и другого... ну что сказать, они великолепны. Но поцелуя он не дождётся. Потому что не стоило пропускать вечернюю летопись. Потому что нельзя безнаказанно оставлять на моей заднице отпечатки губной помады. Потому что… по хрен мне на каком боку у тебя тюбетейка.

— Как тебе Маргарита? — проглотив, выдохнув, выпустив пар из ноздрей, садится Посылающее Мне Лучи Гнева Величество, расправляя на коленях салфетку.

Да ладно! А придушить? Сомкнуть в дрожащих пальцах мою тощую шейку? Услышать, как хрустнули позвонки? А потом раскаяться, зарыдать над моим обмякшим телом? Нет? Какой ты скучный, мой дорогой. Но, может, хоть мясо нам подадут с кровью? На завтрак. И тогда я согласна вести светские беседы.

«Тоже нет? Обычный континентальный завтрак?» — разочаровано разглядываю стол. Значит, не зря я не доверяю худым поварам.

Но беседы, так беседы. Только сразу этот выпад с Маргаритой — мимо. Не Мастер ты, Гога. Ох, не Мастер. Но теперь мой выстрел. И продолжу я, пожалуй, не в «морской бой», а сразу контрольный в голову.

— Она великолепна, Ваше Величество, — рассматриваю я варёные яйца, сыр, выпечку, нарезанные колбасы. — И по уши влюблена в генерала Актеона.

Да, вру. Понятия не имею как относится Марго к Суровому Ведмедику, но о том, что он к ней неравнодушен, знает, а потому, если правильно расставить акценты… В общем, ох, не вовремя ты решил сделать этот глоток, Гога. Ох, не вовремя!

— Нет, ты, конечно, ей тоже немного нравишься. Вот на столечко, — показываю я пальцами толщину с большую книгу, но потом, якобы подумав, соединяю их до расстояния в несколько миллиметров. — Но сердцу ведь не прикажешь. А в её сердце твой преданный пёс Барт. То есть прости, это же ты Пёс, а он, кажется, Медведь, но ты понял, надеюсь, что я хотела сказать обо всём этом вашем зоопарке.

Покраснев, как варёный рак, Его Поперхнувшееся Величество с трудом, но всё же мужественно проглатывает нечто свежевыжатое, что он там обычно пьёт на завтрак, отставляет стакан и нет, не разглядывает меня — прикидывается мелком «Машенька», густо очертившим вокруг меня замкнутый круг. В общем, хана мне, жалкому таракашке.

— Маргарита и Барт? — наконец, культурно прокашлявшись в салфетку, хрипит он.

С трудом сдерживаюсь, чтобы не показать ему средний палец. Ну и кто у нас тут теперь ревнивый? Неприятно, да, знать, что трахаешь её ты, а любит она другого. Ну или что моё кунг-фу сильнее твоего.

— Он бы не посмел.

— Не посмел что? — радостно обнаруживаю я в ведёрке со льдом что-то подозрительно похожее на шампанское. И тыкаю пальцем в запотевшую бутылку.

— Ты лжёшь, — подзывает он слугу, и когда тот наполняет только мой бокал, опять поднимает свой стакан с чем-то цвета свежеперемолотого фея, делает глоток, морщится, а потом только продолжает: — Нет, она лжёт. Барт никогда не взял бы то, что принадлежит мне.

«Так Его Святая Простота считает, что Барт просто трахал девчонку без разрешения?» — мурлычу я от счастья, глотая холодный, щекочущий нёбо напиток. Подозревает своего генерала в непослушании? Это потому такие муки на лице, что лучший друг взял без спроса самокат и сломал? Или что они с самокатом теперь лучшие друзья?

Но, отпив добрую половину своего искрящегося напитка, я ставлю на стол бокал и понимаю, что, глядя на меня, думает он не об этом. Не той головой. И только об одном: о легендарной, героической, годящейся войти в анналы истории, записи в летописи. И немедленно. Ведь теперь у него зуд доказать мне, что он очень даже и ничего. Что он очень даже и лучше всех, а не только Барта.

Извини, дорогой, у меня голова одна, но у девушек за это отвечает мозжечок. Поэтому девушку нужно сначала положить, а потом задавать вопросы, если не хочешь услышать «нет». А я мало того, что сижу, так и до этого ещё два часа просидела столбом, терпела, пока из меня сделают такую фря, чтобы не только у тебя слюнки текли. Поэтому меня мало положить, меня ещё бы и потрясти хорошенько, чтобы мозжечок правильно развернулся. Но из-за того, что ты где-то там прохлаждался, я причёску портить не намерена. «В общем, перетопчешься! Читай по глазам», — церемонно разбиваю я ложечкой скорлупу варёного яйца.

— Ты не передашь мне соль? — вывожу я Его Замешательство из эпохальной задумчивости.

— Да, соль, — ставит он передо мной солонку и дальше показывает рукой. — Хлеб. Варенье. Это, — заглядывает под крышку, — масло. В общем, я не знал, что там у вас едят на завтрак. Поэтому всего понемногу.

— Обычно я ем на завтрак упрямых тиранов. Разогреть, но не поджаривать. Но для тебя сделаю исключение, — подаю я ему нож и показываю на хлеб. И на масло. — Поджарю до хрустящей корочки.

— Это сделать мне? — округляет он глаза. Я уверенно киваю. Но он откладывает нож. Подзывает слугу. Но того я останавливаю царственным жестом.

— Ладно, сама. Всё сама, — уверенно распиливаю пополам булку. Густо намазываю обе половинки маслом. Щедро накладываю сверху варенья. — Держи! — протягиваю скептически поджавшему губы Величеству. — Вкусно! Ням-ням!

«Ну, не хочешь, как хочешь. Что я этому дикарю поясняю?» — пожимаю плечами, откусывая приличный кусок. Подхватываю с тарелки кружочек нарезки и тоже отправляю в рот. Не знаю, что такое обещанные в колбасе «каплуны», а ветчинка сносная. Запиваю шампанским. И облизываю с пальцев, оставшееся на них варенье, когда удивлённо наблюдающему за мной Величеству что-то сообщают на ухо.

— Приехал твой отец, — наклоняется он к столу.

— Супер! — прикрываю я рот салфеткой, когда коварные пузырьки вырываются обратно и встаю. — Я готова.

— Твои деньги, — сняв с подноса у так и стоящего рядом слуги, кидает Его Щедрость на стол звякнувший мешочек.

— На мелкие расходы? — растягиваю я верёвочку чтобы заглянуть внутрь. Кто-нибудь бы ещё проконсультировал как пользоваться этими медяшками. Да, ладно, по ходу разберусь. — Спасибо, Ваша Щедрость! — Привязываю я увесистый кошелёк к поясу. — И спасибо за завтрак!

— Катарина, — останавливает меня Георг, когда я уже развернулась уходить. И неожиданно оказывается так близко, схватив меня за руку, что я чуть не втыкаюсь носом в его грудь. — У тебя тут, — приподнимает он за подбородок мою голову и осторожно, подушечкой пальца вытирает верхнюю губу.

«Ну, удиви меня», — качаю я головой, когда, не сводя с меня глаз, он слизывает варенье.

— И правда вкусно. Сладко, — усмехается он, посасывая палец.

«Ну, сразил, сразил наповал. Вся мокрая. Вся теку», — отодвинув его, достаю я из ведёрка бутылку. Наливаю на два глотка. Осушаю залпом. Вытираю рот рукой, и вытащив из его рта, так и застрявший там палец, впиваюсь поцелуем в губы, пропахшие моим вареньем.